Близкие люди - Татьяна Устинова

Она быстро и жадно выпила и попросила смущенно:

— Паш, давай унесем куда-нибудь эту кучу. Я ее стесняюсь. Или давай оденемся, что ли?

Но на это Павел Степанов был совершенно не согласен.

— Вот одеваться мы точно не будем, — сказал он внушительно. Нагнулся и разом сгреб в охапку все вещи. — Я это унесу, а ты можешь открыть воду в ванной.

Она посмотрела ему вслед.

Если бы он не нервничал так сильно, возможно, она сделала бы вид, что не придает «эпизоду» никакого значения. Но он нервничал как-то странно и неуместно для человека тридцати восьми лет от роду, имеющего в жизненном ранце за плечами свидетельство о разводе и восьмилетнего сына. Все оказалось гораздо сложнее и проще, Чем Ингеборга поначалу себе представляла.

Он хотел ее, а вовсе не презирал или не замечал, как ей казалось все это время. Он хотел ее и боялся не справиться с собой. Вряд ли когда-то у кого-то еще она вызывала такие же сильные чувства, пусть и замешенные на «чистой физиологии».

Он боялся себя — и ее! — так, что готов был в последний момент сигануть с балкона, и, наверное, сиганул бы, если бы она его не остановила, упершись кулачком в грудь.

Что это такое? Он не похож на истерика или полоумного.

Он уверенный в себе, состоявшийся, успешный молодой мужик, вполне справляющийся с жизнью. По крайней мере имен но такое он производил впечатление на окружающих, в том числе и на Ингеборгу. Может, сам на себя он производил какое-то совсем другое впечатление?

Ей было любопытно, радостно, странно, чуть-чуть стыдно и безудержно весело.

Она все у него выпытает. Теперь она — часть жизни не только его сына Ивана, но и его самого. Она не даст ему избавиться от себя слишком скоро. Она вообще не даст ему от себя избавиться. Он ей нужен, этот здоровый, сильный, странный мужик, который боялся ее прикосновений, как будто она могла сделать ему больно.

А может быть, и вправду могла?..

— Ты еще не утонула? — Он двинул в сторону пластмассовую дверцу душевой кабины и втиснулся к ней в крошечное. заполненное паром пространство.

— Не-а. — Ингеборга моментально направила ему в физиономию сильную, как будто жестяную, горячую струю воды.

Он зафырчал, как лошадь на водопое, и замотал головой, но она не давала ему уклониться и коварно продолжала поливать водой лицо. — Вот ты мне лучше скажи, Павлик, какого черта ты меня все это время не замечал, забывал здороваться, холодность изображал?

— Потому и изображал, — ответил он непонятно и перехватил у нее душ. Пристроил его на стену, а сам взял Ингеборгу за скользкие бока, приподнял и поцеловал в губы, по которым скатывалась горячая вода.

— Я похожа на мокрую крысу, — сказала она, чуть задыхаясь, когда он отпустил ее, и откинула назад мокрые волосы.

— Ты похожа на женщину моей мечты, — пробурчал он как-то не слишком уверенно, но она не стала переспрашивать.

— Ты знаешь, — сказал он задумчиво, когда они лежали на его диване после «второй серии», как деликатно сформулировала Ингеборга, он — закинув руки за голову, она — головой на его животе, — я несколько раз представлял себе, что ты лежишь со мной на этом диване, а я глажу твою ногу или…

— Ноги достаточно, — перебила она быстро и сунула ему под нос гладкую розовую коленку, — ничего другого я сейчас просто не вынесу.

— Не вынесу! — передразнил он, вытащил руку из-за головы и схватил предложенную коленку. — Еще как вынесешь!

Ничего этого не может быть.

Сейчас он проснется где-нибудь на жестком продавленном диване в Сафоново или в опостылевшей Леночкиной спальне и опять зайдется от ненависти и презрения к себе. У него так не бывает. Он не может лежать среди дня в постели, держать в руке гладкую розовую коленку, чувствовать животом чуть влажные волосы, и не бояться свиного рыла, и не мучиться от того, что он неприятен, нежеланен, не нужен, что его принимают только из милости да по старой дружбе.

— Паш, мне больно, — взвизгнула рядом Ингеборга, он слишком сильно сдавил ее ногу, — слышишь, Паша?! — И легко укусила его за живот.

Он быстро разжал руку.

— Ты что? — спросила она, подтянулась на локтях и легла повыше, заглядывая ему в лицо. — Что с тобой? Ты хочешь сию минуту указать мне на дверь?

— Почему ты сделала это? — спросил он мрачно.

— Что? — не поняла она.

— Ну… осталась со мной, легла со мной в постель и так далее…

— Сначала, — сказала она, рассматривая его лицо, — если ты помнишь, я легла с тобой на пол. В постель с тобой я легла уже потом. А что такое? Тебя огорчает мой моральный облик?

— Инга!

Он даже перестал ее гладить. Он должен был добиться от нее ответа.

— Паш, ты… заинтересовал меня сразу. Еще в школе, когда приехал и устроил жуткий разнос за то, что я тебя вызвала. У тебя было странное лицо. Как будто ты вовсе и не хотел устраивать разнос, а просто собирался посмотреть, что из этого выйдет.

— Так оно и было, — буркнул он и, не удержавшись, со брал в кулак ее волосы и поднес к своему лицу. Она подвинулась еще чуть-чуть повыше, чтобы ему было удобнее.

— Ну вот. Я все время старалась тебя расшевелить, задеть, заставить… Не знаю, злиться или смеяться. Каждую субботу я надеялась, что ты придумаешь предлог, и приедешь ко мне, и заберешь меня сюда, и окажется, что вам с Иваном не обойтись без меня… Однажды ты меня по голове погладил, и я вздумала, каково это, когда занимаешься с тобой любовью? Паш я обязательно должна все это тебе выкладывать?

— Обязательно, — сказал он тихо, — просто обязательно. Я никогда в жизни не слышал ничего подобного.

— Но ведь у тебя были… какие-то девушки после развода? — спросила она осторожно.

— Никого у меня не было, — почему-то ему было счет легко в этом признаться, — раз в две недели на правах бывшего мужа я посещал Леночку. Привозил денежки и получал свою порцию здорового секса. Она всегда говорила мне, что я отвратительная жирная свинья, но я все равно исправно являлся за своей порцией. Проходила в школе академика Павлова и условные и безусловные рефлексы?

— Павлик, ты все врешь! — объявила Ингеборга, смутно подозревая, что говорит он чистую правду, и ужасаясь этой правде. — Так не бывает.

— Бывает.

— Почему ты позволил все это с собой проделывать?

— Что проделывать? Я действительно не могу себя контролировать, когда дело доходит до… секса. Я действительно знаю, что я плохой любовник и…

— Откуда ты можешь знать, какой ты любовник, если, кроме жены, которая от тебя ушла, у тебя никого не было?!

Этот простой вопрос поставил его в тупик.

— Знаю, и все.

— Ты не плохой любовник, — сказала Ингеборга с сожалением, — ты просто дурак какой-то.