Русское язычество. Мифология славян - Николай Иванович Костомаров

соловейко свище,

У другому сади зозуля куе,

У третьему сади мати с сином стояла, и пр.

Невеста сирота посылает соловья и кукушку — первого к умершему отцу, последнюю в Украину за родными, но ни тот, ни другой не возвратились, потому что нет возможности добыть для нее то, чего она желает.

Молода Марьечка

Калиноньку прогортала,

Батенька шукала:

«Пошлю соловейка,

Пошлю маленького

По батенька ридненького,

А зозуленьку на Вкраиноньку

По свою родиноньку.

Ни соловейка з гаю,

Ни батенька з раю,

Ни зозули з Украйни,

Ни моей родини».

Девица и соловья, подобно как кукушку, спрашивает о своей судьбе или о том, где ее милый.

«Ворожи ми, соловийку,

Чи буду я так до вику?» —

«Не журися, дивчинонько,

Прийде на тя годинонька!» —

«Соловейко малесенький,

В тебе голос тонесенький!

Скажи, де мий миленький?» —

«Твий миленький на риночку,

Пье вин вино-горилочку».

Впрочем, это качество прорицания соловей разделяет и с другими птицами (см. ниже).

Пение соловья услаждает горе одиночества в чужой стороне:

Соловейко, мало пташечко,

В тебе голос тонесенький,

Защебечи ти мини,

Бо я на чужий сторони, —

но при сильном горе оно также усиливает и боль, как вообще нередко веселое не в силах разогнать тоску и еще более увеличивает ее своею противоположностью и бессилием.

Соловей маленький,

В тебе голос тоненький!

Ти раненько спивает,

Мое сердце вриваеш.

Не щебечи раненько,

Бо й сам знаеш, маленький,

Який то жаль тяженький!

Бо як в день, так в ночи

Стоить милий перед очи.

С соловьем сопоставляется молодой козак, играющий на дудочке.

Чи той, мати, соловей, що кризь сад литае,

Чи той, мати, молодець, що в дудочку грае?

Голос соловья — вообще счастье, и потеря голоса соловьем сопоставляется с потерею счастья и доброй доли.

«Чому, чому, соловейку, не спивает,

Десь ти, соловейку, голосу не маеш?» —

«Потеряв я свой голос в вишневим садочку». —

«Чому, чому, кавалиру, чому не чуляеш?

Десь ти, кавалиру, счастя-доли не маеш?» —

«Потеряв я счастя-долю через тебе, дивчино».

Свивание соловьем гнезда — образ приготовления молодца к женитьбе, причем галка представляется парою соловья.

Ой, там на гори

Соловейко гниздо звив,

Та всю ниченьку не спав,

Соби галочку прикликав:

«Ой, чи будеш, галочко,

Моим дитям маткою!»

Так как соловей служит символом благодушия и веселья, то бедствие выражается в народной поэзии, между прочим, образом разорения соловьиного гнезда или поимкою соловья в неволю. Вот из корабля вышли козаки, они стреляют и убивают соловьиных детей; остается отец-соловей и плачет о погибели детей и о своем сиротстве.

Як прилетив батенько соловейко:

«Дитки мои, дитки соловьята!

Хто ж буде у садочку щебетати,

Мене старенького розважати?»

В другой песне козаки, стреляя, обожгли соловью крылья; соловей встречает сестрицу-перепелку, которая ему говорит: «Не сказывала ли я тебе: не вей гнезда в дуброве, свей гнездо в степи при дороге — там будут идти чумаки, а ты станешь щебетать рано и чумаков будить».

Тай зустрив соловейко перепилку:

«Ой, здорова, здорова, сестрице перепилко». —

«Здоров, здоров, брате соловейку.

А чи я тоби брате не казала:

Не бгай гнизда у диброви,

Зобгай гниздечко в степу край дороги —

Ай там чумаченьки будуть прохожати,

То вони будуть рано уставати,

А ти будешь раненько щебетати,

Та будеш чумаченькив пробужати».

Соловья хватают соколы — это образ молодца, взятого в неволю.

Налетили соколи из чужой сторони,

Узяли соловейка в чужую сторону.

Соловей любит свободу: чернец, у которого соловей улетел из клетки, просит его воротиться, петь ему и обещает ему соли и воды из самого чистого ключа, но соловей согласен лучше пить воду из реки, лишь бы оставаться на воле.

«Повернися до клитоньки,

Будеш мини спиватоньки —

Дам ти соли й водици

З як найчистои криници». —

«Не хочу я води з криници,

Волю ся в рици напити,

Але вольности зажити».

Чиж (чижик), сколько нам до сих пор известно, упоминается в одной только песне, но в некоторых вариантах он же называется соловьем, а в других — воробьем, оставаясь чижом (чижику-соловейчику или чижику-горобейчику). Девица спрашивает его, кому воля, кому нет воли, и он объявляет ей, что воля — девушкам, а неволя — замужним женщинам.

«Ой, чижику-соловейчику-горобейчику,

Скажи мини всю правдоньку:

Кому воля, кому нема волечки?» —

«Дивочкам своя волечка:

То за стричечку, то за виночок,

То на улочку, то у таночок.

Молодичкам нема волечки:

Ой, у пичи горщик бижить,

У колисци дитя кричить,

У запечку нелюб сидить.

Горщик каже: „Одстав мене“,

Дитя каже: „Росповий мене“,

Нелюб каже: „Поцилуй мене“».

Песня эта очень древняя, как видно из того, что подобная существует и в Великороссии. Смешение этих птиц произошло оттого, что всем им в отдельности приписывалась одинаковая способность прорицания.

Воробей (горобец) в веснянках — образ молодца, впрочем, недостойного любви; с тремя воробьями девица сравнивает трех молодцов, за которых не хочет выходить замуж.

На улици три горобчика,

А на улоньци три парубка:

Не давай, ненько, ни за одного,

Бо не буде добра ни вид одного!

У несчастного козака, которого бьют палками, представляется пшеница, которую клюют воробьи.

Ой, чия ж то пшеничка, що горобци пьют?

Ой, то того козаченька, що палками бьють.

В веснянках же в игре «мак» обращаются к воробью, чтоб он сказал, как сеют мак.

Воробейчику, чи бував ти у садку,

Чи видав ти, як мак сиють?