Русское язычество. Мифология славян - Николай Иванович Костомаров

и голуби, творящие небо и землю, конечно, означали или символическое изображение высших существ, или же их орудие.

Есть следы легенд о превращении в голубя или о явлении в виде голубином человеческой личности. Так, в одной песне мать сожалеет, что она не слышала, как под ее окном ворковала сизая голубка. «Что это значит, что ко мне дочь не приходит? — говорит потом эта мать. — Или ее непротоптанная дорожка из далекой стороны заросла травою?» Дочь неизвестно откуда отвечает ей: «Не слыхала ты, матушка, как я у тебя под угольным окошечком гудела голубкою».

Не почула, моя матинко,

Як я в тебе була:

Пид покутним виконечком

Я голубкою гула.

Вероятно, здесь разумеется умершая, так как вообще существует представление об явлении души в виде птицы, между прочим, и в виде голубя, по народным рассказам.

Прилетила пташка, биля мене впала:

Таки очи, таки брови, як у мого пана!

Прилетила пташка — малевани крильця:

Таки очи, таки брови, як у мого Гриця.

Везде в песнях, как мы заметили, голубь является, несомненно, символом любви. Девица называет своего милого сизым голубем:

Мий миленький, голубонько сивенький! —

а молодец девицу — сизою голубкою:

Дивчинонька мила, голубонька сива! —

братья и сестры между собою выражают так же свою родственную привязанность:

Сестро моя миленька, голубонька сивенька.

Братику мий милий, голубоньку сивий!

Любовь между молодцом и девицею сравнивается с любовью голубей.

Кохалися, любилися, як голубив пара.

Свойственное первобытному человеку стремление передать свои сердечные ощущения природе выражается, между прочим, тем, что влюбленные, видя в жизни голубей подобие своих отношений, думают, что голуби принимают участие в их житье.

На дубоньку два голубчики

И цилуються и милуються,

Моему житьтю дивуються.

Разные приемы и случаи из жизни голубей служат в народной поэзии установленными символическими выражениями любовных отношений. Таковы прежде всего половые нежности голубков — образ человеческих отношений подобного рода.

Ой, у саду та пид дулькою

Сидить голуб из голубкою,

Цилуються та милуються,

Сами соби та дивуються:

Що у голуба та сиза голова,

А в голубки позолочувана.

А в Ивася та на думци було:

«Колиб моя та Параска така,

То я б ии цилував, милував…»

Голуби вместе пьют воду:

Ой, у броду, броду,

Пьють голуби воду;

И цилуються и милуються,

Сивими крилами обиймаються.

Это — образ любовного сближения; одни голуби пьют воду, другие возмущают ее:

Два голуби воду пили, а два колотили:

Бодай же тим тяжко-важко, що нас розлучили!

Это образ препятствий, причиняемых влюбленным. Знакомство девицы с любовью символически выражается таким образом: девица нарвала калины, продала ее и купила голубка; она сыплет ему пшеницу, ставит перед ним воду, а он не клюет пшеницы, не пьет воды, все воркует.

Цвит калину ломала,

Та понесла в городок,

Та продала за шажок,

Та купила голубця,

Та принесла до дому,

Та пустила до долу,

Сипле ему пшеници,

Ставле ему водици —

Вин пшеници не хоче,

Вин водици не хоче,

Та все соби буркоче.

В другой песне девица говорит, что к ней прилетает голубь. Мать говорит, что надобно его приручить: насыпать пшеницы по колена, а воды — по крылья. Это, как ниже объясняется в той же песне, значит лечь спать с козаком, положить одну руку ему под голову, а другою обнять, прижать к сердцу и поцеловать (в некоторых вариантах этой песни не голубь, а сокол. См. ниже о соколе).

«Голуб, мати, голуб, мати, голуб прилитае». —

«Давай, донько, принадоньку, нехай привикае!» —

«Яку ж мини, моя мати, принадоньку дати?» —

«Посип пшоньця по колинця, водици по крильця!»

«Козак, мати, козак, мати, козак приизжае!» —

«Давай, донько, принадоньку, нехай привикае!»

«Яку ж мини, моя мати, принаду давати?» —

«Стели, доню, постель билу, лягай из ним спати:

Одну ручку пид головку, другою обняти.

Пригорнути до серденька, та й поциловати».

Если приручить голубя значит сойтись с молодцом, то выпустить голубя — потерять молодца.

Ой, гаю, мий гаю, густий, непрогляну,

Та впустила голубонька, та вже не пиймаю!

Хоч пиймаю, не пиймаю, та вже не такого:

Приложу ручку к сердечку, та вже не такому!

Купанье голубя в воде — символ любовного волокитства и нежностей.

Чи се тая криниченька, що голуб купався?

Чи се тая дивчинонька, що я женихався?

Разлет голубей врознь — разлука:

Коло рички, коло броду,

Пили два голуби воду,

Вони пили, полетили,

Крилечками стрепенули,

Про любощи спомьянули,

Про любощи, про милощи,

А любощи та милощи

Та хуже всякой болисти.

Болисть буду, перебуду,

Кого люблю, не забуду.

Сиденье врознь голубя и голубки — нечистосердечие и недоразумения между влюбленными,

Сидить голуб на берези, голубка на кладци;

Скажи мини, мое сердце, що маеш на гадци.

Разлука, причиненная влюбленным насильственными действиями других, выражается образом нападения другой птицы на голубей.

Надлетив орел старий,

Розигнав голубив з пари.

Голубка, лишившаяся своего голубка, представляется образом верности. Орел — виновник разлуки; к овдовевшей голубке налетают голуби, но голубка говорит им, что уже теперь не будет ни с кем сближаться.

Бильше не хочу знатися ни з ким,

Пиду кризь землю, исти не буду,

Пити не буду, жити не стану.

В другой песне убивает голубя стрелец, а в утешение оставшейся голубке нагоняет к ней толпу голубей и предлагает ей выбрать себе возлюбленного, но голубка отвечает, что не хочет жить, не станет ни