Дорога в Омаху - Роберт Ладлэм

— Ну, — отозвался Ларс Олафер, взявший на себя функции официального представителя «смертоносной шестерки», и с явной неохотой кивнул в сторону наемников, — не будь здесь кое-кого, мы бы с величайшей радостью назвали свои подлинные имена, теперь же вынуждены следовать приказу оставаться под псевдонимами, что лично для меня особенно тягостно.

— Почему? — поинтересовался сэр Генри.

— Потому что у меня славное имя, хотя, откровенно говоря, я в отличие от вас не заслужил такого... Меня называют сэром Ларри, потому что настоящее мое имя действительно Лоуренс.

— Пишется через "о" и "у"!

— Через "о", конечно!

— Ну, тогда я скажу, что вы его заслужили! Когда Ларри и Вив[161]были вместе, мы выпили с ним немало пива, и, признаюсь, я нахожу большое сходство между вами и этим тощим, но ужасно симпатичным малым. Я играл Первого Рыцаря в «Бекете», поставленном им и Тони Куинном.

— Я умру сейчас от восторга!

— Вы были великолепны!

— Восхитительны!

— Необыкновенны!

— Ну, я бы сказал, что просто был сносен.

— Может, мы отложим на время эту белиберду?! — заорал Сайрус, да так, что на его бычьей шее вздулись вены.

— Меня зовут Герцог.

— Я — Силвестр.

— Мое имя Марлон.

— А я — Дастин, вы знаете... знаете... Я... Я... я прав... прав... прав?

— Мое прозвище — Телли, Крошка Генерал. Хотите леденчик?

— Вы великолепны все!

— Это какой-то абсурд! — завопил Сайрус, хватая Силвестра и Дастина за отвороты их пиджаков. — Вы, ублюдки, слушайте меня!

— Эй, мой добрый чернокожий друг! — вмешался Роман Зет, мягко похлопывая по широкой спине недавнего своего сокамерника. — Не кричи так, а не то у тебя поднимется давление, парень!

— Черт с ним, с давлением! Я бы хоть сейчас перестрелял всех этих сукиных детей!

— Ну, пилигрим, это же так примитивно! — высказался Герцог. — Видите ли, мистер, мы не одобряем насилия, этого проявления особого состояния ума.

— Состояния чего? — закричал чернокожий наемник.

— Ума, — повторил Герцог. — Фрейд называл подобные явления буйственной экспансией воображения. Мы широко используем это свойство человеческой психики в нашем актерском классе — обычно успешно, разумеется.

— "Разумеется"! — Сайрус отпустил своих не оказывавших ему сопротивления заложников и, опустившись в изнеможении на ближайший стул, пробормотал, пока Роман Зет массировал ему плечи: — Да, я бросаю эту затею!.. Да, я бросаю ее! — И затем, оглядывая сверху широко раскрытыми глазами сгрудившихся перед ним людей, которые и сейчас, когда он сидел, были ростом ниже его, заговорил громко: — Это вы-то «смертоносная шестерка»? Это вы-то та самая антитеррористическая группа «Дельта», о которой слагались песни? Но это же нелепица какая-то!

— В чем-то вы правы, полковник, — произнес Силвестр голосом, поставленным ему в школе драматического искусства при Йелльском университете. — Дело в том, что нам никогда не приходилось стрелять из пистолета или из какого-либо другого огнестрельного оружия, как и калечить кого-то, если не считать, скажем, вывихнутого запястья. Или, в крайнем случае, сломанного ребра. Наша работа заключается не в этом, что лучше буквально для всех. Мы просачиваемся в ряды противника и, играя каждый свою роль, выполняем в конце концов поставленную перед нами задачу. Правда, иногда нам приходится и целиться, чтобы припугнуть, но все же чаще мы обзаводимся во время подобных вылазок одним, а то и парочкой друзей.

— Да вы просто сбежали из дурдома! — констатировал Сайрус и тут же добавил тупо: — Если только вы не инопланетяне.

— Вы слишком суровы по отношению к нам, полковник! — запротестовал Телли, обращаясь к наемнику в нормальной, цивилизованной манере, без обычных для него речевых выкрутасов. — Если бы все армии мира состояли из актеров, войны — эти безумные, варварские бойни — можно было бы превратить в искусные представления. При этом стали бы оцениваться как исполнение отдельных ролей, так и массовки... Учитывалось бы все: дикция, убедительность образа, реакция зрительской аудитории...

— И не забывай о костюмах и декорациях, — заметил Мар-лон. — Для наиболее искушенных в искусстве зрителей имеют значение и такие вещи, как оружие или мизансцена...

— А так же сюжет и его развитие, что, по моему мнению, вполне соответствует такому понятию, как «военная тактика», — дополнил Герцог.

— Не следует приуменьшать и роли режиссера! — выкрикнул сэр Ларри.

— Как и танцев, — добавил Силвестр. — Хореограф должен органично дополнять режиссера при любых обстоятельствах.

— Чудесно! Бесподобно! — воскликнул Генри Ирвинг Саттон. — Должна быть создана специальная международная академия театрального искусства, которая смогла бы оценивать действия вооруженных сил в полевых условиях — на суше, в воздухе и на воде. Естественно, для создания правдоподобия в состав экспертной комиссии должны быть включены и военные консультанты, но их мнение не будет иметь особого значения, поскольку главными при оценке творчества по-прежнему останутся такие показатели, как убедительность, характерность, страстность!..

— Верно, пилигрим!

— Эй, Стелла, он усек саму суть! Все верно!

— Вы... вы... вы... с... с... нами?

— Прошу, умоляю вас, произнесите речь!

— Милый, душка, хотите леденчика?

— Да-да... Нам не нужны гаубицы, чтобы давать жару этим гукам![162]

— Что?

— Да-да, он прав. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? Никого не надо убивать. Никто не должен умирать на полях сражений.

— Ы-ы-ы-и-и-и! — взвыл Сайрус, чем наверняка заслужил бы одобрение Ануя, рекомендовавшего в случае чего кричать. — С меня довольно! Я сыт по горло!.. Вы, сэр Генри, дерьмо собачье, были военным... Я слышал, как этот псих Хаукинз говорил, будто бы вы проявили себя в Северной Африке настоящим героем! Так что же с вами случилось теперь?

— Если попросту, полковник, то все солдаты — актеры. Нам страшно, но мы делаем вид, что сам черт нам не брат. Мы сознаем, что в любой миг у нас могут отнять наши драгоценные жизни, но стараемся отвлечься от этой мысли иррациональными рассуждениями вроде того, что главное — овладеть определенным объектом, хотя и понимаем в душе, что объект этот — лишь точка на карте. Возникающая для солдат трудность в бою заключается в том, что им приходится становиться актерами без какой-либо предварительной профессиональной подготовки. Если промокшие насквозь, перемазавшиеся в глине солдаты поймут что к чему, то они будут действовать, как рекомендует Телли: яростно вопя, стрелять поверх голов таких же, как и они, молодых людей, которых они не знают, но с которыми в другое время и при иных обстоятельствах с удовольствием выпили бы в баре.

— Черт бы вас побрал! А как насчет духовных ценностей и веры? Я сражался и по ту, и по эту сторону баррикады, но никогда не шел против своих убеждений.

— В таком случае вы высоконравственный человек, полковник, и я искренне восхищаюсь вами! Хотя, замечу, воевали вы ради денег, что уже само по себе ставит под сомнение ваш постулат о своей принципиальности.

— А эти клоуны за что сражаются?

— Не имею ни малейшего представления, но не думаю, что из-за денег. Насколько я это понимаю, они реализуют свои давнишние театральные амбиции, честолюбивые замыслы. И делают это неортодоксальным путем, и, судя по всему, весьма успешно.

— В чем, в чем, а в этом, черт возьми, я отдаю им должное! — согласился Сайрус и обратился к Роману Зет: — Ты все засек?

— Все и всех, мой терпеливый друг.

— Вот и отлично! — Химик-гигант, повернувшись к актерам, остановил свой выбор на Дастине: — Подойди-ка сюда, коротышка! — Миниатюрный лицедей поглядел вопросительно на товарищей. — Поверь мне, малый, я просто хочу поговорить с тобой без свидетелей. Или ты, может быть, полагаешь, будто я со своим другом в состоянии справиться со «смертоносной шестеркой»?

— Я бы, пилигрим, и думать не посмел о том, чтобы справиться не то что со «смертоносной шестеркой», а хотя бы с одним из них, — в данном случае с Дастином. Пусть он и уступает тебе по габаритам, но у него — черный пояс карате. Десятый разряд! А выше не бывает.

— Брось, Герцог! Ты же знаешь, я никогда этим не пользуюсь, если только мы не оказываемся в исключительно сложной ситуации. И тем более ни за что не стал бы применять свои приемы против такого славного парня, как полковник. Он просто в расстроенных чувствах, и я могу его понять... Не беспокойтесь, полковник, я не собираюсь вас калечить. Итак, в чем дело?

Дастин отошел с изумленным Сайрусом в дальний угол номера, к окну. Ночной Бостон буквально тонул в сиянии ярких огней.

— Ты, вероятно, был прав, когда сказал, что я мог бы лишиться права на получение пенсии, — заговорил Сайрус ровным тоном, глядя сверху вниз на низкорослого Дастина. — Я присоединился к новой для меня группе всего несколько дней назад и поэтому не знал, что этот человек — не генерал Хаукинз. Судя по тому, каким я видел генерала по телевизору, сэр Генри очень похож на него и говорит точно так же. И я, естественно, принял сэра Генри за генерала Хаукинза. Я очень признателен тебе, Дастин, за то, что ты раскрыл мне глаза.