Новый Мир ( № 10 2013) - Новый Мир Новый Мир

Светлана Гомзикова. Патриотизм в австро-венгерском стиле. За неофициальную трактовку истории предлагают наказывать по Уголовному кодексу. — «Свободная пресса», 2013, 7 июня < http://svpressa.ru >.

Говорит Константин Крылов: «Патриотизм сам по себе, конечно, вещь чрезвычайно хорошая. Однако для этого нужно иметь, во-первых, Родину. А имеют ли нынешние граждане РФ (если можно так выразиться) Родину — это большой вопрос».

«Для сравнения: в годы существования Австро-Венгрии чехи, словаки или даже венгры не ощущали это государство своим отечеством. Они считали отечеством свою Чехию, свою Венгрию — те куски земли, на которых они жили. Австро-Венгрию они отечеством не ощущали, притом, что народы эти как раз очень склонные к патриотизму. А вот к государству они относились отрицательно, я бы даже сказал, с насмешкой. Практически половина чешской культуры, наиболее популярная ее часть — это, собственно говоря, насмешки над Австро-Венгрией, и особенно над австро-венгерским патриотизмом. Начиная, наверное, с самой известной чешской песни про канонира, у которого оторвало руки, но он продолжал стрелять во врагов отечества. Дальше — знаменитый „Швейк”. <...> Замечу, что чехи сейчас абсолютно искренние, стопроцентные патриоты Чехии, своего государства».

«„Дорогие россияне” сегодня в таком же положении, как чехи тогда. Прежде всего, русские. Но, впрочем, и все остальные народы. Они не могут воспринимать нынешнюю РФ как свое отечество. Это, в общем, чужое нам государство, управляемое людьми, чьи интересы очень далеко отстоят от наших. Чего, собственно, они даже не скрывают. <...> Мы чужие на этом празднике жизни».

Екатерина Дайс. Вокруг оккультуры. — «Русский Журнал», 2013, 24 июня < http://russ.ru >.

«Когда я в 2007 году защищала в РГГУ свою кандидатскую диссертацию, со своего места встал маститый переводчик французских текстов (Бодрийяра, Лакана и Дерриды), седовласый и сухопарый профессор Z , и заявил: „Настоящий ученый не должен изучать эзотерику!”. Это заявление не слишком меня удивило, разве что только категоричностью тона, я была одной из тех, кто пробивал стену, разделявшую академическое атеистическое знание и эзотерический гнозис, который содержится в популярных произведениях культуры. Как культурологу мне было непонятно, почему можно изучать сериалы, дамские романы или надписи на бересте (чем с успехом занимались мои коллеги), но нельзя — мистериальные культы и гностические движения...».

Даниил Дондурей, Борис Дубин. Сплочение через противостояние. О технологии поиска врага. — «Искусство кино», 2013, № 5, май < http://kinoart.ru >.

« Б. Дубин. <...> Я вообще думаю, что к 2000-м годам пришло время именно таких „долгих” действий. Представления конца 80-х — начала 90-х о том, что можно добиться главного одним прыжком, одним рывком, показали свою утопичность, неэффективность и, в общем, непопулярность у больших групп населения.

Д. Дондурей. Мы вошли в эпоху длинного времени…

Б. Дубин. Да, и какой-то большой, кропотливой, муравьиной работы.

Д. Дондурей. <...> Неужели так называемый креативный класс готов в поисках адекватности ждать целых шесть лет, тем более двенадцать?

Б. Дубин. Жизнь одна, и нетерпение такого рода понятно. Не случайно Трифонов в свое время так и назвал роман — „Нетерпение”».

Юрий Зобнин. Горькая правда Горького. (К 145-летию со дня рождения писателя.)  — «Москва», 2013, № 6 < http://moskvam.ru >.

«Однако и теперь для меня, воспитанного в культурной атмосфере позднего советского идеализма, еще всецело проникнутого интеллигентской романтикой „бардовских” 60-х годов („Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке...” etc .), „ горьковская правда ” тогда <...> казалась проблематичной. Вплоть до „проклятого десятилетия”, до Ельцина, до девяностых годов. „...Я не знал народа, его криминогенной сути, — признавался тогда один из лидеров ‘шестидесятничества‘ Андрей Вознесенский. — Считал, что если езжу по стране и читаю стихи, то знаю людей. Я читал стихи студентам и интеллигентам. Это был другой народ. А потом поперла темная сила — криминал, и я понял, что, может, ошибся...” О, как читался Горький в лихие девяностые!..»

Владимир Карпец. Битва за историю. — «Завтра», 2013, № 25, на сайте газеты — 20 июня < http://zavtra.ru >.

«Увы, надо откровенно сказать и о необходимости радикального переосмысления Дня Победы — разумеется, не „по-власовски”. <...> День Победы — это день Победы Великой Святой Руси над просвещенческой объединенной Европой, наследницей Каролингов. Если угодно, Гипербореи над Атлантидой — в изначальном смысле».

Василий Костырко. «Я» как процесс. О романах Дмитрия Данилова. — «Русский Журнал», 2013, 7 июня < http://russ.ru >.

«Самое удивительное в этом тексте [„Горизонтальное положение”], конечно, его язык, на который уже не раз обращали внимание критики (Евгения Риц, Ирина Роднянская, Юрий Угольников и др.). Герой-повествователь рассказывает о своей жизни назывными предложениями, где роль подлежащих выполняют отглагольные существительные: „Пробуждение часов в одиннадцать утра. Осознание того, как же много надо всего сделать”. Он ни разу не использует слово „я”. Если считать целью художественной литературы вытеснение мысли о смерти, то проза Данилова выглядит как попытка добиться этого новым способом и показать процесс изнутри. Ведь тот, кто описывает свою жизнь как совокупность действий при помощи назывных предложений, состоящих из отглагольных существительных, не может сказать „я умру”. Во-первых, в его словаре нет никакого „я”, во-вторых, назывные предложения возможны только в настоящем времени».

См.: Дмитрий Данилов, «Горизонтальное положение». — «Новый мир», 2010, № 9; «Описание города». — «Новый мир», 2012, № 6.

Вячеслав Курицын. «Выстраивание сугубо индивидуальной системы смыслов — сладчайший из жребиев». Беседу вел Даниил Бурыгин. — «Теории и практики», 2013, 19 июня < http://theoryandpractice.ru >.

«Технологически постмодернизм повсюду. Социальные сети и вообще интернет — будто сказочное воплощение снов об интертекстуальности».

«Постмодернистская идея равноправия локальных смыслов разбилась (как в свое время и коммунистическая) о человеческую природу: гомо сапиенс как целое, похоже, без глобальных смыслов не может, а тут еще такой момент подоспел, что эти глобальные смыслы повалили нам на голову в самой что ни на есть дикой огласовке».

«Лично я постмодернистским идеям — может быть, с несколько большей иронией, чем в девяностые, — верен, и в книжках, и в жизнестроительстве. Но на дворе эпоха фундаменталистских реваншей, да. Что же, тоже занятно».

Станислав Львовский. Интервью. Беседу вела Линор Горалик. — «Воздух», 2012, № 3-4 < http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh >.

«Я вот родился в 1972 году, и к 1991-му, когда СССР не стало, мне было все-таки уже девятнадцать. И дальше уже до нынешних своих сорока я дожил с совершенно естественным, самим по себе сформировавшимся знанием (вот не пониманием, а знанием), что ничего постоянного не существует, — и эти локусы памяти, множество которых и образует родину, где и когда они бы ни находились/существовали, — тоже находятся в постоянном движении — одни возникают, другие исчезают. У Дмитрия Александровича Пригова есть лекция, в которой он объясняет, что вот, огромная часть жизни человечества вообще и миллионов отдельных людей в частности прошла в тесном общении с лошадьми. И сейчас мы даже не можем вообразить себе, какое важное место они всегда занимали. А потом раз — и все, не в один год, но при жизни одного поколения их практически не стало. Это я к тому, что единственная лошадь и единственная родина (а также единственная литература), которые всегда с тобой, — это твои (и многих или немногих или только твои), как бы сказать, воображаемые друзья».

«Я отношусь к животным с большим уважением. Настолько, что мне, в общем, кажется, что я не очень вправе использовать их в качестве некрашеных деревянных болванок для нанесения собственных проекций словесным акрилом. У них своя жизнь, и, насколько я понимаю, это жизнь, более или менее лишенная времени. Мне интересно, как это выглядит изнутри, — я, как и все мы, знаю про это, правда, совсем немного. Ну вот когда ты едешь на метро по знакомому маршруту: в одно мгновение ты здесь, а в другое — там. Очнулся — а уже перешел на другую линию — и шел как бы в некоторой разновидности сна. Казалось бы, это действие требует осознания — но нет. Вот, насколько я понимаю, они так всегда живут, в такой сероватой, едва прозрачной Плероме, которая, как и сон, может быть пространством очень интенсивным. Про переходы в метро — это важно. Потому что „жизнь животных” — это большая часть нашей собственной жизни. Мы — они, значительной частью. И эта часть нами едва осознаваема».