Робеспьер - Эрве Лёверс

более прочной добродетели, говорил он шутя, чем добродетель, которую он проявлял каждую ночь со своей женой"[298]; "Другим правилом Дантона было то, что надо пользоваться мошенниками"[299].

Жёсткие слова не показывают развязки конфликта, схожего с конфликтом, противопоставившим Робеспьера Лафайету или Бриссо. Между Робеспьером и Дантоном до середины зимы 1793-1794 гг., безусловно, существовали оформившиеся разногласия, но не убийственные фразы или резкие обвинения. Упрёки Робеспьера превращаются в обвинения в преступлениях, когда Комитеты решают устранить трибуна, чтобы восстановить единство Горы. Именно после описанных событий эти две личности остаются навсегда двумя противоположными фигурами, двумя лицами Революции, которые будут воспроизводить и противопоставлять литература, театр, кино, даже история.

Долгое время Робеспьер хотел защитить Дантона. В декабре 1793 г., когда Неподкупный отстаивает его у Якобинцев, тот кажется незаменимым, чтобы сопротивляться натиску крайних революционеров. В Комитете общественного спасения, когда Бийо-Варенн обвиняет трибуна в первый раз, Робеспьер упрекает его в желании "погубить лучших патриотов". Также возможно, что, к концу марта, он пытался сблизить Дантона с комитетами. Он знает образ последнего в глазах общественного мнения, его значимость, его голос, его реплики. Энергия Дантона была и остаётся легендарной. Член Конвента Бодо рассказывает: "Людовик XVIII сказал, говоря о Дантоне: "Это колосс, который один мог бы совершить революцию!" Так что было бы, если бы вы его увидели?" – добавляет мемуарист. Среди публики, в течение зимы II года, Робеспьера и Дантона иногда называли "колоннами Революции" или "свободы". К тому же, взаимное уважение одно время сближало их, как оно связывало, гораздо более тесно, Робеспьера с Демуленом. Долгое время он хотел пощадить и одного, и другого. Возобновление атак против правительства, нестерпимое в период войны и революции политическое разделение, а также давление коллег по комитетам, всё же его убеждают.

В ночь с 30 на 31 марта 1794 г. (с 10 на 11 жерминаля), под ударом оказываются четыре члена Конвента: Дантон, Филиппо, Делакруа и Демулен. Как и семнадцать членов обоих правительственных Комитетов, Робеспьер подписал приказ об аресте, составленный Амаром; редко столько имён фигурировали под общим постановлением Комитетов.

На следующий день Лежандр обеспокоен этой новостью: пусть приведут задержанных к решётке Конвента, требует он, пусть он решает, уместно ли обвинение. Он даёт волю эмоциям: "Граждане, я заявляю об этом, я считаю Дантона таким же чистым, как я, и я не думаю, что кто бы то ни было сможет меня упрекнуть в действии, которое оскорбляет самую придирчивую порядочность". Атмосфера напряжённая. После нескольких выступлений Робеспьер хочет закрыть дискуссию: суровый, он напоминает Собранию, что это не первая "героическая жертва"[300]; обвинитель, он упрекает Лежандра в молчании об аресте Делакруа, которого сложнее защитить; угрожая, он бросает: "Мы увидим сегодня, сумеет ли Конвент разбить мнимый, давно уже сгнивший идол"[301]. Барер поддерживает его, затем в зал входит Сен-Жюст. Он поднимается на трибуну и представляет свой доклад, так тщательно снабжённый пометками, изученный и отредактированный Робеспьером. Он заканчивается фатальным обвинительным декретом против четырёх депутатов, а также Эро-Сешеля, бывшего члена Комитета общественного спасения. Он принят, уточняет "Монитёр универсель" ("Универсальный вестник"), "единодушно и под самые живые аплодисменты". Единодушие вынужденное: у Дантона столько друзей, власть Комитетов (и Робеспьера) так сложно оспорить…

В деле Дантона Революционный трибунал показал исключительную быстроту. Уже процесс жирондистов, при поддержке Робеспьера, предоставил возможность судьям позволить объявить себя достаточно осведомлёнными после трёх дней слушаний; на этот раз Конвент позволяет трибуналу закрыть дебаты обвиняемых, которые оскорбляют национальное правосудие. Трибуна боятся. 5 апреля 1794 г. (16 жерминаля) Дантон, Демулен, Филиппо, Делакруа, Эро-Сешель и другие были доставлены на эшафот. "Робеспьер" Ромена Роллана открывается трагической сценой. У Дюпле, драматург рисует Робеспьера мертвенно-бледным, взволнованным грохотом телеги, которая приближается и проезжает мимо дома; он не может удержаться, чтобы не остаться здесь и не услышать призывы о помощи своего друга Камиля, оскорбления и ужасные предсказания Дантона: "Убийца", "Я первый схожу в могилу. Ты последуешь за мной..."[302]. Мишле, в свою очередь, описывает Робеспьера побледневшим при звуке голоса, вскоре исчезнувшего.

Член Конвента не требовал активно ареста Дантона и своего друга Камиля, но он согласился на него, усилил обвинительный акт, поддержал удобное обвинение в заговоре и в измене. Перед вердиктом трибунала, Люсиль Демулен берётся за перо, чтобы умолять его. Она упрекает его в безразличии: "Это ты осмеливаешься обвинять нас в контрреволюционных планах, в измене родине? Ты, кто уже извлёк столько выгоды из наших усилий, сделанных исключительно ради неё. Камиль видел, как родилась твоя гордость, он предчувствовал путь, которым ты хотел следовать; но он напоминал себе о вашей старинной дружбе, а также, далёкий, как от бесчувственности твоего Сен-Жюста, так и от его низкой ревности, он отступал перед идеей обвинить друга по коллежу, товарища его трудов. Эта рука, которая пожимала твою, досрочно отбросила перо, когда она не смогла больше его держать, чтобы хвалить тебя. И это ты посылаешь его на смерть!" Она также напоминает ему об их дружбе: "Разве ты забыл об узах, о которых Камиль никогда не вспоминал без умиления? Ты, связавший клятвы нашего союза, ты, соединивший наши руки в своих, который улыбался моему сыну и которого его детские ручонки ласкали столько раз, разве ты смог бы отклонить мою мольбу, презреть мои слёзы, попрать правосудие? Ибо ты сам это знаешь, мы недостойны судьбы, какую нам уготовили; и ты можешь её изменить. Если она нас поразит, это потому, что ты прикажешь!" Но что в том толку? Письмо осталось неоконченным.

Накануне казни Камиля, Робеспьер – одна из восьми подписей на постановлении об аресте Люсиль Демулен, обвинённой в свою очередь в заговоре; она судима, осуждена, казнена. Её мать, как до того и её дочь, хочет умолять Робеспьера. Когда начинается процесс, она пишет: "О, Робеспьер, ещё есть время, спасите самое невинное из созданий, спасите несчастную жену Камиля от смерти! Это мать в отчаянии обращается к вам, моя дочь готова пасть под тяжестью самой бесчестной клеветы. Именно сегодня её будут судить, скажите судьям, чтобы они отложили свой приговор, скажите им, чтобы они пощадили невинность, чистоту и всю совокупность добродетелей". Дошло ли до него письмо?

Несмотря на драму, Робеспьер демонстрирует свою непреклонность. Однажды приняв решение, он считает арест Дантона и Демулена необходимым для восстановления единства и авторитета правительства; по его мнению, лишь одна дорога