Недобрый час - Фрэнсис Хардинг

— А теперь открывайте ворота!

У Парагона сияли глаза. Это была главная проверка. Все взгляды обратились на мэра, который так вцепился в подоконник, что едва не выдрал его из стены. Ощетинившись, мэр резко кивнул. Стражники на дальнем конце моста с трудом раздвинули створки ворот и начали поднимать скрипящую решетку.

— Все ворота! — каркнул Парагон. — Открывайте все ворота, все двери, по всему городу!

По напряженной позе мэра было видно, что этот приказ разрывает ему душу. Но он снова кивнул.

— Вы слышали Удачу! Снимайте фасады! Открывайте двери! Делайте, что он говорит!

Никто не рискнул сообщить мэру, что жители города давно заняты этим. На борьбу с пожаром бросили все средства, потому что ненасытный огонь с ловкостью ночного вора скакал с балкона на балкон, залезал в каждую щель, перелетал через улицы, находил в подвалах склады пороха, масла и спиртного. Поборцы отважно боролись с ним. Одни хватали бочонки, кувшины, кожаные фляги, вставали цепочкой и передавали воду из колодца. Другие брали топоры и лестницы, а то и пожарные багры, разбирали крыши и ломали стены, чтобы пламя не перекинулось дальше.

Поначалу тронуть барьеры Ключников казалось немыслимым кощунством, потом — храбрым поступком, позже — суровой необходимостью. Но со временем настрой поменялся. Люди крушили замки и фасады от всей души. Дневные и ночные жители спасали город плечом к плечу, невзирая на цвет значков.

Такое единство застало пожар врасплох. Когда ветер, его главный союзник, исчез, огонь утратил волю к победе. Он ждал нового порыва, чтобы показать городу свою мощь, но так и не дождался. Тем временем пожарные отбивали у него одну улицу за другой.

Закопченный авангард борцов с огнем вовсю махал топорами и молотками, когда пришла весть, что мэр приказал ломать все замки и стены Ключников. Почему? Да какая разница. С новыми силами люди принялись за дело. Трещали доски, скрипели засовы, разлетались замки. И гнев Ключников не обрушился на них. Поборцы разрушали город с радостью ребенка, обнаружившего, что родители не всеведущи, а тарелки легко бьются.

Вдруг прошел новый слух, как холодный дождь в опаленной пустыне:

— Ворота! Ворота открыты!

Ночные жители грамотно распорядились свежеобретенной свободой. Те, что поумнее, бросились за своими вещами, а самые расторопные — за чужими. Люди хлынули из города через восточные ворота, откуда их манили богатые земли вокруг Оттакота и Чандеринда.

Обитатели трущоб на западном берегу Длиннопера не сильно от них отстали. Похватав котомки, они вбегали в западные ворота и вылетали из восточных быстрее, чем успеешь сказать «голодная смерть». По настоянию Удачи стражники западных ворот перешли на другую сторону моста, и решетка осталась без охраны.

Тихоня защищала Парагона, готовая порезать когтями любого, кто попробует поймать Удачу за руку. Никто не рискнул подойти к ним. По приказу Парагона выпустили всех арестантов, включая доходяг, отбывающих трудовую повинность.

— Теперь приведите сюда Бренда Эплтона! — потребовал Парагон по просьбе Тихони.

Безмолвная толпа ждала битых две минуты, пока мэр изображал поющего скворца. Наконец он придушенно хекнул и махнул рукой. Стражники верно истолковали этот жест как согласие. Через пять минут к мосту притащили избитого восемнадцатилетнего паренька с криво перевязанным боком и с рук на руки передали когтистой девушке.

— Надеюсь, в Манделионе все как ты говорил, — буркнула Тихоня. Она озабоченно посмотрела на Парагона, но тот, хихикая, лишь махнул в сторону открытых ворот.

Мэр в бессильной ярости смотрел, как Тихоня с раненым Эплтоном исчезает за воротами, уходя от расплаты.

На мосту остался один Парагон Худосочень. Солнце зашло за тучи, радуги погасли, и промокший мальчик задрожал на ветру.

— Как холодно, — сказал он, стуча зубами.

Мэр спустился вниз и медленно подошел к Удаче, ни на миг не забывая, что Парагон в любой момент может устремиться к воротам.

— Мальчик, пойдем, — сказал он с теплотой и даже почтением в голосе, ведь перед ним стояла сама Удача. — Наигрались, хватит. Ты ведь не привык ни к свету, ни к холоду.

Парагон покачал головой и дрожащими руками вцепился в голову добряка Фуллока.

— Пойдем. Мы согреем тебя и отведем в безопасное место. Никто тебя не тронет. — Мэр осторожно делал шажок за шажком. — Возьми меня за руку, и пойдем домой. Ты нам нужен. У тебя есть важное дело. Ты же понимаешь?

Мальчик устало прижался щекой к деревянной голове Почтенного и кивнул.

— Да. Важное дело. Всех спасать, — буркнул он. Потом захохотал, помахал кому-то в толпе, с неожиданной прытью перепрыгнул через перила и бросился бежать.

— Быстрее! Стреляйте… по ногам… — пролепетал мэр.

Захлопали мушкеты, но Парагон бежал так неуклюже, так дергался и вихлял на ходу, что ни одна пуля не попала в цель. Он проскочил в ворота и был таков.

— В погоню! — крикнул мэр, спешно ретируясь с моста.

Один-единственный стражник рискнул пойти вперед, но через пару шагов древняя доска подломилась под его весом, и он по пояс ухнул в дыру. Отчаянно цепляясь, он сумел вылезти на мост и медленно добрался до твердой почвы.

Повисла мертвая тишина. Как обычно, ненадолго.

— Спасайтесь! Удача Побора сбежала! Удача ушла! Мост падает! Бегите из города!

Слушая панические вопли, мэр обернулся посмотреть, кому Парагон махал на прощание, но увидел лишь безымянные маски ужаса. Правда, краем глаза он заметил сиреневое пятно.

ДОБРЯК КРУЧЕНЫЙ, ПОВЕЛИТЕЛЬ ПОСЛЕДСТВИЙ

Побор опустел с изумительной скоростью. Ночных жителей и так, кроме стен, ничего не держало, а дневные, лишившись Удачи, тоже растеряли былой апломб. Люди брали все, что могли унести, уволочь или укатить, и отправлялись в путь. К рассвету в городе не осталось ни единой живой души.

Причем через западные ворота вышло всего три человека: Бренд Эплтон, Тихоня и Парагон. По общему мнению, первая парочка отправилась в Манделион, а куда делся Парагон, никто не знал. Парень вприпрыжку ускакал в неизвестность и без следа растаял в вересковых пустошах.

Прочие жители хлынули через восточные ворота, изрядно озадачив сэра Фельдролла. Он и не подозревал, что в Поборе живет столько народу. Хуже того, его армия категорически отказалась переходить Длиннопер по «проклятому» мосту. В своем нежелании они были не одиноки, древние доски пугали всех.

Однако из любого правила есть исключения.

На рассвете, когда в прошлой жизни заревел бы первый горн, на восточный край моста шагнула одинокая фигура. Даже не шагнула, а скакнула. Всем весом обрушилась на доску, попрыгала на месте и пошла дальше.