Будни и праздники императорского двора - Леонид Выскочков

Играл тогда Лист и на музыкальном вечере в императорской семье. Он исполнял, в частности, произведения Моцарта. Хотя Николай Павлович ценил Моцарта, исполнение его произведений в новой виртуозной технике пианизма Ф. Листа не оказалось для него привлекательным. Он видел в этой игре только замечательную победу над трудностями [1003] . Но так считал не один Николай Павлович. Композитор М. И. Глинка отметил, что Ф. Лист, исполняя произведения Баха и Бетховена, играл «очень мило, но с вычурными оттенками» [1004] . Тем не менее Ф. Лист все же смог затронуть чувства государя, исполнив на первом же придворном концерте несколько пьес военной музыки [1005] . Действительно, это могло тронуть императора. Вспоминая о болезнях Марии Николаевны и собственной в конце декабря 1841 г., великая княжна Ольга Николаевна писала: «Родители часто приходили ко мне вечером и пили чай в моей библиотеке. Затем я играла для Папа военные марши, а для Мама – Шопена» [1006] .

Кроме музыкантов в интимной обстановке домашних приватных концертов императорская семья могла знакомиться с некоторыми из итальянских певцов. В дневнике от 18 марта 1843 г. барон М. А. Корф записал: «Я опять два дня сряду слышал Рубини: один раз у гр[афа] Нессельроде, а другой у нашего виртуоза и композитора, директора певческой придворной капеллы и вместе с тем флигель-адъютанта, Львова». Особенно удачным оказался музыкальный вечер у А. Ф. Львова. В той же записи М. А. Корф записал: «Но концерт Львова вознаградил нас за канунную скуку. Тут был полный оркестр и при том хор придворных певчих, едва ли не лучший теперь хор в мире. Сверх того пела фрейлина Бартенева, едва ли не лучшая теперь певица в целой России. Финал из "Сомнамбулы", спетый Рубини, Бартеневой, ее сестрой и сестрой Львова вместе с придворными певчими привел всех в неописуемый восторг, а фантазия на мотивы из русских песен, сочиненная и разыгранная самим Львовым, тоже с аккомпанементом хора, довершила общее упоение. Хотя Львов еще только полковник, однако на концерте его присутствовали и все министры, и вся знать: что, впрочем, дань не столько его таланту, сколько тому, что на концертах его всегда бывают – как были и нынче – Государь и наследник» [1007] .

В начале августа 1830 г. Петербург впервые посетила в возрасте 25 лет одна из самых выдающихся певиц первой половины XIX в. Генриетта Зонтаг. Она выступала в Венской опере, славилась не только своим колоратурным сопрано, но и вытягиванием продолжительных, более полуминуты, нот [1008] . Хотя, как заметил П. А. Каратыгин, итальянской оперы тогда в Петербурге не было, исполнявшему желание Николая I графу Михаилу Юрьевичу Виельгорскому «удалось составить небольшой итальянский персонал для придворного спектакля, и она играла с ними в Царском Селе в опере "Севильский цирюльник" и "Отелло"». Известная ария Дездемоны из третьего акта была коронным номером знаменитой певицы.

Далее П. А. Каратыгин вспоминает: «Эта несравненная артистка посетила вторично Петербург лет через десять или пятнадцать; но она уже была графиня Росси, супруга сардинского посланника и, кажется, лишь однажды, по просьбе покойного государя, играла "Сомнамбулу" на Эрмитажном театре вместе с некоторыми любителями из высшего общества» [1009] . Действительно, зимой 1840 г. графиня Росси стала душой возобновившихся в Зимнем дворце музыкальных вечеров [1010] . После замужества певица была вынуждена закончить свою артистическую карьеру. Чтобы она спела, приходилось прибегать к невинным хитростям. Так, однажды на предложение Николая Павловича спеть артистка сконфузилась, предполагая, что это намек на ее прежнее социальное положение. Но Николай Павлович подвел графиню России в великой княгине Марии Николаевне и попросил исполнить дуэт [1011] . Она участвовала также в благотворительных концертах, но не среди профессиональных певиц, а в кругу великосветских меломанов, включая графиню Бетанкур, баронессу Крюднер, графа Михаила Виельгорского.

«Пехотных ратей и коней однообразная красивость»: парады и маневры

На военизированный характер придворной жизни в России обращали внимание многие иностранные гости, в частности адъютант шведского принца Оскара-Фридриха адмирал В. В. Гаффнер в 1846 г. Членов императорской семьи постоянно видели на военных мероприятиях. Обращали внимание современники и на военные церемонии и почести, воздаваемые членам августейшей фамилии, которые были неотъемлемой чертой военного Санкт-Петербурга.

При проезде императорской четы и иностранных государей с титулом «Величество» войска вдоль улиц приветствовали их отданием чести знаменами наклоном древка вниз.

Кавалеристы находились в пешем строю. При встрече особ, в том числе иностранных, с титулом «Высочество» также воспроизводился «поход» части, а трубачи гвардейской кавалерии играли свои полковые марши. Саму процессию возглавлял С. Е. И. В. Конвой (Собственный Его Императорского Величества Конвой – А. В.), за ним следовали подразделения Кавалергардского и Конногвардейского полков, далее за каретой взводы гвардейской легкой кавалерии, которые замыкали все шествие. Прибытие императорских особ в крепость отмечалось орудийным салютом, а выезд императора – поднятием на флагштоке его штандарта. Как отмечает историк В. Г. Данченко, полный императорский салют составлял 31 выстрел, наследника престола – 25, особ с титулом «Высочество» и иностранных государей – 21 выстрел [1012] .

Традиция военных парадов зародилась при Петре I: сначала происходил торжественный молебен с преклонением знамен, затем под музыку военных оркестров, сначала роговых, а впоследствии оркестров с медными трубами, войска проходили церемониальным маршем по Дворцовой площади или Марсову полю. Парады проходили в «царские дни» (табельные праздники), в дни официальных торжеств или по торжественным поводам [1013] . Устраивались также военно-морские парады, первым из которых считается высочайший смотр Балтийскому флоту на Кронштадтском рейде летом 1723 г.

Гатчинские войска и быт гатчинского гарнизона стали военной школой не только для цесаревича Павла Петровича, но и для его старших сыновей. Нет, Гатчина не была столь одиозной для служивших в гатчинских войсках (к ноябрю 1796 г. около 2400 человек всех родов войск), какой ее пытаются представлять. Но тот «инстинкт дисциплины», с которым Павел I взошел на престол, выработался в Гатчине. Здесь великие князь Александр и Константин учились уму-разуму «по нашему, по-гатчински» [1014] . Александр Павлович ездил в Гатчину или чаще в находившийся рядом с Царском Селом Павловск сначала один раз в неделю, а с 1795 г. четыре дня, занимаясь там маневрами, учениями и парадами.

При Павле I, как заметил Адам Чарторыйский, гнев государя падал в основном на офицеров, «солдаты же редко бывали в ответе». Напротив, заметил далее мемуарист, «положение их было гораздо лучше и нижние чины после вахтпарадов и смотров получали удвоенную пищу, порцию водки и денежные награды» [1015] . Его вахтпарады проводились каждое утро. Исключения бывали во время поездок по России (в отдельные дни в дороге) или во время посещения им монастыря в Новом Иерусалиме и Троице-Сергиевой лавры. Весной 1797 г. после коронации в Москве Павел I совершил свое первое большое путешествие по России, посетив Смоленск и проехав по западным губерниям. Оно сопровождалось смотрами и парадами.

Новшеством при Павле I (с детства генерал-адмирала флота) стали морские маневры в июле 1797 г. Теперь, когда можно было забыть о Гатчинской флотилии, у Кронштадта было собрано 68 кораблей и судов разных классов. Для венценосного генерал-адмирала по высочайшему повелению от 27 декабря 1796 г. была построена 40-пушечная яхта, которую Павел I переименовал во фрегат «Эммануил» («С нами Бог»). Предполагалось дойти до Ревеля (Таллинн), но, тронувшись в путь 8 июля, флот дошел до Красной Горки, где встал на якорь из-за сильного ветра. Обеденный стол (холодные блюда) был подан на шканцах, где присутствовала императорская фамилия со всеми генералами, офицерами и матросами. Мария Федоровна, Александр Павлович и многие другие жестоко страдали от морской болезни. Так и остались здесь же ночевать. Павел Петрович, в мундире, при шпаге, завернувшись в епанчу (особый плащ), императрица и фрейлины на тюфяках с подушками, остальные расположились между пушками или сидели на пушках. 10 июля флот вернулся в Кронштадт, где Павел I посетил морские учреждения и на следующий день отбыл в Петергоф.

С 1 по 15 сентября 1797 г. большие маневры прошли под Гатчиной, куда переселился двор. Участвовали фельдмаршалы Репнин и Каменский, а император, по свидетельству Шишкова, ночью не раздевался, «чтоб при нечаянном нападении быть готову к сражению» [1016] . В ходе учений пыж из пушки попал в ребро фельдмаршалу Каменскому и контузил его.

Большие маневры и смотры войск прошли во время второго путешествия Павла I по России в 1798 г. На этот раз он направился через Москву в Казань и Нижний Новгород.