Земля русская - Иван Афанасьевич Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальнейшее развитие сельскохозяйственного производства потребовало специалистов — много и разных. Молодежь из вузов — та, конечно, поселяется в деревне, а вот семейный, городской специалист, если и соглашается на работу, то не соглашается на житье, особенно таких профессий, как инженер-механик, инженер-электрик, инженер-строитель, архитектор, экономист, бухгалтер. Кое-где уже и агрономы и зоотехники спешат по утрам на автобусные остановки — едут на работу в деревню.
Наконец, городской избыток «вытолкнул» в село и учителей, медиков, библиотекарей, клубных работников. Тут получилось по закону «перелива»: в течение многих лет учителя и врачи, отработав дипломный срок в деревне, стремились в город, в город — и вышел перелив. Кто не захотел переквалифицироваться, тот стал искать работу в пригородной деревне.
Бульнино, центральное село колхоза «Красное знамя», всего в нескольких километрах от Великих Лук, на асфальте, сюда ходит рейсовый автобус. Из 34 специалистов-технологов только 9 живут в деревне, остальные — приезжающие. Отражается ли это на хозяйстве? Уверяют, что нет. Колхоз передовой, крепкий, прибыльный, в самом деле, какая разница, где живет специалист, лишь бы дело вел как следует. Это, конечно, так, если смотреть только с «производственной» стороны. Но мы-то ведем речь о характере нового села. Какое воздействие на процесс сложения его оказывают местные интеллигенты? Почти никакого. Кто живет в деревне, тот знает, что учитель, врач, агроном пользуются уважением, являются примером поведения, арбитрами в разрешении житейских конфликтов. Их мнение — это своеобразный приговор. Осудил, скажем, учитель поведение отца семейства — осудит и деревня, одобрил доброе начинание — одобрительно отнесется и деревня. Сельский интеллигент всегда жил интересами общества, то есть деревни, не может он замкнуться в своей работе, в своих интересах, ибо живет на виду, на миру. Он в о з д е й с т в у е т всей своей жизнью, он являет собой п р и м е р.
Сторонники урбанизации деревни высказывают мнение, что эти самые приезжающие есть не что иное, как прообраз будущего. Жизнь, мол, развивается в том направлении, что все мы соберемся в большие кучи, в города, поближе к материальным и духовным благам, а в деревню станем ездить только на работу да на отдых. Подобные умозрения, на мой взгляд, утопичны. Появление «приезжающих» свидетельствует только о том, что мы непростительно затянули отставание деревни, и там, где оно ликвидируется, приезжающие становятся коренными.
6. ВОЗРОЖДЕНИЕ, ОБНОВЛЕНИЕ И…
Прожитый день, как и пройденный путь, повторить нельзя, все что-то будет не так, не такое. К Нечерноземью часто прилагают слова: возрождение, обновление. Значит, предстоит что-то обновить. Прилагательно к экономике это понятно: обновить основные фонды, возродить запущенные угодья и т. д. А методы ведения хозяйства, как с ними?
Вот конкретное хозяйство, совхоз «Малиновка». Я знал эти земли, деревни, людей на протяжении десяти послевоенных лет. Тогда возрождение было в буквальном смысле: на пепелищах ставили те же избы, заводили тот же скот, сеяли те же культуры. Сейчас из 32 деревень только две имеют виды на будущее. На 4 тысячи гектаров угодий осталось 48 механизаторов и 20 животноводов, они в прошлом году продали 148 тонн мяса и 20 тонн сена — вся продукция, получаемая государством с этой земли. О себестоимости и говорить нечего — золотые тонны! Как дошли до этого, известно: народ уходил, а землю, чтобы спрятать ее запустение, прирезали и прирезали колхозам, которые еще тянули. В конце концов не вытянули, колхозы преобразовали в совхоз, раскинувшийся на 40 километров в длину и 20 в ширину, и назвали скотооткормочным. А фирма «Скотопром» известно на чем держится: на чужих мелковесных бычках да на государственных комбикормах. Как видим, 4 тысячи гектаров «своей» продукции почти что никакой и не дают. Это называется «спрятали обезлюдевшую землю»!
Как теперь ее возрождать? По тому же методу, что тридцать лет назад? Виталий Ефимович Кисляков, директор «Малиновки», человек, как он сам выразился, фанатически верящий в то, что деревню заселить можно буквально в два-три года, начал рассказ с «информации к размышлению»:
— Дорожники меняли на шоссе Себеж — Освея мост деревянный на железобетонную трубу. По расчетам или на глазок, не знаю, трубу уложили на полметра выше прежнего уровня. В результате Мидинское озеро затопило 300 гектаров наших лугов, луга стали болотом. Я беру экскаватор и обновляю старые дедовские канавы, но сбросить воду в озеро мне не дали: восстал рыбнадзор, якобы луговая вода смертоносна для озерной рыбы. Как видите, на своей земле я не хозяин.
В Себежском озерно-лесном крае, где сельхозугодья занимают всего лишь треть территории, столкновения с другими ведомствами нередки. Под Пустошкой жаловались на лесников: напустили бобров, те расплодились, перегородили речки плотинами, подняли уровень вод настолько, что заболоченные сенокосы считают уже тысячами гектаров. Главное в этих конфликтах то, что их, «аграрников», никто, оказывается, и не спрашивает: каждое ведомство хозяйничает по своей науке, из своего расчета, а как ведомственный интерес скажется на кормящей земле, увы, никого не волнует. Может быть, в самом деле, в этих краях выгоднее разводить бобров, зарыблять озера, а не сено косить да коров доить? Не скажу точно. Сам не изучал, а сослаться не на кого, потому что никто таких исследований не проводил. Бобров и рыбу я привел лишь как броский, но, конечно же, утрированный факт: ни бобр, ни пелядь не помешают сельскому хозяйству. А если говорить всерьез, то быстрый подъем нашего края возможен только на базе з о н а л ь н о й специализации. Что может та же «Малиновка»? Ну построил Кисляков десяток домиков в Глембочине, втиснул туда 22 семьи, прибавилось в совхозе десять пар рабочих рук, а ушло на это три года. Чтобы обработать толком всю землю, раскорчевать, осушить, унавозить,
