Земля русская - Иван Афанасьевич Васильев

на милость, идут к пенсионерам с добрым словом, те охотно откликаются и помогают. И все-таки некоторое, скажем так, ущемление существует, особенно в сенокос: спускают старикам задания — накоси столько-то тонн, тогда получишь «проценты» на свою корову.

Удивительно живучая патриархальщина — эти проценты! Уж, кажется, куда как ясно и твердо сказано о необходимости обеспечивать личный скот наравне с общественным, ан нет, на местах все равно установят если не «десятину», так испольщину.

Остается сказать еще об одной группе в составе коренных — людях, занятых обслуживанием. Служб этих в деревне становится все больше, следовательно, растет и численность персонала. В колхозе имени В. И. Ленина эта группа насчитывает 25 человек, или 12,5 процента к числу трудоспособных. Такого в нашей деревне еще не бывало. Появились детские учреждения, общественные бани, столовые, зарождаются комхозы. В сферу обслуживания идут, как правило, женщины, и это создает некоторый просвет в решении проблемы «сельских невест». Даже на таком объекте, как центральная котельная колхоза, работают женщины, к тому же со средним специальным образованием, — автоматика сделала этот труд легким и привлекательным. В связи со строительством новых поселков, это уже очевидно, будет на селе расширяться и сфера обслуживания.

Что касается отличия коренного сельского населения от городского, так сказать, в социальном плане, то его почти и нет. Сейчас все колхозники имеют паспорта, могут вступать в профсоюз, на них распространяются все социальные блага. В течение года колхоз выплатил своим членам 20 тысяч рублей отпускных, более 9 тысяч по больничным листам и декретным отпускам, 6 тысяч рублей своих, колхозных, пенсий (дополнительно к основным), выдал десятки бесплатных путевок в дома отдыха и санатории, оказывал материальную помощь нуждающимся.

А по «общественным нагрузкам» сельский житель, пожалуй, перегнал городского. Депутаты местных Советов, члены комитетов и комиссий, народные дружинники, члены товарищеского суда и женсовета, народные контролеры — всего и не перечислишь. 150 человек, почти каждый трудоспособный, имеют какую-то общественную должность.

Но вот какое негативное явление заставляет тревожиться — меньше становится в сельских семьях детей. Если исключить пенсионеров, то получается, что в среднем нынешняя деревенская семья состоит из трех человек: отец, мать и ребенок. Таких семей, в которых есть либо бабка, либо дедка, мы насчитали меньше десятка. За четыре последних года родился 41 ребенок, а стариков умерло 46. Тут что-то надо делать.

ЗАСЕЛЕНИЕ

В предыдущих очерках этого цикла, анализируя социальную структуру нечерноземной деревни, я ссылался главным образом на верхневолжский колхоз имени В. И. Ленина, считая его типичным хозяйством нашего края. Читатель может взять под сомнение характерность явлений и правильность выводов. Я и сам подумал было, уж не слишком ли сузил поле наблюдений, поэтому и предпринял в начале лета 1979 года поездку в южные районы Псковской области, соблюдая, однако, прежний метод — посещать давно знакомые места. Географически это верховья рек Великой и Ловати, экономически — «средние» хозяйства мясо-молочного и льноводного направлений, исторически — «дорога нашествий» в Россию с Запада, на которой что ни город — то древняя крепость.

Изучение «объекта более широкого» убедило меня, что можно было и не ехать, можно было продолжать изучение того же колхоза имени В. И. Ленина — положение везде одинаковое, процессы одни и те же. Но коль поехал — посмотрим, что там.

1. ЗА «КРАСНОЙ ЧЕРТОЙ»

По данным областного статистического управления, в Калининской области сельское население сократилось. Аналогичная картина и в Псковской области. Несмотря на принимаемые до сих пор довольно энергичные меры, приостановить отток, к сожалению, не удается. В селах Пустошкинского района, например, население ежегодно уменьшается на 200—250 человек. В 1941 году на его территории жило 57 тысяч, сейчас — четырнадцать с половиной, из коих на село приходится 9500. Трудоспособных же из них ровно половина — 4700. Но и это еще не все. Из числа трудоспособных 470 заняты в промышленности, торговле, лесном хозяйстве, 500 — в сфере культуры, народного образования, бытового обслуживания, 316 — в административно-управленческом аппарате. Что же остается на долю поля и фермы? Менее трех с половиной тысяч. Это — на 60 тысяч гектаров сельскохозяйственных угодий.

Надо учесть и то обстоятельство, что в основном трудоспособное население сосредоточено в 14 центральных деревнях, а угодья разбросаны на полутора тысячах квадратных километров. Равномерность же расселения для этого края крайне важна. Экономическая необходимость некогда «поставила» здесь 261 деревню. Ныне в 130 деревнях проживает от одного до десяти человек и в 114 — от десяти до пятидесяти. Первую половину можно не считать, она исключена из всех хозяйственных планов.

Да, ровно половину некогда довольно людных деревень в любом районе Нечерноземного Северо-Запада уже не принимают во внимание, а в отдельных колхозах и совхозах и того больше.

Край переступил «красную черту», и как следствие — падение производства. Несмотря на крупные капиталовложения, которые пришли с началом десятой пятилетки — по программе обновления Нечерноземья, — сельское хозяйство не справляется с государственными планами.

Самое тяжелое последствие малолюдья — сокращение продуктивных угодий. Исчезают деревни — лес немедленно начинает наступать на пашню и сенокосы. Сейчас для списания продуктивных угодий, то есть для перевода полей и лугов в лес, норма залесенности поднята до 75 процентов. Это значит, если луг на три четверти зарос кустами, то он еще не лес, он числится по разряду «естественные сенокосы». Так искусственным путем прячут фактическое сокращение угодий. За три года пятилетки в Псковской области введено в эксплуатацию 42 тысячи гектаров осушенных земель, а пашни за это время прибавилось всего-навсего 3 тысячи гектаров. Нельзя же думать, что здесь осушают только пахотные угодья. Как правило, половина, а то и больше мелиорируемых земель — ранее выпавшие из оборота. Выходит, с одного края — осушаем, с другого — запускаем.

Вывод следует один — без коренного крестьянина нечего и думать о подъеме сельского хозяйства Нечерноземья. Вместо исчезнувших и исчезающих деревень надо строить новые. Как они строятся, эти новые села, кто сюда приезжает и зачем — жить и работать на земле или только в поисках заработка, — как складывается характер селения и чем он отличается от прежнего деревенского уклада?

2. ВОЗМОЖЕН ЛИ ПРОГНОЗ?

Если попытаться в многоличье наших сел найти что-то характерное для сегодняшней застройки, то прежде всего бросятся в глаза две черты, или два облика: поселковый и деревенский. Разница не в материале и не в характере застройки — посадный или поквартальный, разница — в типе жилья: в первом — квартира, во втором — усадьба.

Правда, в чистом виде ни того, ни другого села не увидим, они существуют как два лица одного селения. Обусловлено это, во-первых, тем, что новое ставится не в чистом поле, а на околице