Шляпу можешь не снимать. Эссе о костюме и культуре - Линор Горалик

привычка рубиться в Doom и «Ультиму», подростковый жаргон, определенные музыкальные пристрастия. «Гики» стали новыми звездами. Для старшего поколения бизнеса, немало напуганного происходящим и учащегося сосуществовать в принципиально новой иерархической системе, имитация принадлежности к субкультуре «гиков» стала не только символом вовлеченности в яркий культурный тренд, но и важным деловым механизмом, маркером вашей готовности думать, как они, – свежо, неординарно, ярко, и зарабатывать, как они – невообразимо быстро и бесконечно много. Младшее же поколение, выбирающее себе работу на стремительно растущем IT-рынке, изнывающем от недостатка рабочих кадров, помнило, что именно образ «гениального ребенка», вундеркинда, является наиболее подходящим ключом к успешной продаже собственного резюме, часто состоявшего из одной фразы о незаконченном высшем образовании.

Именно это поколение IT-вундеркиндов, выросши, составило в какой-то мере часть ядра сегодняшних «новых взрослых». Кстати, интересен следующий парадокс: «гики» стали первыми «новыми взрослыми» не потому, что, будучи тридцатилетними, вели себя, как подростки, а потому, что, будучи семнадцатилетними, работали по двадцать часов в сутки и принимали решения, которые до тех пор редко выпадали на долю людей младше сорока пяти. Важно запомнить, что эти люди были в своем роде солдатами прогресса (как мы привыкли его понимать): к этой теме мы еще вернемся.

Безусловно, помимо уже перечисленных причин существовал еще целый ряд факторов, способствующих возникновению «новых взрослых». Так, например, в различных исследованиях, посвященных тем или иным аспектам этого феномена, нередко говорится о влиянии феминизма и о том, что феминизм не позволяет мужчинам взрослеть и становиться мужчинами[24]. Оставляя за скобками вопрос об осмысленности этого постулата, следует обратить внимание на две вещи: 1) слышащуюся в нем уверенность в существовании строго определенного понятия «взрослый мужчина» и 2) свойственную многим наблюдателям феномена уверенность, что среди «новых взрослых» почти нет женщин, – уверенность, опровергающуюся подавляющим большинством социальных и маркетинговых исследований, – или вообще отсутствие каких бы то ни было упоминаний женщин при обсуждении темы. Гендерные аспекты феномена «новых взрослых» действительно требуют отдельного разговора (в частности, например, заслуживает упоминания тот факт, что мужчина, ведущий себя «как ребенок», вызывает большее общественное раздражение, чем вызывала бы женщина, поскольку нарушает своим поведением куда больше гендерных установок). Но существующая ситуация, восходящая еще к юнгианским экзерсисам Мари-Луизы вон Франц[25] и к архетипу «женщина-дитя», по крайней мере, демонстрирует нам степень косности наших представлений о зрелости и то, насколько мы перестали замечать эту косность.

«Новая зрелость»: философия игры

Самое главное, что нам, кажется, необходимо понять, когда речь идет о новой зрелости, – почему эти паттерны поведения оказываются такими привлекательными. Этот вопрос кажется совершенно очевидным, если отвечать на него, не задумываясь о подлинном эмоциональном наполнении детства, и ставит в тупик, если мы даем себе труд на секунду вспомнить, каково действительно быть ребенком или подростком. Детство отнюдь не является самой прекрасной, или защищенной, или даже удовлетворительной порой в жизни человека; мы нередко сохраняем сладостные воспоминания о целом ряде моментов детства не благодаря экстраординарной прелести этих моментов, а благодаря экстраординарной способности ребенка изумительно полно отдаваться приятным переживаниям (в сочетании с экстраординарной способностью нашей психики подавлять, вытеснять и позитивно коннотировать менее приятные переживания). Однако повседневная жизнь ребенка не так уж и хороша.

В силу чего? В силу, ответим мы, отсутствия у ребенка инструментария, позволяющего эффективно справляться с возникающими перед ним ситуациями. Встающие перед ним проблемы не так уж сильно отличаются от проблем взрослого – психологическое давление, эмоциональные зависимости, социальное напряжение, финансовое напряжение (которое дети, особенно сегодня, часто испытывают во всей остроте), потребность соответствовать ожиданиям, и прочая, и прочая. Но взрослый человек обладает целым рядом инструментов, добытых в борьбе или в естественном развитии и облегчающих противостояние и взаимодействие с окружающим миром. Речь идет не только об экономических и юридических инструментах, не только о возможности динамики в принятии решений касательно собственного будущего, но и инструментов психологических – о худо-бедно отстроенной системе защит, о коммуникационных навыках, контакте с собственным телом, умении взаимодействовать со своими внутренними состояниями. Обсуждая тему новой зрелости с собеседниками, я нередко слышала высказывания: «Я бы с радостью вернулся в школу/старшие классы/свою подростковую компанию, если бы мы все были такими, как сейчас; мы бы отлично проводили время».

Это и есть объяснение привлекательности «новой зрелости», позволяющее ей постепенно становиться одним из доминантных видов зрелости в современном обществе: «новые взрослые» создают мир, где, наряду с традиционно взрослыми переживаниями и обязанностями, присутствует большинство привилегий детства (право на игру, свободное время, удовольствие, непосредственность, ограниченность ответственности), но отсутствует большинство его недостатков. «Новая зрелость» – это возможность наслаждаться плюсами детства и юности, вернувшись к ним с позиции силы, со взрослым инструментарием и взрослым самосознанием.

Именно эта возможность сделала, например, удивительно популярным «Школьное диско» (the School Disco) – клубные вечеринки, проходящие в крупных американских городах и собирающие в среднем около 1600 человек за раз[26]. На вечеринки не допускаются гости младше 18 лет. Обязательный дресс-код – школьная форма (в ее усредненном американском варианте) – темный верх, светлый низ, обязательный «школьный» (полосатый) галстук; приветствуются школьные прически (хвостики, банты); допускаются костюмы взрослых персонажей школьного пандемониума – учителя, физрука, медсестры. Слоган этих вечеринок – «Восстание на школьной дискотеке!» – как нельзя лучше отражает идеологию этого феномена: возвращение к прежним, динамичным моделям поведения с позиции силы и с новым инструментарием. Язык, используемый создателями «Школьного диско» для рекламных материалов, тщательно балансирует между школьным жаргоном и современным дискурсом индустрии клубных развлечений, предназначенных для взрослой аудитории: «подростковых» словечек ровно столько, сколько нужно, чтобы иронически обозначить характер вечеринки. Сайт «Школьного диско» предлагает потенциальным участникам вечеринки «вернуться в лучшие годы их жизни!». Тут присутствует все та же внятная ирония (о теме иронии в культуре «новой зрелости» разговор пойдет отдельно) – тех, кто считает подростковые годы «лучшими годами своей жизни», на деле крайне мало, зато именно так любили выражаться старшие. Однако на деле здесь предлагается куда более интересная перспектива: вернуться в те же годы новыми людьми, фактически – вернуться не к тем переживаниям, которые вы испытывали в соответствующем возрасте, но в фантазию, уже упоминавшуюся моими собеседниками: прежний уровень динамики, прежние возможности для развлечений, знакомств и сюрпризов, – но новый инструментарий взаимодействия, новый тип коммуникаций. Представьте себе школьную дискотеку, на которой все дружелюбны, ни у кого нет подростковых прыщей, конфликты решаются несколькими улыбками и извинениями, а вопрос потери девственности перестал быть главным вопросом вселенной. Это и правда могло бы стать лучшими годами нашей жизни. По крайней мере, это могло бы стать одной из