Изгнанники, или Топ и Харри - Лизелотта Вельскопф-Генрих

Все остальное он потерял из виду и больше не знал ни времени, ни места. Ни один охотник уже не мог ни видеть другого, ни слышать в могучих перекатах грохота и топота копыт бегущего стада.

До сих пор Харка выпустил девять стрел и знал, что поразил смертельными выстрелами девять животных.

И тут произошло нечто неожиданное.

Головная группа стада, в которой находился Харка, вдруг пришла в замешательство. Одни бизоны замедляли бег, другие, наоборот, ускоряли. Чалому грозила опасность быть затертым в этой неразберихе. Он хотел сделать прыжок, но для этого не было достаточного пространства. Харка схватил плетку и стегнул по крупу бизона, что загораживал дорогу Чалому. Испуганный бизон вспрыгнул передними ногами на того, что бежал перед ним. И на какой-то момент возникло свободное место. Чалый повернул в сторону и прыгнул; он напряг все силы и перемахнул через двух бизонов на свободный участок. Но при этом опрокинулся и упал, всадник вместе с ним, но быстро вывернулся из-под тела коня и снова вскочил на ноги. Чалый тоже поднялся. Он вырос в диком стаде мустангов, был крепкий и верткий. Харка снова вскочил ему на спину. Он все еще был в непроницаемой гуще пыли. Рядом с ним толклась в полной неразберихе передовая группа стада, сзади напирала основная масса, а спереди доносились охотничьи крики, улюлюканье дакота.

Он понял, что на это стадо нацелились сразу две группы охотников! И впереди были дакота, теперь теснящие стадо назад.

Харка при падении Чалого рассыпал много стрел из своего колчана. Но три стрелы еще осталось.

Что делать?

Он мог просто вырваться, ускакать в сторону. Но это не отвечало ни его намерениям, ни его характеру. Он должен был, по крайней мере, завалить еще одного, десятого бизона.

Но бизоны не дали ему времени на размышление и решение. Зажатые в клин между двумя группами охотников, вожаки ринулись на восток, и, если Харка не хотел быть затоптанным вместе со своим мустангом, он должен был подчиниться Чалому и метнуться вместе с галопирующим стадом через прерию к востоку.

Харка очутился в головной группе бегущего стада. Но дакота, кажется, не собирались гнаться за ней, а после устранения препятствия, возникшего из-за метавшихся в разные стороны животных, погнали стадо обратно на юг. Харка еще какое-то время слышал за спиной их крики, а потом все стихло, и опять он не видел ничего вокруг себя, кроме колыхания серо-коричневых спин, темных грив, коротких рогов да коня под собой, который постепенно выдыхался. Пыль теперь была прозрачнее, но все же не пропускала взгляд дальше чем на пару метров.

Вскрикнул какой-то человек недалеко от Харки, как раз в тот момент, когда он пустил свою десятую стрелу в сильного быка. Ноги этого буйвола подломились на бегу, он рухнул и тоже учинил вокруг себя смятение. Снова послышался человеческий крик, похожий на охотничьи вопли дакота, только звонче.

Харка решил, что какого-то дакота занесло в его сторону. Но поскольку у Харки не было желания с ним связываться, десятая стрела попала метко, и он позволил Чалому искать промежуток между бегущими бизонами. Гонимые страхом животные тоже устали – кто больше, кто меньше.

Чалый последовал сигналам седока и собственному инстинкту и скоро вырвался на свободу. Он бежал легким галопом. Теперь Харка мог оглядеться, тучи пыли немного осели.

Мимо Харки пронеслись последние животные из той группы бизонов, что повернула на восток. Глухой гул копыт постепенно стихал вдали. Но с юга доносился шум великой суматохи. Должно быть, две охотничьи группы и основная часть стада сплелись там в дикий клубок посреди непроницаемой пыли.

Харка с трудом отдышался. Нос, рот и горло были забиты пылью и слиплись, на глаза тоже налипла пыль, волосы посерели. Его Чалый чихал, он был в мыле, с губ падали клочья пены, бока вздымались. Мустанг остановился, и Харка не понукал его, пока пыль не осела и вид не прояснился. Он поскакал назад к своему последнему убитому бизону.

Картина, которая предстала перед ним, была удивительна. Бизон лежал в траве на боку. Стрела Харки торчала там, где ей и положено было торчать. Это была хорошая добыча. Рядом с убитым бизоном стоял, дрожа, чужой мустанг, такой же взмыленный, как и Чалый, с такой же пеной на губах. Это был пегий конь, рыже-черно-белый. Покинувший его седок взобрался на тело быка и разглядывал вторую стрелу, попавшую в загривок животного и едва ли способную его умертвить. Этот человек, сидевший на трупе бизона, был юный, тонкий и курчавый, до пояса голый и, так же как Харка, весь покрытый пылью. Его большие живые глаза были устремлены на Харку.

Юный индеец смотрел на другого охотника сверху вниз и узнал его. Но не сказал ни слова.

Первым заговорил тот, что сидел на убитом бизоне.

– Значит, мы оба, – сказал он. – У тебя это тоже первая охота? Бизон твой. Жаль.

– Почему жаль? – хрипло спросил Харка и сплюнул пыль.

– Потому что это моя единственная стрела, которая вообще попала в цель.

– Что ж ты так плохо учился стрелять, Черная Кожа, Курчавые Волосы?

– Харка Твердый Камень, Ночное Око, Убивший Волка, Поражающий Стрелами Бизонов, Охотник на Медведей! Ты обучался обращению с луком и стрелами начиная с четвертого лета жизни, а я только с двенадцатого! Я больше не сижу на коне как та муха – то слева, то справа, то спереди, то сзади, как тогда, когда ты взялся наконец учить меня верховой езде. Я теперь скачу на охоту вместе с нашими воинами, ты же видишь. Но как при этом еще и стрелять… этого я не понимаю. Это очень трудно. Но я хотел добыть бизона себе домой, потому что у нас в вигваме сплошь голодные бабы, молодые и старые, а отец погиб.

– Чужая Раковина погиб?

– Он погиб, Харка Твердый Камень. Пятьдесят белых мужчин, что хотели покарать наше стойбище, нашли его, когда он стрелял в них из вигвама. Они его убили и страшно изувечили, потому что эти белые мужчины как койоты, терзающие труп. Унчида принесла мне клочки мяса и кости, что остались от отца, и я теперь ненавижу белых мужчин еще больше прежнего. Я сказал, хау.

– А кто были двое других? – спросил Харка.

Он спросил тихо; мысли его были словно парализованные.

– Значит, ты все видел. Да. Унчида сказала, что ты был там. Вторым был сын Старого Ворона, а третьей была девушка, осиротевшая дочь брата Маттотаупы. Вот,