Ласточкин крик - Ахмет Умит

точно сколотил свой капитал на продаже органов. Лагеря беженцев и центры миграции – это, считай, склад органов. Договаривайся и бери.

– Похоже на то, – кивнул я. – Но пока это только версия, единственным подтверждением которой являются слова задержанного нами Динча. – Я кивнул на первую фотографию Хаяти Дарджана в углу экрана. – А чем закончилось расследование по его делу, Зейнеп?

Девушка погрустнела.

– Он был освобожден за недостатком улик…

– Да… – протянул я. – Если сейчас выдвигать обвинение, прокурор потребует от нас обоснование. Улики, свидетели… Хорошо, а еще дела против него заводили?

– Ну а как же, – усмехнулась Зейнеп. – Целых пять штук.

Али иронично присвистнул.

– Дай угадаю, и он ни разу не был осужден?

– Совершенно верно. У него все время получалось отвертеться… До суда ни одно дело не дошло.

– Но как такое возможно, Зейнеп? – спросил я. – Какая-то лазейка в законе?

– Здесь все немножко запутанно, господин главный комиссар. Во всем мире очень много людей, которые нуждаются в трансплантации, для них это в прямом смысле вопрос жизни и смерти. Выстраиваются целые очереди, составляются листы ожидания… И когда появляется возможность получить орган, пересадку делают первому в очереди. Это если по-честному. Но такие люди, как Хаяти Дарджан или Динч Ачикгез, поступают иначе. Они за деньги могут перевести в начало очереди богатого пациента или же за деньги достать для него нужный орган в обход всяких очередей. Первый раз Хаяти поймали на том, что он пересадил почку нищего нигерийца богатому немцу. Поймали и отпустили – дескать, все было сделано по согласию сторон… Нашлись документы, нашлись свидетели… Подобных случаев, к сожалению, множество. Но вообще за четырнадцать лет по обвинению в торговле органами было арестовано около четырехсот человек. Еще около двухсот были задержаны при попытке продажи собственных органов в обход законодательства. Торговля органами процветает в Косове. А теперь уже и мы стали страной, в которой часто делают нелегальные операции… Этот рынок сейчас очень оживлен.

– Ну ничего себе! – взвился Али. – Бедные люди продают свое тело по кусочкам, чтобы богатенькие жили долго и счастливо.

Зейнеп грустно кивнула:

– Именно так, Али. И добавить сюда, что наша страна наводнена сирийцами, которые непонятно на что живут. Многие из них стоят перед страшным выбором: чтобы сохранить жизнь своих детей, одним ребенком придется пожертвовать. Или взрослым, что на самом деле ничего не меняет, разве что детей неизмеримо жальче.

Али сжал кулаки:

– Айбер и Джабир продали мясникам своего сына с синдромом Дауна… До чего же дошло человечество…

Возможно, человечество изначально было таким, подумал я. Сильные всегда пожирали слабых. И самое страшное, что Хаяти, потерявший дочь из-за того, что ей вовремя не сделали пересадку, включился в этот бизнес. Может быть, это была его месть? Но сейчас не время было философствовать о человеческой природе.

– Хорошо, ребята, – сказал я. – Предположим, Хаяти Дарджан действительно вовлечен в подпольную торговлю органами. Предположим, что его клиники и правда построены на кровавом капитале. Но как это связано с убийствами педофилов? В конце концов, перед нами стоит задача найти Слепого Кота, а не раскрыть международную сеть черных трансплантологов. Если, конечно…

Наша прекрасная дама не дала мне договорить.

– Рядом с Хаяти Дарджаном стоит еще одно имя, господин старший инспектор, – голос ее звучал весело. – Вообще-то ночью я поехала к вам именно об этом рассказать…

Зейнеп обычно просто так воздух не сотрясала, видимо, у нее получилось найти что-то важное. Я спросил, стараясь не выдать волнения:

– Ты что-то узнала о штрих-кодах с игрушек?

На ее лице засияла улыбка.

– И это тоже, да. Сумма цифр с игрушек, обнаруженных на местах недавних преступлений, не составляет двенадцать. Их никто не менял, как пять лет назад. Если вы помните, прокурор Надир говорил об этом. Но есть кое-что куда более важное. Охраной клиник «Серап» последние три года занимается отставной полицейский Альпер Сипер, точнее, его агентство.

Она пощелкала мышкой и вывела новую фотографию. На ней были изображены трое: Хаяти, Кансу и Альпер. Фотография сопровождала статью в газете о нападении на женщину-врача в одной из клиник «Серап».

– То есть Альпер знал последнюю жертву… – сорвалось у меня с языка. – Но вчера, когда мы разговаривали, он промолчал об этом.

Зейнеп закивала.

– Я об этом и говорю, господин комиссар. Не знаю, как в остальных случаях, но в убийстве Кансу Сармашика Альпер может быть замешан. Но на мой взгляд, даже не он, а Хаяти Дарджан выходит на первое место в списке подозреваемых. Он – заказчик.

– Очень умно, – согласился Али. – Кансу постоянно одалживал деньги у Хаяти. Тот в определенный момент начал отказывать, и Кансу стал его шантажировать: мол, если ты денег не дашь, я все расскажу полиции.

Мой помощник излагал именно ту версию, которая возникла у меня ночью, когда я слушал Динча. И Зейнеп придерживалась такого же мнения. Теперь они оба ждали подтверждения с моей стороны.

– И не просто расскажет, но еще и подкрепит нужными документами, мой дорогой Али. Кансу вечно нуждался в деньгах. Будь его воля, он бы все доходы «Серап» спустил на ставки. И Хаяти хотел избавиться от этой головной боли. Он рассказал все Альперу, ну, или тот сам стал свидетелем шантажа. Возможно, Альпер предложил Хаяти устранить Кансу… Хаяти мог испугаться. Одно дело – потерять деньги, но совсем другое – угодить в тюрьму за убийство. Он, конечно же, не хотел, чтобы близняшки росли без отца. Тогда Альпер предложил ему план, надежный как швейцарские часы. План, который никогда бы не дал их поймать… Он собирался свалить вину на Слепого Кота, то есть выстроить все так, будто Кансу Сармашик стал еще одной жертвой серийного убийцы. И очень возможно, чтобы все выглядело убедительно, он убил еще двоих – педофилов, убийство которых у многих вызывает одобрение.

Зейнеп посмотрела на меня с восторгом.

– А ведь точно, господин комиссар. Альпер же знал абсолютно все про Слепого Кота. Кроме того, у него были материалы, которые собрал Зекаи. Получается, что Альпер действовал точно по инструкции: усыплял жертв мивакурием, убивал и оставлял трупы в местах, связанных с детьми. На глаза повязывал красную повязку, отрезал кусок уха, а рядом оставлял игрушку.

– Он работал еще тоньше, дорогая Зейнеп, – сказал я. – Он догадался, кто будет вести это дело, и все обо мне разузнал. Вероятно, он выяснил, что к моей дочке приставал Акиф Сойкыран, и именно поэтому он убил его первым. А рядом оставил игрушку, похожую на куклу моей Айсун. Он хотел задеть мои чувства, чтобы я полностью сконцентрировался на