Феномен - Александр Шепиловский

— Но мы-то, исходя из нашей эволюции, можем поместить в антивремя, скажем, мышей или того же вонючего скунса?

— Не понял ты, Шурка. Не можем мы показать себя живодерами, потому что процесс осуществляют глюссияне, и хоть они и знают наше отношение к животным, которых мы с аппетитом можем съесть, все-таки не надо портить настроение старшим братьям. В этом все дело. Потом как-нибудь без них, когда научимся получать антивремя, мы сами в него с мышами и с твоим вонючим скунсом залезем. А ты, Тока, все понял?

— Не все. Я пока помолчу.

Глава 21

Шли последние приготовления. Я спросил Тимники, могу ли принять участие в создании антивремени? Ведь я тоже контактик.

— Мы тебе ни в чем не отказываем, — ласково ответила Тимники. — Хочешь — пожалуйста.

Скомплектовали специальную группу из четырнадцати человек. Витавшая над нами женщина-глюссиаянка с пушистыми волосами, закутанная в сиреневый хитон, попросила нас взяться за руки и образовать окружность вокруг отражателей помех. Она предупредила, что мы испытаем весьма неприятные ощущения, но для здоровья совершенно безвредные. Со стороны наши действия, может, выглядели несерьезными и даже комичными — как в детском садике — затеяли хоровод. А ведь готовилось к осуществлению нечто дерзкое и невероятное. Женщина ободряюще улыбнулась нам и, не мигая, уставилась на сероватый сфероид на треножнике. Потом положила на сфероид ладонь и стала его поглаживать. Тут и началось. По телу прошла судорога, затем забегали противные мурашки, сродни тем, которые появляются, когда отходит сильно затекшая нога. Мурашки становились ощутимее и острее, было не больно, но ощущение — препакостное, будто кто-то изнутри перебирает нервы. Мы задергались, закривлялись, появилось желание освободить руки, но их словно связали.

— Терпите, терпите, пожалуйста, наши друзья, — проговорила женщина, а у самой на глазах появилась мутная поволока от сострадания к нам.

Рядом со мной тихонько повизгивали и дергались Владимир и Добрыня, а напротив делали страдальческие гримасы Гек Финн с Тарасом. Наблюдатели среди которых находились Юлия и Наташа с Наташенькой, были и испуганы и готовы вот-вот взорваться от хохота. Нам потом показали по голофону запись наших припадочных конвульсий. Ох и смеху было! Но в тот момент мы действительно страдали, испытывая до невозможности мерзкое чувство, что-то среднее между щекоткой, зудом и тем ощущением, что вызывает скрежет зубов о железо. Это была реакция организма на шедший через нас поток энергии, необходимый для поворачивания хода времени вспять.

Обычное состояние организма наступило сразу с прекращением подачи энергии. Какое это было блаженство и наслаждение! А мы живем и не замечаем того, как не замечаем воздуха, и лишь удушье напоминает нам о нем. Женщина извинилась, что вынуждена была причинить страдания в течении семи секунд. А по мне казалось, что мы дергались целый час.

— Все? — спросил Владимир. — Руки можно разжать? Там время уже идет вспять?

— Да. Через тысячу восемьсот девяносто три часа и шестнадцать минут ваш милый Вовка выйдет из гауцсика, и время в сфере поменяет знак минус на плюс.

Мы были изумлены: перед нами предстала картина в перевернутом виде, как говорится, вверх ногами, потолок стал полом и наоборот. От отражателей до глубины трех метров начиналась круглая чаша, а вверху шаровая сфера перекрывалась плоскостью, то есть, полом лаборатории, ставшим потолком, на котором размещалось оборудование. Однако незакрепленные приборы и вещи не падали. Но более всего поразило то, что все оборудование, попавшее под границу разделения времени с антивременем, было разрезано на две части. Часть, находившаяся в обычном времени, оставалась на месте, а другая половина — будто оторвалась от целого и переместилась наверх, не только в перевернутом виде, но и развернутой так, что правое стало левым, то есть, зеркальным отражением.

— Замечательно! — восхищенно сказал Владимир.

Мы подошли поближе к перевернутой сфере. Добрыня взялся за спинку лабораторного стула, неестественным образом державшегося на одной ножке, а вторая половинка стула с тремя ножками и частью сиденья располагалась высоко над головой и, конечно, вверх ногами. За нижней «отрезанной» половинкой была пустота. Добрыня попробовал сдвинуть или приподнять полстула, но дерево от напряжения затрещало, вот-вот сломается ножка.

— Первые парадоксы антивремени, — сказал Гек Финн и ткнул кулаком в пустоту, но рука встретила невидимую преграду. Я тоже попробовал. Забавно, воздух будто отвердел.

— Из чего она состоит, эта стенка сферы? — спросил я. — Из какого материала и откуда он взялся?

— Это не материал, это вообще не вещество, — ответил Гек Финн. — Здесь нет атомов и молекул, это просто граница между временем и антивременем. Как и всякая граница, она не имеет толщины, у нее нет физической прочности и твердости, но, тем не менее, она — непреодолимая преграда для вещества и излучений, как в сферу, так и из нее.

— Чему вы удивляетесь? — спросила Юлия. — О чем говорите?

И тут выяснилось, что внутренность сферы антивремени видели только контактики, а остальные люди наблюдали громадный туманно-матовый бесцветный шар, совершенно не создающий объемности, он был плоским как пятно, откуда на него не смотри. При постукивании по стенке-пятну-шару или поскребывании, как ни странно, не было никакого звука. Каждый воспринимал «пятно» по своему, для одних — оно было гладким, для других — шершавым. А фактически, «пятно» совсем не ощущалось, оно просто было не проницаемым. Фантастика, да и только. Не вещество, не силовое поле. Без физических свойств, имея всего два измерения, граница была надежной преградой. Чего только в природе не бывает! В замкнутую сферу ничто не могло проникнуть, а также и покинуть ее. Стоп! А свет? Раз мы, контактики, видим в антивремени часть лаборатории, значит, туда проникает свет и, отразившись от предметов, выходит обратно, потому и видим. Я спросил об этом Владимира, но он замычал что-то неопределенное. Ответил Гек Финн:

— Свет в сферу не проникает. А внутренность ее мы, контактики, видим временем, энергия которого воздействует на наши зрительные нервы. В самой же сфере, где нет источника света — кромешная тьма.

— За этой половинкой стула пустота?

— Кажущая.

— Но я же четко вижу, что стул рассечен надвое, и части его разделены расстоянием, значит, они существуют самостоятельно?

— Нет, стул так и остался целым стулом, с той лишь разницей, что время в нем течет в разных направлениях, хотя как такового, направления нет.