Ведьма - Фриц Лейбер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они отрицательно покачали головами.
— И правильно! Это не входило в ее обязанности. — Он откинулся в кресле, начал было стирать пену с рукава, но тут же передумал и задумчиво сказал: — Лет сто тому назад, в конце XX века, жил гениальный хирург и виртуоз в области микроэлектроники по имени Даниэль Цуккерторт. Вы, конечно, о нем даже не слышали?
Гаспар открыл было рот, однако промолчал и посмотрел на Зейна, который тоже молчал — вспомнив, очевидно, шпильку насчет роботов-пустозвонов.
— Так вот, — продолжал Флэксмен, — этот Цуккерторт творил настоящие чудеса с помощью микроскальпелей. Он разработал какую-то особую методику соединения нервных волокон с металлом и добился результатов, которых никому другому не удалось повторить на высших животных. Разумеется, подобно всем гениям его калибра, он был чудаком. Вознамерился подарить бессмертие лучшим человеческим умам и, полностью изолировав их от соблазнов внешнего мира, открыть перед ними путь к достижению вершин мифически-абстрактного знания. С этой целью он создал метод сохранения полностью функционирующего человеческого мозга внутри стационарного металлического контейнера. Нервные окончания органов речи, зрения и слуха он сращивал с соответствующими входными и выходными контактами. Шедевром его технического гения стало искусственное, работающее на изотопах сердце, обеспечивающее циркуляцию крови и снабжение ее кислородом. Это сердце-мотор помещалось в большой полости, как Цукки назвал верхний широкий металлический свод защитного контейнера, и требовало замены изотопного топлива всего раз в год. Ежедневная смена малой вывинчивающейся полости позволяла снабжать мозг дополнительными питательными веществами и освобождать его от продуктов распада. Микронасосик — подлинный шедевр микроэлектроники — подавал в мозг необходимые гормоны и прочие раздражители, не позволявшие ему погрузиться в тупую спячку. Короче говоря, Цукки добился своего: бессмертие лучшим умам человечества было обеспечено.
Флэксмен внушительно поднял палец и помолчал, давая нам возможность проникнуться грандиозностью замысла.
— Однако, — продолжил он через пару минут, — у Цукки был свой взгляд на то, какие умы считать лучшими. Ученых он не ставил ни во что, потому что все они уступали ему, а сам о себе он был не очень высокого мнения. Государственных мужей он презирал, как и отцов церкви. Однако слово «художник» внушало Цукки благоговейный трепет, так как сам он был человеком с исключительно прямолинейным складом ума и не обладал ни малейшим воображением — если, конечно, исключить его специальность. Художественное творчество — способность манипулировать красками, звуками, а главное, словами — заставляло его преклоняться. До самой смерти он считал талант художника величайшим чудом. Таким образом, Цукки решил подарить бессмертие — в металлической коробке — творческим личностям: художникам, скульпторам, композиторам, но в первую очередь — писателям. Последнее оказалось весьма своевременно по двум причинам: во-первых, уже появились словомельницы и настоящие писатели остались без работы, а во-вторых, пожалуй, одни писатели могли пойти на такое безумие и согласиться с предложением Цукки. Как бы то ни было, к тому моменту, когда слухи о его работе просочились в печать, у него было уже законсервировано тридцать мозгов, причем все они принадлежали писателям, переговоры с которыми ему удалось сохранить в полной тайне. Вы уже догадываетесь, разразился невероятный скандал. Духовенство утверждало, что он лишил смертных всех надежд на вечное блаженство, дамы из Общества защиты животных возмущались столь жестоким обращением с миленькими мозгами, а юристы утверждали, что появление «консервированных мозгов» потребует пересмотра чуть ли не всего существующего гражданского законодательства. Тут выяснилось, однако, что предъявить Цукки какое-нибудь конкретное обвинение чрезвычайно трудно: в его распоряжении были нотариально заверенные разрешения на операцию всех, кого он оперировал, и все, как один, когда их опрашивали, полностью поддержали Цуккерторта. К тому же все свое огромное состояние он оставил фонду, названному им «Мозговой трест», — этот фонд должен был обеспечить «серебряных мудрецов» необходимым уходом и всем остальным, в чем они будут нуждаться. Затем в самый разгар скандала Цукки умер и этим положил конец всей истории. И даже смерть для себя он выбрал достойную гения — подвергся разработанной им же операции «психосоматического развода», как он назвал ее. У Цукки был ассистент — настоящий кудесник. Он трижды проделывал эту операцию, причем на третьей Цукки только присутствовал и наблюдал. Затем Цукки решил оперироваться сам — и умер на операционном столе. Его гениальный ассистент покончил с собой, уничтожив сначала все записи, аппараты и инструменты.
Едва Флэксмен неторопливо произнес эти слова, рассчитанные на максимальный эффект, как дверь кабинета вдруг начала медленно, с легким скрипом открываться.
Флэксмен судорожно подпрыгнул. Остальные испуганно обернулись.
На пороге стоял сгорбленный старик в лоснящемся саржевом комбинезоне. На седые всклокоченные лохмы была нахлобучена засаленная фуражка, из-под которой торчали мочки ушей с пучками жестких волос.
Гаспар сразу узнал старика. Это был Джо Вахтер, выглядевший необыкновенно бодро — оба его глаза были наполовину открыты. В левой руке он держал веник и совок для мусора, а в правой — большой черный пистолет.
— Прибыл на дежурство, мистер Флэксмен, — заявил он, почтительно поднося пистолет к виску. — Готов начать уборку. По всему видно, что оно и не помешает. Здравствуйте все, с кем еще не виделся.
— Вы не могли бы починить электрозамок? — холодно осведомился Каллингхэм.
— Нет. Да он вам теперь и ни к чему, — бодро сообщил старик. — В случае необходимости можете рассчитывать на меня и на мой верный скунсовый пистолет.
— Скунсовый пистолет? — недоверчиво усмехнулась няня Бишоп. — А на барсуков он уже не годится?
— Дело здесь такое, сударыня. Он пуляет шариками, запаха которых не выносит ни человек, ни зверь. Тот, в кого угодит такой шарик, сразу же скидывает с себя одежду и бежит мыться. А можно поставить его и на автоматическую стрельбу. Тут уж любая толпа разбежится.
— Верю, верю, — поспешно согласился Флэксмен. — Но скажите, Джо, что происходит с… игроками вашей команды, когда вы стреляете?
Джо Вахтер хитро улыбнулся.
— В том-то и штука! Лучше моего скунсового пистолета не найти, потому что у меня поврежден носовой нерв и никаких запахов я не чувствую!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});