Осколки континента - Бенгт Шёгрен

На протяжении всего XIX века Реюньон находился в изоляции. Чтобы добраться до маленьких французских колоний, расположенных вокруг Мадагаскара, требовался капитал. Некоторые возможности для иммиграции и дальнейшей колонизации острова открылись лишь после того, как в 1895–1905 годах французские войска — наконец-то с согласия англичан — завоевали и «умиротворили» Мадагаскар. Но к тому времени горные районы на Реюньоне были уже заселены. И время там почти остановилось…

Вдали раздался крик петуха. Он донесся с одной из дальних горных площадок, где «белые бедняки с горных высот» выстроили себе лачуги и возделывали свои крошечные поля. С давних пор они зарабатывают себе на хлеб тем, что спускаются вниз по узким горным тропам на рынки Сен-Дени и других городов и продают там свой скромный товар: бобы, горох, чечевицу, огурцы, корнеплоды, кур, а иногда и одного-двух гусей.

Вырученные от продажи деньги, «белые бедняки» зачастую тут же тратят на ром и развлечения. Нищета доводит их до пьянства, а изоляция в горах способствует кровосмешению. В горной части Реюньона сложилось приблизительно то же социально-генетическое положение, что и в некоторых колониях в Вест-Индии. На острове Сент-Бартелеми, например, — бывшей маленькой колонии Швеции (теперь коммуна в департаменте Гваделупа), население которого также большей частью происходит от ранних французских иммигрантов, двоюродные браки, заключаемые из поколения в поколение, сделали жителей этого острова похожими друг на друга.

Можно, конечно, спорить о том, в какой степени этот обособившийся народ можно считать «белым». Характерно, что щепетильные до всего, что касается состояния и расового происхождения, франко-маврикийцы предпочитали смотреть на «белых с Бурбона» сверху вниз, независимо от того, были они состоятельными плантаторами или мелкими землевладельцами, и не только потому, что их предки большей частью происходили от простых людей, а в основном потому, что часть предков — о горе несчастным! — были цветными. Подобную родословную обнаружить чисто зрительно нелегко, поскольку индианки и малагасийки имеют прямые волосы и «чистые» черты лица, и их потомство весьма трудно отличить от загорелого европейского лица, в особенности, после многоступенчатого смешения с европейцами. Но одного подозрения было достаточно, чтобы маврикийцы стали «воротить нос» от своих соседей с Бурбона-Реюньона. Смешение рас безусловно было полезным. Современные исследования в области наследственности говорят, что это способствует развитию индивидов, делает их более сильными, чем родители. По словам Рейналя, в XVIII веке колонисты на Реюньоне славились тем, что были «рослыми, сильными и смелыми». Если сегодня «белые бедняки с горных высот» далеко не всегда обладают этими качествами, то здесь сыграли свою роль экономические и социальные факторы, превратившие их в одичавших, опустившихся горцев.

Лишь с недавнего времени молодежь с гор стала стремиться в прибрежные населенные пункты, чтобы устроиться там на работу. Некоторым удалось получить образование и сделать себе карьеру. Сегодня многие из городских учителей, служащих, работников магазинов и ресторанов — белые с гор. Но на их родине, во внутренней части острова, неграмотность — до сих пор обычное явление; многие из них, особенно женщины, ни разу в жизни не были на побережье.

Легче всего приобщаются к цивилизации не те белые, что живут в самых дальних горных ущельях, а те, что обосновались в менее труднодоступных районах вокруг горных городов Силао и Хелльбур: их дети могут посещать школу. В 60-х годах лесные хозяйства стали давать работу все большему числу этих «аборигенов», низкий уровень жизни которых всегда удивлял и шокировал путешественников, склонных считать, что европейцы в тропиках — не что иное, как имущественная элита.

Первые «белые бедняки» стали перебираться в горные районы Реюньона еще в середине XVIII века. Они заметно отличались от тех, кто направлялся на Маврикий. На Реюньон приезжали настоящие колонисты, рассчитывавшие на собственный труд, даже если они имели рабов, в то время как Маврикий, еще во времена Лабурдоннэ имевший стратегическое и торговое значение, помимо офицеров, солдат, матросов и торговцев, заселялся состоятельными людьми. Они целыми семьями перекочевывали туда из Франции, в надежде основать там плантации.

Не имея у себя под боком такого производительного земледельческого острова, как Реюньон, военно-морская база Маврикий не могла бы столь успешно играть свою роль в войне против Великобритании. В значительной мере благодаря многочисленным белым мелким землевладельцам Реюньона французские солдаты и офицеры постоянно снабжались продуктами питания.

Еще до того, как на Маврикии появились первые колонисты, на Реюньоне уже были кофейные плантации. На обоих островах рос дикий, эндемичный вид из рода Coffea, который вначале и попытались использовать. Но так как его качество оставляло желать лучшего, в 1715 году на Реюньон были завезены саженцы Coffea arabica из Аравии. За короткое время кофейные плантации были расширены до таких масштабов, что производство кофе с 1727 по 1745 год, когда было возделано все побережье, увеличилось в десять раз.

В то время кофе «Бурбон» был самым популярным сортом в Париже. Впоследствии на французском рынке с ним стали все больше конкурировать сорта с Мартиники и Санто-Доминго (Гаити), в результате чего цена на реюньонский кофе упала. Но Реюньон располагал и другими сельскохозяйственными продуктами, которые экспортировались во Францию, например, хлопком, табаком, индиго, а чуть позже — пряностями. Здесь выращивали мускатные орехи, пряную гвоздику, корицу, перец и другие ценные растения, которые Пьер Пуавр завез в Памплемус, а оттуда разослал своим ученикам.

Эти культуры прижились здесь значительно лучше, чем на Маврикии, так как росли на мелких плантациях, тщательно обрабатываемых. Однако в результате длительной блокады острова во время Французской революции и наполеоновских войн, а также английской оккупации 1810–1815 годов, положение реюньонских земледельцев резко ухудшилось. Кроме того, в 1806 и 1807 годах над островом пронеслись два необычайно сильных урагана, которые принесли значительный урон плантациям кофе и пряностей. Нужны были средства для восстановления пошатнувшегося хозяйства, а так как во Франции в это время ощущалась нехватка сахара, было решено сделать ставку на производство этого продукта.

Выращивание пряностей продолжалось и скоро было расширено за счет ванили, которая и поныне служит экспортным товаром на Реюньоне. Сахарный тростник вытеснил кофе. Мелкие земледельческие хозяйства слились в крупные плантации. Наладилось и стало быстро расти производство сахара: с 21 тонны в 1815 году до 38 тысяч тонн в 1853 и 73 тысяч в 1860 году. А так как большинство рабов после своего освобождения в 1848 году ушли с плантаций в город, а в горы одновременно хлынула новая волна «белых бедняков», на Реюньоне, как и на Маврикии, ресурсы рабочей силы стали восполняться за счет завербованных рабочих, благодаря которым Реюньон превратился в «сахарный» остров.