Осколки континента - Бенгт Шёгрен

Свое первое утро в Сен-Дени я встретил в тесной и мрачной комнате на первом этаже отеля «Бурбон», старинного здания в колониальном стиле с резными завитушками и прочими характерными архитектурными элементами. Меня разбудил раздраженный голос, выкрикивавший приказы в конторе. Голос принадлежал самому владельцу отеля, человеку, который не только внешне был похож на бывшего немецкого офицера, но и вел себя соответствующим образом. Раздосадованный этими резкими командными окриками, я поднялся с постели и протиснулся в миниатюрную душевую, которая когда-то, несомненно, служила гардеробом. Вода из душа все же полилась, но ее было недостаточно для обтирания. Ну ничего, на малых островах зачастую именно так обстоит дело с удобствами. Я, однако, не сожалел, что поселился в небольшом «крысином отеле», как его называл Мартенс, мой спутник, собиратель ящериц. Он всегда предпочитал этот отель: его устраивали доступные цены. Меня также не привлек единственный современный отель в центре Сен-Дени. Несмотря ни на что, старый «Бурбон» был чистым и аккуратным, имел свою «атмосферу», просторный ресторан и удобную открытую веранду, окруженную небольшим садом, выходящим на улицу. Отменной оказалась и кухня отеля с ее французскими и креольскими блюдами, пожалуй, лучшими из тех, что мне довелось пробовать за время моего путешествия.

На Реюньон я прилетел с Маврикия вместе с Мартенсом на самолете компании «Эр Франс». Тем самым я лишил себя замечательного зрелища, которое открывается плывущему на корабле: фантастический силуэт острова с поднимающейся у горизонта самой высокой (3069 метров) горой Маскаренских островов Питон-де-Неж («Снежный пик»). Однако, несмотря на то что я отвел на путешествие по Индийскому океану пять месяцев, я не мог позволить себе ждать морской оказии. Надо было с полной отдачей использовать оставшееся время.

Вечером мы пообедали в одном из китайских ресторанов. Потом пути наши разошлись. Мартенс должен был вернуться к своим ящерицам и на следующее утро отправиться в глубь острова на охоту за редкими пресмыкающимися. Я же хотел после обеда «исследовать» Сен-Дени, где намеревался обзавестись знакомствами и навести необходимые справки. Сен-Дени оказался удивительно скучным городом. Кафе и баров здесь было предостаточно, но в них — никаких признаков жизни.

Мне так и не удалось отыскать нечто похожее на всеобщее место встречи, которых обычно множество на других островах. Единственное в Сен-Дени кафе у тротуара оказалось таким же безлюдным, как и другие кафе и бары в этом городе. Лишь домовые воробьи прыгали между столиков. Впоследствии я узнал, что недостаток в развлечениях — одна из самых серьезных проблем, над решением которых бьются местные власти, пытающиеся ныне развивать на Реюньоне туризм. Туристов нечем заманивать, кроме как ландшафтом вулканических гор.

Отсутствие оживления на улицах Сен-Дени частично объясняется и тем, что все здесь удивительно дорого: напитки, еда, одежда и прочее. Причины дороговизны кроются в странных валютно-финансовых отношениях, существующих между Реюньоном и метрополией. Хотя с 1948 года остров номинально является заморским департаментом Франции, он до сих пор не получил французскую валюту. В этом отношении три других заморских департамента — Гваделупа, Мартиника и Французская Гвиана — представляют собой исключение. Если их местные франки по крайней мере идентичны французским франкам, то на Реюньоне, как и во многих других «независимых» французских колониях, и по сей день имеют хождение африканские колониальные франки — franc C. F. A.[41], сотня которых соответствует двумстам старым франкам, или двум новым.

И в других отношениях Реюньон производит впечатление колонии, несмотря на все красивые слова о «департаментализации». Не думайте, например, что рабочие получают здесь ту же зарплату, что и во Франции. Хотя реюньонским рабочим платили больше, чем маврикийcким, согласно обменному курсу, в 1968 году сельскохозяйственный рабочий, скажем, получал не более 95–96 колониальных франков в час (то есть примерно тридцать копеек. — Е. Р.). Этого не надолго хватает там, где все стоит вдвойне дороже.

Вместе с тем, французские государственные чиновники и служащие получают очень высокую зарплату, значительно выше, чем их английские коллеги в британских колониях. Одновременно их понуждает к бережливости то, что по возвращении домой они получают вдвое больше на сэкономленные деньги. Тот, кто тратит здесь не более абсолютно необходимой суммы, может сэкономить в месяц значительно больше, чем он зарабатывал у себя на родине. По данным книги Т. Хейтера «Французская помощь», изданной в 1966 году, четвертая часть французской помощи Африке возвращается в виде подобных сбережений назад во Францию.

Этот способ наживаться на колониальной валютной системе и политике в области заработной платы служит одной из главных причин того затишья, которое царит на улицах Сен-Дени, несмотря на то что в городе живет много колониальных, простите, департаментских чиновников; они-то уж должны бы сидеть в кафе и барах, как это принято во Франции или на таких островах, как Гваделупа и Мартиника.

Эти «метрополитанцы» (или как их называют «метро») не пользуются особой популярностью. С давних времен на Реюньоне за ними закрепилось креоло-французское прозвище «зорэй» («уши»). Почему именно «уши» — никто в точности не знает. Я слышал два различных объяснения: одни говорят, что французы из Франции якобы должны держать ухо востро, если хотят понять местный диалект; другие утверждают, что слово это происходит от выражения: «не говори лишнего, у властей тоже есть уши…»

Многое указывает на то, что последнее объяснение ближе к истине.

Уже в первый день я побывал в одном месте, где действительно опасаются властей, а именно — в редакции коммунистической газеты «Темуаньяж» («Свидетельство»). Один из моих вновь приобретенных маврикийских друзей, политик и профсоюзный лидер, Бадри снабдил меня рекомендательным письмом к лидеру коммунистов Реюньона Полю Вержесу. Но напрасно я ожидал, что представители оппозиции немного займутся мной и будут сопровождать меня на экскурсии по острову.

В редакции «Темуаньяж» мне сообщили, что Вержес в Париже. А Бруно Пейе, который принял меня вместо него, был со мной сдержан и сослался на недостаток времени. Он спросил меня, отдаю ли я себе отчет в том, где нахожусь. О да, я отдавал себе в этом отчет.

— Но знаете ли вы, что за вами, возможно, следят, так как вы — иностранец, и что у вас могут возникнуть неприятности, если полиция узнает, что вы здесь?