Мой любимый негодяй - Эви Данмор

Люси будто ударили в грудь кулаком. Несколько ужасных секунд она не могла дышать. Грудь пронзило болью, словно рана была настоящей и снова начала кровоточить.

Скорее бы оказаться в Тоскане, где никто не слышал о доме Рочестеров и не мог случайно упомянуть это имя.

Леди Уиклифф посмотрела на дочь как-то слишком понимающе.

– Продолжайте, – охрипшим голосом промолвила Люси.

– В Эшдауне сложилась некая неприятная ситуация, и графиня в данный момент не может там оставаться.

– Я знаю.

– Да, понимаю – после вчерашнего возмутительного представления. Однако я в любом случае обратилась бы к тебе за помощью – графине не следует больше скрываться в Уиклифф-холле. Дом большой, а Уиклифф весьма невнимателен, но рано или поздно прислуга проговорится.

Общеизвестно, что прятать сбежавшую из дому женщину благородного происхождения крайне предосудительно. Почему мать рискнула навлечь на себя неприятности, укрывая беззащитную страдалицу? Что это – чувство долга по отношению к старинной подруге? Желание сделать что-то назло мужу? Каким бы ни был мотив, Люси должна помочь матери Тристана перебраться в безопасное место. Тристан… как больно. И все же нужно ему сообщить. В крайнем случае послать телеграмму.

– У вас есть какие-либо планы? – спросила Люси, стараясь сосредоточиться на насущных задачах и таким образом унять боль в груди.

– Она должна как можно скорее покинуть Британию. Однако я бы предпочла, чтобы леди осталась в Европе, в привычном климате. После смерти сына она… несколько нездорова. Дополнительный стресс вследствие проживания, скажем, среди американцев может ее погубить. – Взгляд матери стал пронизывающим: – Ты можешь это устроить?

Люси повела плечами:

– Да.

На каждую проститутку с ребенком, отправленную в «дом на полпути», приходилась одна женщина из высшего класса, которой Люси помогала исчезнуть: это были беременные от внебрачной связи с титулованными джентльменами, которые хотели сохранить детей, а также те, кто не мог подать на развод.

– Что ж, отлично. – Выражение лица графини смягчилось.

– Это стоит денег, – предупредила Люси. – И немалых.

– Проблем не предвидится.

– Но как?

– Скупость не относится к числу недостатков Уиклиффа. Разумная женщина может за тридцать лет скопить значительную сумму, – самодовольно произнесла мать.

– Понимаю. Хорошо. Я направлю вас к людям, которые окажут необходимую помощь.

Мать застыла; между бровями появилась складка.

– Значит, ты сама не будешь вовлечена… в тайную операцию? – озабоченно спросила она.

– Это надежные люди.

Люси перешагнула через дорожную сумку и направилась к столу, с которого перед отъездом все убрала. Открыла ящик и выложила чистый лист бумаги, перо, чернильницу и кусок сургуча.

Мать подошла ближе и встала за ее спиной, сосредоточенно наблюдая, как Люси водит пером по бумаге.

– Сесиль созналась, что это она разбросала памфлеты по Клермонту, – сказала мать. Как раз в тот момент, когда Люси ставила подпись.

Перо соскользнуло, и к подписи добавилась лишняя завитушка.

– Я знаю.

– Вероятно, после нашей дружеской беседы в Клермонте она испугалась, что ты задумала вытеснить ее из моего сердца. В конце концов, ты моя дочь. Сама мысль о том, что она больше не будет первой, повергла девушку в своего рода панику. Как я понимаю, она явилась в твою комнату с намерением как-нибудь тебе навредить. И увидела памфлеты.

Люси посыпала исписанный лист песком. Признание могло быть всего лишь последней манипуляцией Сесиль, способом подольститься к тетушке и заставить ее подумать: а сто́ит ли преданность племянницы скандала в герцогском дворце?

– Сесиль продемонстрировала поразительный бойцовский дух. Вот только проявила его не там, где надо.

Графиня переступила с ноги на ногу.

– Ее поведение стало для нас большим разочарованием.

Люси зажгла свечу, чтобы растопить сургуч.

– Вы, случайно, не собираетесь отправить ее к тете Клотильде в Швейцарию? Помнится, мне грозили этим, когда мое поведение стало для вас большим разочарованием.

А такое случалось часто.

– Она выезжает в Берн завтра, – призналась мать после некоторой паузы.

– Хм.

Тетя Клотильда – сущий дракон. Люси стало почти жаль кузину. Почти.

– Сесиль так и не восстановилась полностью после смерти родителей, – сказала мать. – Она жила в постоянном страхе, что останется одна на всем белом свете.

Люси покачала головой. Даже ограниченная в свободе женщина в состоянии сделать выбор.

– Ну, вы с Томми всегда ее обожали.

Она капнула на конверт растопленным красным сургучом и пришлепнула сверху своей печатью. Возникла мысль: по пути на станцию нужно забежать на почту и отправить сообщение Тристану. Он говорил, что хочет разыскать мать, а затем заслужить прощение Люси… Воспоминание вызвало ноющую боль. После всего, что Люси наговорила ему в Уиклифф-холле, Тристан наверняка решил, что они в расчете, и не станет искать ее прощения. К глазам снова подступили горячие слезы. А если самой разыскать его и поговорить, поговорить как взрослая женщина, способная мыслить рационально?.. Только что от этого изменится? Законы останутся прежними. И ее опасения не растворятся бесследно в воздухе. Она лишь продлит неизбежное, причинит себе новую боль.

Расстояние. Вот что поможет.

Люси протянула матери письмо:

– Здесь все, что нужно.

Мать с подозрением уставилась на конверт:

– То есть?

– В письме мои рекомендации. Кроме того, адреса и кодовые слова: для женщины, которая подготовит фальшивые проездные документы, и для другой женщины, которая выберет подходящий пункт назначения и решит текущие вопросы с поездкой. Я должна попросить вас соблюдать максимальную конфиденциальность.

– Значит, – устало проговорила леди Уиклифф, – мне придется вовлечь еще двоих?

Блаженное неведение!

– Вы хотите, чтобы кое-кто исчез без следа. И не кто-то, а супруга жестокого и властного мужчины. Поверьте, все организовано надлежащим образом – потребовались годы работы.

– Хорошо. – Мать опустила конверт во внутренний карман жакета. А вот это разумно. Из сумочки письмо легко вытащит вор-карманник. – Ты точно не сможешь заняться этим сама?

– К сожалению, я опаздываю на поезд.

Взгляд матери скользнул по чемодану и открытой дорожной сумке у двери, затем вернулся к дочери.

– Ты меня удивляешь. Ни при каких обстоятельствах я не приняла бы тебя за женщину, которая сбегает.

Люси захлопала глазами:

– Ну что ж… А я не приняла бы вас за женщину, которая борется.

Кажется, у матери слегка перехватило дыхание. Затем она едва заметно кивнула:

– Полагаю, все мы убегаем и боремся как умеем, когда того требуют обстоятельства. Куда деваться? – Она снова посмотрела на сумку. – Ты приняла решение уехать совсем недавно.

– Верно, недавно.

Пауза.

– Мы сможем найти тебя?

– Нет.

Зачем им ее искать?

Во взгляде матери промелькнула искра – некая эмоция, изменчивая и мимолетная, словно пламя свечи боролось со сквозняком, – и затем сменилась растерянностью.

– Ой, кто это у нас?

Люси обернулась. Боудикка, дерзкая предательница, наконец снизошла до того, чтобы покинуть свое укрытие. Проигнорировав Люси, она принялась ходить вокруг гостьи, почтительно обнюхивая