Мемориал августа 1991 - Андрей Александрович Прокофьев

Не успел Архип Архипович подумать о неизбежности позднего дождика, как тот приступил к своему делу, морося тонкими каплями, образовывая кружки на поверхности не успевших высохнуть луж, что достались незнакомому населенному пункту в наследство от предыдущего и не так давно прошедшего дождя. Асфальтированная дорога гордилась своим преимуществом. Они шли по правому краю, почти посуху. Кое-где виднелись дымки от затопленных бань. Прямо перед ними пронеслись две тявкающие собачонки, а на одном из сараев, вглядываясь в сельские просторы, сидел большой полосатый кот.

– Надо куда-то определяться – произнес Архип Архипович.

– Нужно, конечно, но я думаю, осмотреться по сторонам, по мере возможности. Если эти ребятки здесь, то они где-то должны бросить свое авто и это, думаю должно бросаться в глаза.

– Нет, Митрофан, зачем им это. Они вероятнее всего приехали сюда к кому-то определенно, а значит и машину загонят с глаз долой.

– Резонно, но все-таки – покачал головой Митрофан Андреевич.

Остановившись, чтобы закурить, Архип Архипович и Митрофан Андреевич, увидели сбоку от себя старушку, которая вышла за собственную калитку, чтобы подышать простором, да и осмотреть знакомые окрестности, а сейчас с интересом смотрела на двух незнакомых мужчин.

– Мать можно у тебя спросить? – проявил инициативу Архип Архипович.

Еще не дождавшись ответа, они двинулись к старушке.

– Какая я тебе мать. Может, сестра старшая – но спрашивай – прошамкала беззубым ртом старушка.

– Где сестренка здесь можно остановиться на несколько дней. Гостиница какая-нибудь есть у вас здесь?

– Не, гостиницы нет. А остановиться, так у меня можно. Три комнаты пустые. Дом большой, а живу одна.

– Повезло, причем с первого раза – довольно произнес Митрофан Андреевич.

– Мы заплатим – сказал Архип Архипович.

– Мне много и ненужно – обозначила свои требования бабуля.

– У нас много и нет – свел разговор к общему знаменателю Митрофан Андреевич.

Бабушка провела гостей в дом. Который и вправду был просторный со старомодной уютной обстановкой, и при полной, бросающейся в глаза чистоте. На диване-книжке, накрытом синеватым покрывалом, мирно дремали сразу три кошки. Правда, сон их был нарушен, появлением незнакомцев, и бабушкины питомцы тут же перекочевали под диван.

– Чаю сейчас вам сделаю. Если чего покрепче желаете, то сами соображайте.

– Это понятно – произнес Архип Архипович, а Митрофан Андреевич вытащил из бумажника пятитысячную купюру и спросил Архипа: – ‘’Хватит?’’

– На месяц, думаю по здешним меркам – серьезно озвучил Архип Архипович.

– Да и ладно, пусть будет больше – решил Митрофан Андреевич, плохо разбирающейся в ценах дня сегодняшнего.

– Пойдемте, чай налила – появилась хозяйка.

Гости уже разместились в одной из комнат, где стояла одна кровать. Вторая кровать была совсем рядом, спрятавшись в небольшой комнатке-нише.

Оказавшись за столом, испытывая некоторое неудобство, Митрофан Андреевич протянул бабуле деньги.

– Ты что родимый, у меня сдачи нет.

– Ненужно сдачи.

– Да как же это – не унималась бабуля.

– Не нужно, значит ненужно – подтвердил, акцентировано Архип Архипович.

– Спасибо вам – произнесла бабуля, затем спохватившись, ища кого-то глазами, продолжила – Господи, куда зверье мое подевалось, вроде не выпускала их на улицу.

– Под диваном они – пояснил Архип Архипович…

… – На улицу пулей вылетели, напугали вы их чем-то – сказала бабуля, вернувшись назад.

Гости ничего не ответили, на ее слова, а через какое-то время Митрофан Андреевич спросил.

– Настасья Петровна (к этому времени они успели познакомиться, как и положено), есть ли у вас здесь что-то примечательное, не знаю, как выразиться. Или богатей, какой у вас обитает?

– Примечательного ничего нет. Церква старая, правда, батюшка Ироним ремонт сделал. Со всех дворов деньги собирал, а богатей этот и не дал ничего. Есть такой фамилия – Подкулачник Иван Васильевич. У него земли много, дом, как раньше у купцов были.

– Он и сейчас им под стать – сказал Митрофан Андреевич.

Бабушка Настя не стала комментировать слова гостя, а сказала, что и было нужно.

– Он отдельно проживает. Раньше в селе жил, а теперь, говорю вам, поместье у него свое.

– Название, небось, для него придумал – предположил Митрофан Андреевич.

– А как же, только не могу сразу вспомнить. Памяти совсем уж не стало.

Бабушку Настю никто не торопил, и без того, найти единственное здесь поместье не составляло труда. Но она все же вспомнила, точнее, принесла из своей комнаты листочек, на котором неизвестно для какой цели было написано: ‘’Свободного капитала и эксплуатации’’.

– Вот оно мои дорогие, мерзость какая.

– Это точно – многозначительно произнес Митрофан Андреевич, а Архип Архипович иронично улыбнулся.

– Магазин, то у вас, где, – или кто хорошей самогонкой торгует? – спросил Архип Архипович, когда бабушка Настя, убрала обратно пригодившуюся писульку с гадким названием.

– И магазин есть, целых два, и самогонку продают. Революционная улица, дом десять, Клара Витальевна. Очень хороший у нее самогон, но это от людей знаю, сама давно уж не принимаю.

Архип Архипович начал собираться.

– Сейчас прямо, потом первый поворот налево, это и будет Революционная. Если что скажи от Настасьи Петровны – пояснила хозяйка…

… – Где же мои касатики? Кис, кис, кис – звала бабушка Настя, выйдя на крыльцо, но кошачье племя и не собиралось, до поры, до времени возвращаться в дом…

5. Мемориал августа 1991 года.

– Сон странный видел Ваньша, до сих пор мурашки по коже ползают. Ты не смейся, не смешно мне совсем – Ироним Евстратиевич серьезным голосом, говорил, сидящему напротив него, и перед большой чашкой с дымящимися пельменями, Ивану Васильевичу Подкулачнику.

Если Ироним Евстратиевич был маленький, сухонький, из тех граждан, о которых говорят: ‘’в чем только, душа держится’’, то Иван Васильевич был подобен герою из произведения немецкого сказочника: невысокий, сутулый, обросший, как обезьяна жестким волосом, что зачастую светились лишь одни злобные глаза. Все время одетый в непонятные лохмотья, к тому же сильно волочивший за собой левую ногу. Ему недоставало лишь горба между лопаток, и тогда бы он мог претендовать на что-то не только немецкое, но и с полным правом, мог бы сойти за персонажа из книги классика французской литературы.

Имел Иван Васильевич, кажется, самый скверный характер во всей округе. Никогда не улыбался. Многие и вовсе считали, что он этого не умеет делать. А с самого рождения, по легенде, сохранившейся из прошлых лет, шибанулся он с какой-то деревянной лавки на давно не мытый пол. Вот и предстал на свет божий – Иван Васильевич Подкулачник.

Одно имел он качество, ценил его, берег, как зеницу ока. На нем он вырос, им дышал, ему поклонялся. Название тому пороку – жадность. Правда, говоря, все же нужно отметить одно немало важное обстоятельство. После того, как Подкулачник разбогател – во времена новых тенденций, то он сделал важное изменение в своем привычном обиходе. Он перестал экономить на собственном желудке и теперь жрал от пуза. Пять, шесть, семь – раз в день. Любил посиживать на