Осколки судеб - Белва Плейн

– Конечно. Я же говорил тебе, что он никогда не подписывается.

Внезапно он почувствовал, как его охватывает знакомое возбуждение. Он снова шел в бой, или, скорее, его туда посылали, но это было не столь уж и важно. Спокойной, веселой, бездумной жизни под жарким солнцем наступил конец. Настало время действовать. Он вспомнил чувство торжества, которое владело им в тот день, когда они испортили карточки призывников, хотя у него тогда и пересохло в горле от страха, и они едва все не попались. Возможно, им удалось в тот день спасти нескольких бедняг от участи вернуться домой с изуродованным лицом или в гробу. И, самое важное, они нанесли удар системе.

Он уже чувствовал приток адреналина. Да, это было прекрасно.

– Ты едешь? – спросила Сьюзен Б.

– Конечно, и ты едешь вместе со мной.

– Я? Но я ничего об этом не знаю, кроме того, что ты мне рассказал.

Она выглядела такой маленькой, такой юной и нежной. Он обнял ее и прижал к груди.

– Не волнуйся. Я рассказал тебе о многом, и я знаю, что ты все поняла. И еще большему тебя научат прекрасные люди, с которыми я тебя познакомлю. Пора взрослеть, Сьюзен Б. Тим был прав, я слишком долго бездействовал. И ты тоже.

– Я поеду с тобой, – сказала она. – Потому что ты – единственное, что есть у меня на свете.

– Я всегда и везде буду о тебе заботиться. Только верь мне.

Несколько дней спустя после этого разговора они поднялись очень рано, еще до того как рассвело и кто-либо пошевелился.

«Мы уходим. Удачи. Мы всех вас любим», – написал Стив на клочке бумаги и прикрепил записку к входной двери большого дома.

– Ты это хорошо придумал, – заметила Сьюзен Б. – Так грустно говорить «прощай».

– Дело не в этом или, скорее, не столько в этом. Ребята станут нас расспрашивать, а это нам совсем ни к чему. Может настать время, когда нас будут разыскивать и явятся сюда. А ничего о нас не зная, они и не смогут ничего рассказать.

Тимоти они нашли по адресу, который он дал им в письме. Он сбрил бороду, покрасил в более темный цвет свои светлые волосы и укрыл ясные глаза под темными стеклами очков в массивной черной оправе, придававшей ему вид бухгалтера или служащего банка.

– Камуфляж, – рассмеялся он, снимая с себя очки и крепко обнимая Стива. – Рад видеть тебя, чертовски рад! – воскликнул он и, слегка отстранив Стива от себя, чтобы лучше его рассмотреть, с той же теплотой в голосе произнес: – Что ты сделал с собой? Да тебя нельзя узнать. Поджарый, мускулистый. Выглядишь великолепно.

– Работа на ферме. Настоящий пролетарский труд, – ответил Стив, покраснев от удовольствия, что его так радушно встречают.

– Тебя здесь явно не хватало. Тут такое происходит! Кажется совершенно невероятным, что ты ничего об этом не знаешь. Но мы быстро введем тебя в курс дела. А это кто?

– Сьюзен. Она приехала со мной, – сказал Стив и, глядя Тимоти прямо в глаза, серьезным тоном добавил: – Ей все известно. Мы с ней о многом разговаривали, и она все понимает. С ней не возникнет никаких проблем, Тим, поверь мне.

– Ну, если ты за нее ручаешься, какие тут могут быть возражения, – так же серьезно ответил Тимоти. – Иди сюда, Сьюзен, присоединяйся к нам. – Он взял ее руку в свои ладони. – Но наше дело связано с большим риском. Надеюсь, тебе это известно? И преданностью. Абсолютной преданностью.

Она кивнула.

– Я знаю. И я знаю также, что это стоит того. – С гордостью она добавила: – Я так много узнала с тех пор, как мы встретились со Стивом. Там, откуда я пришла – вам надо знать, откуда я пришла, чтобы понять, что я…

Стив знал каждую болезненную точку в ее душе, как знал он каждый изгиб ее тела, и тут же вмешался:

– У тебя будет еще время рассказать об этом, когда мы представимся остальным, – и, обратившись к Тиму, он спросил: – Полагаю, процедура все та же?

Тим взял бразды правления в свои руки.

– Да, конечно. А теперь садись, чтобы мы могли начать.

Обстановка маленькой квадратной комнаты, которая в прошлом, когда дом принадлежал одной семье, была спальней, а теперь стала частью некоей анонимной квартиры, состояла из зеленого дивана с трещиной у основания, двух стульев с зеленой же грязной обивкой и журнального столика со стулом подле него, на котором сейчас восседал Тим. Присутствующих было восемь человек, так что двоим из них, Стиву и Сьюзен, пришлось расположиться на полу.

– Привет, Джордж, привет, Сэм, – обратился Стив к двум парням, и они обменялись рукопожатием.

– Привет, Лидия. Сьюзен, это Лидия, о которой я тебе рассказывал.

Он рассказывал о ее храбрости и находчивости, не упоминая о том, что спал с ней, и он был рад сейчас этому, так как Сьюзен Б. смотрела бы на нее совсем по-другому, если бы знала.

Сам он, глядя сейчас на Лидию, не испытывал никакого волнения; она была только товарищем и ничем больше, как все остальные, будь то мужчина или женщина. Чувствуя, что Сьюзен волнуется, он ободряюще похлопал ее по руке.

На собрании присутствовали двое новеньких, Тед и Шелли. Тед выглядел лет на тридцать, хотя, как выяснилось, ему было всего лишь двадцать два. Его худое аскетическое лицо, на котором застыло озабоченное выражение, обрамляли длинные редкие волосы цвета соломы. У Шелли были коротко остриженные взлохмаченные волосы – прическа «я у мамы дурочка» – и выговор выпускницы пансиона благородных девиц.

– Мне двадцать пять лет, – начала она, когда Тим попросил ее рассказать о себе. – Всю свою сознательную жизнь, с тех пор, как я стала достаточно взрослой, чтобы понимать что к чему, я была радикалкой. Откуда я? Пригород в Массачусетсе. Конно-спортивные праздники, балы, приемы… да вы это знаете не хуже меня. – Она обвела взглядом собравшуюся в комнате разношерстную компанию, в которой были два еврея с Востока, принадлежащие к средним слоям, католик из приходской школы на Среднем Западе и сын питтсбургского шахтера. – Хотя, может, вы и не знаете… не важно. Наконец я оттуда вырвалась, поступив в колледж, где специализировалась по политологии. Тогда же я занялась и политикой и, конечно же, вступила в СДС.[23] После окончания колледжа я уехала в Вашингтон, жила какое-то время в коммуне, и там, можно сказать, и осела, хотя иногда совершаю небольшие набеги и на другие города.

Все рассмеялись, и Тим сказал:

– Большинство из нас, как ты сама видишь, наслышаны о твоих «набегах». Но я все же поясню, в основном, для Сьюзен, которая этого не знает, что Шелли – один из активнейших наших организаторов, работающих в университетских городках. Неутомимая. Ее арестовывали уже, наверное, раз шесть или даже больше. В первый раз за «вонючие» бомбы во время съезда демократов в Чикаго в 1968 году, после чего были школьные демонстрации, женская милиция, ну и так далее. Прости, что прервал тебя, Шелли. Продолжай.