Сын цирка - Джон Уинслоу Ирвинг

несколько неправильных интимных связей можно исправить – даже начисто стереть из памяти – одной правильной связью. Кто осудит Нэнси за такое намерение?

Пока Нэнси ехала на мотоцикле к парому и к своей судьбе, доктора Даруваллу разбудила от сумасшедшего сна и несварения желудка тупая непроходящая боль в большом пальце правой ноги. Он освободился от противомоскитной сетки и свесил ноги из гамака, но стоило ему ступить на правую ногу, как его большой палец пронзило острой болью, – на секунду ему показалось, что продолжается сон, в котором он – тело святого Франциска. В приглушенно– палевом цвете рассвета – но не таком, как цвет кожи доктора Даруваллы, – Фаррух осмотрел свой палец на ноге. Кожа была целой, но на ней багровыми и лиловыми метками были четко обозначены следы укусов. Доктор Дарувалла вскрикнул.

– Джулия! – закричал доктор. – Меня укусил призрак!

Прибежала его жена.

– Что случилось, Liebchen? – спросила она его.

– Посмотри на мой большой палец! – воскликнул доктор.

– Это ты себя укусил? – с нескрываемой неприязнью спросила его Джулия.

– Это чудо! – воскликнул доктор Дарувалла. – Это был призрак той безумной женщины, которая укусила святого Франциска!

– Только не богохульствуй, – нахмурилась Джулия.

– Я верующий, а не богохульник! – воскликнул доктор. Он рискнул сделать шаг правой ногой, но боль в большом пальце была такой разящей, что он, взвизгнув, упал на колени.

– Тише, а то разбудишь детей, – всех разбудишь! – рассердилась Джулия.

– Боже Милостивый, – прошептал Фаррух, заползая обратно в свой гамак. – Я верую в Тебя, Боже. Только, пожалуйста, не мучь меня больше! – Он нырнул в гамак и крепко обнял себя. – А что, если они придут за моей рукой? – спросил он жену.

Он был неприятен Джулии.

– Я думаю, что ты съел что-то лишнее, – предположила она. – Или тебе приснился дилдо.

– Полагаю, это тебе он снился, – мрачно сказал Фаррух. – Я здесь пострадал от приобщения к вере, а ты думаешь о большом члене!

– Я думаю о твоей своеобразной манере поведения, – сказала ему Джулия.

– Но я испытал какой-то религиозный опыт! – настаивал Фаррух.

– Не вижу здесь ничего религиозного, – ответила Джулия.

– Посмотри на мой палец! – вскричал доктор.

– Может, ты во сне его укусил, – предположила его жена.

– Джулия! – воскликнул доктор Дарувалла. – Я считал тебя христианкой.

– Да, но я не бегаю по этому поводу с криками и стонами, – сказала Джулия.

На балконе появился Джон Д., даже не подозревавший, что религиозный опыт доктора Даруваллы чуть не стал его собственным опытом – только другого рода.

– Что случилось? – спросил молодой человек.

– По-видимому, спать на балконе небезопасно, – ответила ему Джулия. – Что-то укусило Фарруха – какое-то животное.

– Там следы человеческих зубов! – заявил доктор.

Джон Д. с обычной своей отстраненностью осмотрел укушенный палец.

– Может, это была обезьяна, – сказал он.

Доктор Дарувалла свернулся в клубок в гамаке, решив наказать свою жену и своего любимого молодого человека молчанием. Джулия и Джон Д. позавтракали с дочерьми Даруваллы в патио под балконом. Время от времени они поднимали глаза к увитому растением балкону, где лежал, якобы продолжая дуться, Фаррух. Они были не правы; он не дулся – он молился. Так как доктор был неопытен в молитвах, это напоминало внутренний монолог рядового представителя конфессии – обычно такие монологи произносят с тяжелого похмелья.

«О Боже! – молился доктор Дарувалла. – Не надо забирать у меня руку – палец уже убедил меня, что Ты есть. Зачем мне другие доказательства – Ты и так уже во мне, Боже. – Доктор сделал паузу. – Пожалуйста, не трогай мою руку», – добавил он.

Позднее разносчику чая в холле отеля показалось, что он слышит голоса с балкона Даруваллов на втором этаже. Но поскольку считалось, что сифилитик Али Ахмед почти совсем глухой, все согласились, что, скорее всего, ему постоянно чудятся какие-то голоса. Однако сифилитик Али Ахмед действительно слышал молитвы доктора Даруваллы, поскольку к полудню доктор стал бормотать молитвы вслух и модуляции его голоса оказались в диапазоне восприятия разносчика чая.

– Я искренне сожалею, если оскорбил Тебя, Боже! – страстно бормотал доктор Дарувалла. – Искренне сожалею, на самом деле, очень, очень сожалею! Я и в мыслях не держал издеваться над кем-то – я просто шутил, – исповедовался он. – Святой Франциск, и ты тоже, пожалуйста, прости меня! – (Лаяли собаки, которых собралось больше обычного, будто модуляции докторских молитв совпадали и с собачьим слуховым диапазоном.) – Я ведь хирург, Боже! – стонал доктор. – Мне нужна моя рука – обе руки нужны!

Таким образом, доктор Дарувалла не собирался покидать гамак своего чудесного обращения в новую веру, а пока Джулия и Джон Д. втайне обсуждали, как предотвратить еще одну докторскую ночевку на балконе.

Спустя несколько часов, когда прошло похмелье, Фаррух отчасти снова обрел уверенность в себе. Он сказал Джулии, что для него будет достаточно стать просто христианином; он имел в виду, что, может, ему не обязательно становиться католиком. Подумала ли Джулия, что лучше бы ему стать протестантом? А может быть, англиканцем? В настоящий момент Джулия была очень напугана метинами и цветом укусов на пальце ноги мужа; она боялась бешенства, несмотря на то что кожа казалась целой.

– Джулия! – сокрушался Фаррух. – Я здесь беспокоюсь о своей смертной душе, а ты думаешь о каком-то бешенстве!

– У многих обезьян бешенство, – заметил Джон Д.

– Какие обезьяны? – воскликнул доктор Дарувалла. – Я не вижу здесь никаких обезьян! Где вы видели обезьян?

В пылу спора никто из них не заметил, что Промила Рай и ее племянник-с-грудями съехали из отеля. Они собирались вернуться в Бомбей, но не сегодня; Нэнси снова повезло – Рахула не будет на ее пароме. Промила знала, что Рахул был разочарован своим отдыхом в Гоа, и поэтому она приняла приглашение переночевать на чьей-то вилле в Старом Гоа; там будет костюмированная вечеринка, которая могла бы развлечь Рахула.

Нельзя сказать, что здешний отдых совсем уж разочаровал Рахула. Тетушка денег на него не жалела, но полагала, что он добавит свои собственные средства на поездку в Лондон, о чем уже было говорено-переговорено; конечно, она ему поможет, но ей хотелось, чтобы он обзавелся и хоть какими-то собственными деньгами. В поясе Дитера Рахул обнаружил несколько тысяч немецких марок, но он ожидал большего, учитывая, какое количество и качество гашиша заказывал Дитер. Разумеется, марок и было гораздо больше – но только в дилдо.

Промила думала, что ее племянника интересовала Школа искусств в Лондоне. Она также знала, что он хочет завершить полную смену пола, и знала, что такие операции стоят дорого. При своем отвращении к мужчинам, Промила была в восторге от намерения племянника стать ее племянницей, но она заблуждалась, полагая, что главным мотивом для