Сын цирка - Джон Уинслоу Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Могилу обнаружат не сразу; прилив лишь слегка размоет песок возле маленькой лагуны. Так и останется неясным, кто первым учуял нечто в струях ветра – то ли птицы-падальщики, то ли бродячие собаки; но к тому времени Нэнси будет уже далеко.
Она подождала, пока солнце поднимется над пальмами и затопит белым светом пляж, – понадобилось всего лишь несколько минут под его лучами, чтобы влажный песок могилы высох. Пальмовой ветвью Нэнси замела все следы от коттеджа до могилы; затем, прихрамывая, двинулась в путь. Было еще утро, когда она покинула Анджуну. Ей показалось, что она набрела на какой-то изолированный островок сумасбродов, когда увидела обнаженные тела загорающих и купающихся, что на этих пляжах было чуть ли не давней традицией. Из-за болезни она только теперь стала открывать для себя эти места.
В первый день с ее ногой было не так уж плохо, но ей пришлось пройти через весь Калангут, после того как она подложила на автостанции паспорта. Ни в Мене, ни в Варме не было ни одного врача. Кто-то сказал ей, что говорящий по-английски врач остановился в отеле «Конча», но, когда она добралась туда, врач уже съехал. В «Конча» ей сказали, что англоязычный врач есть в Бага в отеле «Бардез». На следующий день она туда и отправилась, но ее выставили за дверь, – к этому времени на ноге началось воспаление.
Когда Нэнси вылезла из ванны после бесконечного мытья в номере доктора Даруваллы, она не могла вспомнить, сколько дней прошло после убийства – два или три. Однако она сделала явную ошибку, сказав доктору Дарувалле, что отправится в Бомбей на пароме, – это было неумно с ее стороны. Когда доктор и его жена помогали ей устроиться на столе на балконе, они приняли ее молчание за страх перед небольшой хирургической операцией, однако в этот момент Нэнси обдумывала, как ей исправить свою оплошность. Она чуть вздрогнула от обезболивающего укола и, пока доктор возился с осколками стекла, спокойно сказала:
– Знаете, я решила не ехать в Бомбей. Лучше поеду на юг. Сяду на автобус из Калангута в Панджим, а после в Маргао. Хочу добраться до Мисора, где готовят фимиам – слышали? А затем – в Кералу. Как вам такой план? – спросила она. Ей хотелось, чтобы доктор получше запомнил ее липовый маршрут.
– Я думаю, что у вас весьма амбициозные планы! – сказал доктор Дарувалла.
Он извлек из ее ступни на удивление большой кусок стекла в форме полумесяца; вероятно, это от толстого дна бутылки из-под кока-колы, сказал ей доктор. Вытащив осколки, он продезинфицировал мелкие порезы, а большую рану закрыл марлей с иодофором[66]. Доктор Дарувалла также дал Нэнси антибиотик, который взял с собой в Гоа для своих детей. Через несколько дней ей следовало обратиться к врачу, а если начнется покраснение вокруг раны или лихорадка – то немедленно.
Нэнси его не слушала – она волновалась насчет того, как заплатить доктору. Вряд ли было бы правильным попросить, чтобы он развинтил дилдо, да и выглядел доктор не настолько сильным. Фаррух же на свой лад тоже подумывал об искусственном члене.
– Я не могу много заплатить, – сказала доктору Нэнси.
– Я вовсе не хочу, чтобы вы мне платили! – ответил Дарувалла. Он дал ей свою визитную карточку; просто по инерции.
Нэнси глянула на нее и сказала:
– Но вы же слышали, я не собираюсь в Бомбей.
– Я знаю, – ответил Фаррух. – Но если вы почувствуете, что у вас начинается лихорадка, или снова воспалится рана на ноге, вы должны позвонить мне, где бы ни находились. Или, если вы обратитесь к врачу, который вас не понимает, пусть он позвонит мне.
– Спасибо, – поблагодарила Нэнси.
– И не ходите пешком больше, чем нужно, – посоветовал доктор.
– Я поеду на автобусе, – подчеркнула Нэнси.
Когда она, прихрамывая, направлялась к лестнице, доктор представил ее Джону Д. Она была не в том состоянии, чтобы знакомиться с таким красивым молодым человеком, и, хотя он был весьма вежлив – даже предложил помочь спуститься по лестнице, – Нэнси чувствовала себя чрезвычайно уязвимой рядом с ним, по-европейски вышколенным. Он не выказал ни малейшего сексуального интереса к ней, и это больно задело ее – боль в ноге и то была слабее. Но она попрощалась с доктором Даруваллой и позволила Джону Д. отнести ее вниз; она знала, что она тяжелая, но он выглядел сильным. Ее охватило желание поразить его. К тому же он уж точно мог развинтить фаллоимитатор.
– Если вам нетрудно, – сказала она ему в холле отеля, – не могли бы вы мне помочь? – Она показала ему на дилдо, торчащий из рюкзака. – Кончик откручивается, – сказала она, глядя ему прямо в глаза. – У меня просто на хватает сил.
Она продолжала рассматривать его лицо, когда он взял большой член обеими руками. Она запомнит, насколько он был спокоен.
Как только он сделал один поворот, она остановила его.
– Этого достаточно, – сказала она. Ей не хотелось, чтобы он увидел деньги. Ее разочаровало, что он оставался абсолютно невозмутимым, но она решила продолжить игру. Она решила, что будет смотреть ему в глаза, пока он не отведет взгляд. – Я собираюсь вас пощадить, – проворковала она. – Вы ведь не хотите знать, что там внутри.
Она будет помнить его по этой непроизвольной усмешке, поскольку Джон Д. был актером задолго до того, как стал Инспектором Дхаром. Она будет помнить эту усмешку, ту самую, которой Инспектор Дхар позже охмурит, как фимиамом, весь Бомбей. И именно Нэнси пришлось отвести взгляд – и это она тоже будет помнить.
В Калангуте она не стала заходить на автобусную станцию, решив добираться до Панджима автостопом, даже если для этого придется идти пешком или защищаться саперной лопаткой. Она надеялась, что у нее есть один или два дня до того, как обнаружат тела. Но еще не найдя дорогу на Панджим, она вспомнила о большом осколке стекла, который доктор вынул у нее из ступни. Показав ей, он положил осколок в пепельницу на маленьком столике возле гамака. Она подумала, что доктор его выбросит. Но что, если он узнает об осколках бутылки в «могиле хиппи» – так вскоре станут ее называть – и удивится тому, что осколок из ее ноги им вполне соответствует?
Поздно ночью Нэнси вернулась к отелю «Бардез». Дверь в фойе была заперта,
