Сын цирка - Джон Уинслоу Ирвинг

однажды вечером, Нэнси проснулась и почувствовала себя немного лучше. Она подумала, что лихорадка отступила, потому что голова была ясной; она подумала, что рвота и понос в прошлом, поскольку испытывала чувство голода. Дитера и Бет в коттедже не было – они пошли на дискотеку в городе Калангуте. Дискотека была в заведении под каким-то дурацким названием, вроде «Коко банана», где Дитер спрашивал многих о Рахуле. Дитер сказал, что гораздо клевее ехать туда с девушкой, чем выглядеть как лузер, каким и будешь казаться, если пришел один.

Еды в коттедже не было, кроме бананов, и Нэнси съела целых три; затем она заварила себе чай. После этого пошла набрать воды для ванны. Она удивилась, что так устала после того, как наносила воды, и, поскольку лихорадки не было, ванна показалась Нэнси прохладной.

Затем она вышла к пальмовой хижине, где хранились их напитки, и попила из бутылки сок сахарного тростника, надеясь, что диарея уже не повторится. Больше делать было нечего, кроме как ждать возвращения Дитера и Бет. Она попыталась читать Упанишады, но нашла, что в них было больше смысла, когда у нее была лихорадка и Бет читала ей вслух. К тому же, когда она зажгла керосиновую лампу для чтения, тут же вдруг налетел миллион москитов. Кроме того, она столкнулась с рассердившим ее отрывком в Катха Упанишаде, где рефреном повторялась одна и та же раздражающая фраза: «Это и есть подлинная сущность». Она подумала, что эта фраза сведет ее с ума, если читать дальше. Она погасила керосиновую лампу и спряталась под противомоскитную сетку.

В постели рядом с ней была саперная лопатка, потому что она боялась оставаться одна в коттедже в ночное время. Угрозу представляли не только бандиты из дакойтов; был еще геккон, который жил за зеркалом в ванной комнате, он часто носился там по стенам и потолку, когда Нэнси мылась. Но сегодня она не видела геккона. Интересно, куда он делся?

А еще, когда у нее был жар, ее удивляли тени от странных горгулий на верхнем крае решетчатой перегородки; в одну из ночей горгулий там не было, а в другую ночь была только одна. Теперь, когда ее лихорадка прошла, она поняла, что эти вечно перемещающиеся горгульи были крысами. Они предпочитали выбирать самую удобную позицию на перегородке, откуда были видны сразу две кровати. Нэнси наблюдала за ними, пока не уснула.

Она начинала осознавать, как она далеко сейчас от Бомбея, словно на краю света. Здесь ей не помог бы даже молодой Виджай Пател, инспектор полиции отдела Колаба.

13

Это не сон

Прекрасная незнакомка

Когда у Нэнси снова начался приступ лихорадки, она проснулась не от жара и пота – ее бил озноб. Она знала, что бредит, потому что это было невозможно, чтобы на кровати рядом с ней сидела красивая женщина в сари и держала ее за руку. Женщине в самом расцвете красоты было чуть за тридцать, а судя по тонкому запаху жасмина, который шел от нее, красавица не была бредом Нэнси. Женщина с таким замечательным запахом не могла просто привидеться. А когда женщина заговорила, Нэнси окончательно убедилась, что это никакая не галлюцинация.

– Это ты тут болеешь, да? – спросила женщина. – И они оставили тебя одну?

– Да, – прошептала Нэнси; ее так трясло, что зубы стучали. Хотя она и схватилась за саперную лопатку, но усомнилась, что у нее хватит сил поднять ее.

Затем, как это часто бывает во сне, в последовательности событий не было никакой логики, потому что красавица без всякого перехода размотала свое сари и полностью разделась. Даже в призрачно-бледном лунном свете кожа ее была цвета чая; ее руки и ноги были гладкими и плотными, как дерево дорогих пород, как вишня. Ее груди были лишь немногим больше, чем у Бет, но более высокие, и, когда она проскользнула под противомоскитную сетку в постель и легла рядом с Нэнси, та выпустила черенок саперной лопатки и позволила красавице обнять себя.

– Они не должны были оставлять тебя одну, правда же? – спросила женщина.

– Правда, – прошептала Нэнси, ощутив себя в сильных руках красавицы; ее зубы перестали стучать, а дрожь утихла.

Сначала они лежали лицом к лицу, упругая грудь этой женщины прижималась к более мягкой груди Нэнси, их ноги переплелись. Затем Нэнси повернулась на другой бок, и женщина прижалась к ее спине; в этом положении грудь женщины касалась лопаток Нэнси, а дыхание шевелило волосы на затылке. Нэнси была поражена тем, как гибко изогнула женщина свою узкую удлиненную талию, чтобы плотнее прильнуть к ее широким бедрам и округлому заду. И к удивлению Нэнси, руки женщины, мягко сжимающие ее тяжелые груди, были даже больше ее собственных рук.

– Так лучше, согласна? – спросила ее женщина.

– Да, – прошептала Нэнси, но ее голос звучал непривычно хрипло и отдаленно. В объятиях женщины Нэнси почувствовала непреодолимую сонливость, или же это был новый приступ лихорадки, погрузивший ее в глубокий, без сновидений, сон.

Нэнси никогда не приходилось спать так, чтобы женская грудь прижималась к ее спине; она подивилась, насколько успокаивающе это действовало на нее, – интересно, испытывали ли мужчины то же самое, засыпая подобным образом? Но перед тем как заснуть, Нэнси чувствовала что-то странное – будто о ее ягодицы трется маленький вялый пенис. Осязая его, на краю сна, Нэнси вдруг осознала необычность всей этой ситуации, которая была, конечно же, из области сновидений, или бреда, или того и другого вместе, потому что – одновременно! – она чувствовала и груди женщины, прижимающиеся к ее спине, и легкое касание к ягодицам вялого мужского члена. Еще один глюк из-за лихорадки, решила Нэнси.

– Они не будут удивлены, когда вернутся? – спросила ее красавица, но сознание Нэнси было слишком далеко отсюда, чтобы она могла ответить.

Нэнси как свидетель

Когда Нэнси проснулась, она лежала одна в лунном свете, чувствуя запах марихуаны и слыша Дитера и Бет; они перешептывались по другую сторону перегородки. Крысы на решетчатой перегородке замерли, будто тоже прислушивались к разговору или же были под кайфом, потому что Дитер и Бет курили ганджу.

Нэнси слышала, как Дитер спросил Бет:

– Помнишь свой первый сексуальный опыт, который как-то тебя удовлетворил?

Нэнси стала считать про себя цифры в тишине; конечно, она знала, о чем думает Бет. Затем Дитер сказал:

– Мастурбация, верно?

Нэнси услышала, как Бет прошептала:

– Да.

– Все люди разные, – философски заметил Дитер. – Ты просто должна узнать, какой он, твой собственный