Сын цирка - Джон Уинслоу Ирвинг

никогда бы не пригласили на осмотр жертв убийства. Это было дело доктора. Поэтому Нэнси знала, что отнюдь не сам Дхар себя создал; Инспектор Дхар также был делом доктора.

Доктор Дарувалла был в сильном смущении. Он вспомнил, как представлял Нэнси Джону Д. и как галантно Джон Д. нес крупную молодую женщину вниз. Видела ли Нэнси хоть один из фильмов про Инспектора Дхара – а может, видела все? Узнала ли она уже более зрелого Джона Д.? Прекрасно… но как ей пришло в голову, что доктор был создателем Дхара? И откуда она могла знать «настоящего полицейского», как она его называла? Доктор Дарувалла мог только предположить, что она имела в виду заместителя комиссара Патела. Само собой, доктор и не догадывался, что Нэнси знала детектива Патела уже двадцать лет, не говоря уже о том, что она была его женой.

Доктор на связи с бывшей пациенткой

Можно вспомнить, что все это время доктор Дарувалла сидел в своей спальне в Бомбее, и снова один. Джулия оставила его на том же месте, а сама пошла извиниться перед Джоном Д. и убедиться, что их ужин не надо подогревать. Доктор Дарувалла знал, что заставлять ждать дорогого мальчика – это беспрецедентное свинство, но в свете телефонного сообщения Нэнси он чувствовал себя обязанным поговорить с З. К. П. Пателом. Предмет, который заместитель комиссара хотел бы обсудить при личной встрече с доктором Даруваллой, был лишь одним из поводов, побудивших доктора сделать звонок; гораздо больший интерес вызывало то, где Нэнси сейчас и откуда она знает про «настоящего полицейского».

Принимая во внимание текущий час, доктор Дарувалла позвонил детективу Пателу домой. Фаррух размышлял над тем, что Пателов полно в Гуджарате; много их было и в Африке. Он знал гостиничного Патела и Патела из универмага в Найроби. Но он знал только одного Патела, который был полицейским, – и Фарруху, как назло, на звонок ответила Нэнси. Она всего лишь сказала «алло», но одного этого слова было достаточно, чтобы Фаррух узнал ее голос. Доктор Дарувалла был слишком изумлен, чтобы ответить, но его молчание говорило само за себя.

– Это доктор? – спросила Нэнси в своей привычной манере.

Доктор Дарувалла подумал, что было бы глупо повесить трубку, но целое мгновение он не мог решить, как поступить. Он знал по собственному удивительному опыту долгого и счастливого брака с Джулией, что совершенно необъяснимо, почему людей тянет друг к другу и что их удерживает вместе. Если бы доктор знал, что отношения между Нэнси и детективом Пателом были глубоко завязаны на дилдо, ему бы пришлось признать, что в вопросах сексуальной приязни и совместимости полов он понимает гораздо меньше, чем полагал. Доктор подозревал, что в его с Джулией отношениях с обеих сторон имел место межрасовый интерес друг к другу – оба они это, несомненно, чувствовали. И по поводу странного случая Нэнси и заместителя комиссара Патела доктор Дарувалла также предположил, что за образом плохой девушки Нэнси, возможно, скрывается девушка с добрым сердцем; доктор легко мог представить себе, что Нэнси захотела полицейского. А касательно того, что привлекло заместителя комиссара в Нэнси, тут Фаррух, как правило, отдавал предпочтение светлому цвету кожи. В конце концов, сам он обожал белокожесть Джулии, а она даже не была блондинкой. Что прошло мимо внимания доктора, изучавшего различные материалы для фильмов об Инспекторе Дхаре, так это черта, характерная для многих полицейских, – любовь к покаянию преступников. Бедный Виджай Пател обожал чистосердечные признания, а Нэнси ничего от него не утаила. Она начала с того, что вручила ему дилдо.

– Вы были правы, – сказала она ему. – Он развинчивается. Только стык был залит воском. Я не знала, что он открывается. Я не знала, что там внутри. Но посмотрите, что я привезла к вам в страну. – Инспектор Пател считал дойчмарки, а Нэнси продолжала: – Там было больше, но Дитер что-то истратил, а часть их украли. – После короткой паузы она добавила: – Было совершено два убийства и оставлен один рисунок.

И далее она рассказала ему абсолютно все, начиная с футболистов. Люди влюбляются по странным причинам.

Тем временем, ожидая ответа доктора по телефону, Нэнси стала испытывать нетерпение.

– Алло? – повторила она. – Кто это? Это доктор?

Всегда неспешный доктор Дарувалла все-таки знал, что на вопрос Нэнси придется ответить; просто он не хотел, чтобы на него наезжали. Бесчисленные дурацкие реплики заскакали в мозговом отсеке сценариста; это были остроты умника, то есть крутого парня, – обычный закадровый голос из старых фильмов об Инспекторе Дхаре («Плохое уже произошло – худшее еще происходит. Женщина это заслужила, – в конце концов, она могла что-то знать. Итак, карты на стол»). После такого бойкого творческого пути доктор Дарувалла явно испытывал проблемы с тем, что же сказать Нэнси. По прошествии двадцати лет трудно было заговорить как ни в чем не бывало, но доктор все-таки попытался.

– Так это вы! – сказал он.

На том конце провода повисло молчание. Как будто Нэнси ожидала от него не меньше чем чистосердечного признания. Фаррух почувствовал, что это несправедливо. Почему Нэнси хочет, чтобы он считал себя виноватым? Ему следовало бы знать, что к чувству юмора Нэнси непросто подобраться, однако Дарувалла, рискнув это сделать, свалял дурака.

– Ну и как нога? – спросил он ее. – Получше?

14

Двадцать лет

Завершенная женщина, ненавидящая женщин

Плоская и глупая шутка доктора отозвалась пустотой в телефонной трубке, поскольку Нэнси по-прежнему молчала. Ее молчание было как эхо, будто Фаррух позвонил на край света. Затем доктор Дарувалла услышал, как Нэнси кому-то сказала: «Это он». Ее голос прозвучал невнятно, да и трубку она, скорее невольно, прикрыла ладонью. Фаррух не мог знать, насколько смиренней сделали Нэнси эти двадцать прошедших лет, погасив ее энтузиазм.

Двадцать лет назад она предстала перед молодым инспектором Пателом с завидной решимостью не только передать ему дилдо и рассказать в деталях о мерзких преступлениях Дитера, но и подкрепить исповедь намерением изменить свою жизнь. Нэнси сказала, что хочет исправить допущенные ошибки, и обрисовала свои чувства к молодому Пателу настолько выпукло, что в результате настоящий полицейский долго молчал. Как Нэнси и предполагала, ей удалось пробудить в этом инспекторе сильнейшее, мучительное желание, однако он сдержался, поскольку был не только профессиональным детективом, но и джентльменом – не чета ни туповатым футболистам, ни пресыщенным европейцам. Одно было ясно: чтобы тяга друг к другу переросла в физическую близость, Нэнси самой придется сделать первый шаг.

Хотя она была убеждена, что в итоге выйдет