Читающий по телам - Антонио Гарридо

Осмотр он начал с головы Кана, нелепо вывернутой влево. Единственный глаз министра был прикрыт, губы и полуоткрытый рот почернели, зубы впились в язык. Лицо повешенного посинело, в складках губ и на груди виднелись остатки пенистой слюны. Пальцы на ногах были чрезмерно загнуты вниз. Нижняя часть живота сделалась иссиня-черной. На ногах, толстых, словно трубы, под кожей были различимы маленькие пятнышки крови, какие бывают при лечении посредством прижиганий. На полу, под ногами, виднелись следы мочи и экскрементов.

Толкователь трупов попросил дозволения забраться на сундук. Как только дозволение было получено, Цы вспрыгнул на крышку и убедился, что веревка, толщиной в мизинец, сделана из переплетенных нитей конопли. Столь тонкая веревка, естественно, буквально впилась в горло под кадыком. На затылке Толкователь трупов заметил скользящий узел — определенно, не мертвый. Веревка опоясывала заднюю часть головы, оставив глубокий грязный шрам черного цвета, от уха до уха чуть ниже линии, где начинали расти волосы. К удивлению всех судей, юноша затребовал еще и стул и поставил его на сундук. Потом влез на этот стул и осмотрел балку, к которой была привязана веревка, с одинаковым интересом изучив и узел, и бревно. Спустившись, Цы безуспешно попытался сдвинуть сундук с места и на этом окончил свой осмотр.

Нин-цзун сразу же приказал снять тело Кана и повелел министру ритуалов начать подготовку к похоронам.

Двое караульных приподняли тяжелое тело, третий в это время освобождал веревку. Затем они опустили труп на пол, и Цы воспользовался этим моментом, чтобы проверить, порвана ли трахея. Судьи заглядывали ему через плечо, но не мешали. Пока Цы осматривал Кана, Бо обнаружил записку, оставленную на столике, рядом с аккуратно сложенной одеждой министра. Проглядев записку, он передал ее Нин-цзуну.

Император, почти беззвучно шевеля губами, торопливо прочел текст. И чем дальше он читал, тем сильнее у него дрожали руки; под конец он и вовсе не в силах был с ними совладать. Пальцы его вцепились в бумагу, комкая ее, будто она годилась лишь для мусорной корзины. Потом, все же вернув записку седому чиновнику, император опустил голову; печаль на его лице стремительно сменилась такой яростью, что присутствующим оставалось лишь отводить взгляды. Неожиданно для всех Нин-цзун отменил свой приказ — и распорядился, чтобы никто не выказывал никакой печали. Не будет официальных похорон, телом займется исключительно прислуга, Кан будет погребен на обычном кладбище без каких-либо почестей.

По комнате пронеслось изумленное бормотание, а Цы просто остолбенел. Пока вся свита топталась у дверей на выходе, Бо показал записку Цы. В ней, собственноручно написанной Каном, министр признавался во всех убийствах: он совершил их с единственной целью — оговорить Лазурный Ирис. Ноги у Цы подогнулись.

Толкователь трупов потерянно сидел на полу, не в силах поверить прочитанному. Министр наказаний признавал себя виновным в каждом из убийств. Все кончилось. Расследовать больше было нечего. Пустота. Наконец Бо помог ему подняться; только тогда к Толкователю трупов медленно стал возвращаться рассудок. Поднявшись на ноги, Цы первым делом вернул записку Кана седому чиновнику, и тот заверил юношу, что и почерк, и подпись — несомненно, самого министра наказаний. Цы кивнул в ответ. Он распростился с Бо и, шатаясь, вышел из дворца в сторону садов.

Он шел, ничему не веря и пытаясь понять, как ему теперь быть. В императорском дворце ему делать больше нечего. Притом что Кан был виновен и сам себя обвинил, — теперь Цы мог напомнить императору об обещанной ему должности и начать выгодную карьеру судьи. Мин выйдет на свободу, с Лазурного Ириса будут сняты все обвинения, Фэн защитит его от любых нападок со стороны Серой Хитрости, и все его мечты исполнятся. Вот только во время прогулки под ивами сердце юноши колотилось от страха: хотя до исполнения всех его желаний было рукой подать, Цы знал, что это всего лишь несбыточный сон. Он знал это потому, что был уверен: гибель Кана — вовсе не самоубийство, а еще одно преступление.

Цы шел в Павильон кувшинок забрать свои вещи. Он принял решение. Как только все уладится с освобождением Мина, Цы уйдет из дворца и навсегда позабудет об этом распроклятом деле. Юношу не волновало, что еще может приключиться с императором. Его заставили взяться за это расследование, его запугивали, мучили и шантажировали, его пытались убить, а Мина бросили в застенок… Чего еще можно от него требовать? Вот они получили искомого виновника, и тот сполна расплатился за свои козни. А если кто-то должен докапываться до истины — так пусть это будет один из тех престарелых судей, что заглядывали Толкователю трупов через плечо. Или — Серая Хитрость, когда вернется из путешествия. И если седой что-то выяснил в Фуцзяни, то ему придется искать своего напарника где-нибудь на краю света, потому что Цы уходит из Линьаня.

Вдалеке он различил фигурку Лазурного Ириса. Теперь уже никогда не узнать, виновна она или нет. Цы хотелось, чтобы — нет, и он горестно усмехнулся. Вообще-то, ему было все равно. Он совершил большую глупость, влюбившись в женщину, которая заранее была для него под запретом, и хуже того: Цы обманул доверие единственного человека, который вел себя с ним, как родной отец. И он проклял ночь, когда они с Ирис были близки. Воспоминания о ее поцелуях ничего уже не значили.

Цы подходил медленно, избегая взгляда Лазурного Ириса, — хотя он и знал, что взгляд этот пуст.

Юноша поднялся по маленькой лесенке при входе и вошел в павильон, не поздоровавшись с хозяйкой. Нюйши своими слепыми глазами провожала звук его шагов, словно каким-то образом знала, чьи это шаги. Цы принялся собирать вещи. Он уже сложил всю одежду, когда вдруг вспомнил про обломки спрятанной литейной формы и тотчас понял, что если ему нужно позабыть о расследовании, то лучше всего их уничтожить. Толкователь трупов достал гипсовый скипетр, спрятанный на полке, и положил его на постель. Потом нагнулся за остатками формы, которые спрятал в шкаф, но, к своему изумлению, ничего не обнаружил. Он проверил себя, вывалив на пол все содержимое шкафа, но только впустую потратил время. Ничего не было. Кто-то выкрал обломки. И тогда Цы сделалось по-настоящему страшно. Юноша осознавал, что раскрыть это дело было бы вовсе не просто; так или иначе, он намеревался следовать своему плану. Быть может, исчезновение формы было лучшим из того, что с ним случилось за последнее время. Коль скоро попытка его убить была вызвана этими кусками терракоты, то лучше бы его оставили наконец в покое — и это вполне могло случиться, если преступник уже заполучил их в свои руки.

Уложив вещи, он принялся рассматривать странный гипсовый цилиндр. Повертел в руках, изучая со всех сторон. Внешний вид его напоминал о сложной выработке с цветочными мотивами. А что касалось его внутренней конструкции, Толкователь трупов предположил, что она связана с цилиндрическим стержнем, который он так и не отыскал.

Цы замотал головой. Юноша не понимал, зачем ему теперь раздумывать о форме скипетра и о загадочной роли, которую он мог сыграть в этой истории. Он поднял этот кусок гипса, чтобы разбить его вдребезги, но вдруг остановился. Осторожно опустил руку и положил скипетр поверх одежды. Если уж его форма столь необычна, следует сохранить эту вещицу, о существовании которой, надо полагать, никто и не знал. Если Цы ее где-нибудь припрячет, она не только не принесет вреда, но когда-нибудь сможет оказаться и важной уликой.

Дело оставалось за малым: куда бы этот скипетр спрятать. Нужно какое-то место в доме, где он всегда будет под рукой, но где непосвященному его очень трудно будет найти.

Размышляя, как решить одновременно эти две непосильные задачи, юноша потер грудь и вдруг наткнулся на ключик, висевший у него на шее. Цы совсем про него забыл! Ключ, который Мин, опасаясь худшего, передал своему ученику, чтобы тот распорядился его заветными вещами. Теперь юноша вспомнил: предметы эти спрятаны в кабинете Мина, в секретной каморке. Вот куда Толкователь трупов решил отнести скипетр. Он спрятал гипсовую модель среди одежды, уложил вещи и покинул свое временное пристанище. В Большом зале возле дверей стояла Лазурный Ирис; тюлевое платье прельстительным тонким туманом окутывало ее фигуру, сводившую Цы с ума. Но он смотрел только на ее лицо. Заметив повлажневшие веки красавицы, Цы почувствовал укол боли в сердце. Проходя мимо, он готовился объяснить причины своего ухода — но не решился, лишь пристыженно пробормотал «прощай». А потом опустил голову и побрел от павильона в сторону академии. Юноша рассчитывал, что караульные не пустят его, и потому попросил Бо составить ему компанию. Чиновник поначалу наотрез отказался, но Цы сумел найти нужные слова: он объяснил напарнику, что если его работа во дворце и подошла к концу, то за внешней стеной об этом могут и не знать. А еще Цы добавил, что ему хочется подарить учителю Мину некую книгу, что хранится в академии, и если он отправится в одиночку, то по возвращении у него возникнут трудности. В конце концов Бо сдался. Они миновали ворота и вместе направились к зданию академии.