Читающий по телам - Антонио Гарридо

Ну зачем, зачем Лазурному Ирису понадобилось убивать этих людей? Простой вопрос не давал Толкователю трупов покоя. Он задавал его себе раз за разом. Возможно, ответ таился в терракотовых обломках? Или только Кан знал ответ? Юноша несколько раз глубоко вздохнул и снова занялся литейной формой. Больше ошибаться он не имел права. С предельной аккуратностью он принялся склеивать обломки остатками липкою риса. И вот постепенно форма начала обретать очертания; юноша соединил две половинки, и у него получился блок в виде призмы длиною с локоть. Цы отодвинул лишние обломки, подумав, что те, вероятно, были частями рукояти, и осторожно перевязал составленную оболочку поясом от халата. Затем замешал в умывальном тазике гипс, принесенный со склада, и залил жидкую массу в отверстие формы. В ожидании, пока гипс затвердеет, Цы осторожно смыл белые остатки с поверхности таза. А потом разъединил две половинки.

Перед ним на полу лежала фигурка из гипса, своим видом напоминавшая ему скипетр монарха. Длиною она была пяди в две, окружность рукояти легко могла поместиться в ладони. Юноша не представлял, каким образом ее могли бы использовать, поэтому снова упрятал части формы подальше — в шкаф. Обломки длинной рукояти вместе с гипсовым скипетром ему удалось засунуть на стеллаж, под лежащий там кусок парчи. А затем Цы покинул Павильон кувшинок: необходимость подгоняла его. А еще Толкователю трупов хотелось глотнуть свежего воздуха.

Он рассеянно брел по кварталу знати. Цы привык изучать шрамы, искать отметины на теле и находить невидимые раны, однако он и понятия не имел, что противопоставить интригам и зависти, страстям и лжи, перед которыми его рациональный ум отчаянным образом пасовал. Чем больше Толкователь трупов раздумывал, тем яснее убеждался, что Кан с самой первой встречи дергал его за ниточки. Если бы подозрения относительно Лазурного Ириса были справедливы, министр наказаний принялся бы действовать против нее с еще большей яростью, чем та, какую женщина питала к бывшему императору. То, что Кан сопровождал Лазурный Ирис в апартаменты евнуха, звучало вполне правдоподобно, а если у министра и впрямь имелся доступ к «Нефритовой эссенции», многое другое тоже обретало смысл. У министра возникал сильнейший мотив: это Лазурный Ирис оставила запах духов, а значит, ее можно обвинить. К тому же Лазурный Ирис никогда не скрывала ненависти к покойному императору, то есть возвести на нее любой поклеп было легче легкого. А если добавить, что Кан был последним видевшим в живых мастера бронзовых дел, что министр поддерживал странный контакт с цзиньским послом, да еще его неуверенное бормотание, когда он пытался все объяснить, — получалось, разгадку следовало искать именно здесь.

Теперь Цы корил себя за простодушие. И если бы он получил возможность выбора, то отверг бы дворец, это змеиное гнездо, и предпочел оставаться в академии.

Толкователь трупов раздумывал, что ему предпринять. Он не хотел отправляться к Кану: единственное, чего бы он добился, — это пожелания поостеречься. Быть может, советник сам был убийцей — или, по крайней мере, заказчиком. А возможно, он был тут вовсе ни при чем и просто желал воспользоваться смертями, не представлявшими для императора никакой угрозы, — воспользоваться, чтобы сплести свою паутину лжи и отомстить женщине, которая его отвергла и унизила. Так или иначе, каким-то образом он все еще был в доверии у императора. И Цы вспомнилось, что сам Нин-цзун предупреждал его о яростном нраве Кана.

Сам Нин-цзун.

Быть может, Толкователю трупов следовало побеседовать с императором. Вообще-то, ему и не представлялось иной возможности прояснить ситуацию, в которой сам он не мог разобраться, но зато запросто мог погибнуть.

Цы вооружился храбростью, вздохнул поглубже и отправился на поиски Бо. Ему требовалась помощь чиновника, если он рассчитывал получить аудиенцию у Сына Неба.

Бо как раз умывался в своей комнате. Когда Цы объявил, что ему требуется немедленная встреча с императором, тот отказался помогать.

— Существует церемониал, которому все мы должны следовать, — объявил Бо. — И если мы откажемся его соблюдать, то мало нам не покажется.

Цы прекрасно знал о бесчисленных ритуалах, заполнявших каждый день императора, но знал он и другое: он уже не мог отступить. Поэтому Цы по секрету поведал чиновнику, что сумел раскрыть все преступления и именно поэтому не может поговорить с Каном, однако и ждать тоже больше не может.

— А если мы получим выволочку, я скажу, что это была моя идея.

— Меня назначили твоим сопровождающим именно для того, чтобы у тебя не возникало подобных идей, — возразил Бо, вытирая голову полотенцем.

— Вы что, забыли, что случилось на складе? Если вы мне не поможете, то завтра, возможно, уже некого будет и сопровождать.

Бо неприлично выругался. Сжав зубы, он долго смотрел на юношу. Наконец, после мучительных колебаний, чиновник решился переадресовать сложный вопрос своему непосредственному начальнику, тот передал своему, а этот, последний начальник, в свою очередь, — группе старцев, знатоков церемониала, которые онемели от изумления, узнав о претензиях юнца. На счастье Цы, самый престарелый из членов совета как будто почувствовал всю важность вопроса и, воспользовавшись паузой, которая выдалась в расписании дел императора, подал ему петицию. По истечении времени, показавшегося юноше бесконечным, старец вернулся. Лицо его было сухо, как камень.

— Его достопочтеннейшее величество примет тебя в тронном зале, — серьезно произнес старец. Он зажег ладанную палочку размером с ноготь и передал ее Цы. — Ты можешь говорить, пока она не потухнет. Но ни на вздох больше, — предупредил он.

Цы следовал за старейшиной в тронный зал, не замечая великолепия убранства. Он думал только о том, как не дать погаснуть крохотному огоньку, который уже начинал обжигать ему большой палец. Цы облизал пальцы и постарался увлажнить и саму палочку, чтобы продлить ее существование. Старец неожиданно отшатнулся в сторону, и Цы оказался лицом к лицу с императором.

Ослепленный желтым блеском одеяния Нин-цзуна, юноша чуть не выронил ладанную палочку, но тут старец стукнул Цы жезлом по спине — полагалось склониться.

Толкователь трупов опомнился и поклонился так, что поцеловал пол. У него почти не оставалось времени, а старец, как нарочно, долго и занудливо принялся объяснять причину появления Толкователя трупов в этом зале. Цы уже решился его перебить, но все-таки дождался разрешения молвить слово — и тогда торопливо заговорил обо всем, что успело случиться. Цы поделился с императором сомнениями относительно Кана, поведал о его лжи, о его яростных стараниях все свалить на Лазурный Ирис.

Император слушал все это в молчании, уставясь своим мертвенным взглядом, запоминая каждое слово. Его восковое лицо оставалось невозмутимым — никаких эмоций.

— Ты обвиняешь в бесчестии одного из вернейших моих людей, которому я доверяю всецело. Такое обвинение, окажись оно ложным, должно караться смертной казнью, — медленно цедил слова Нин-цзун. — И все-таки ты здесь, удерживаешь в пальцах остаток палочки, которая вот-вот погаснет… — В глубокой задумчивости Нин-цзун сдвинул ладони вместе и приложил их к губам.

— Так и есть, ваше величество. — Подушечки пальцев у Цы уже горели.

— Если я повелю привести сюда Кана и министр наказаний сумеет опровергнуть все твои наветы, мне придется тебя казнить. Если же, напротив, ты все обдумаешь и возьмешь свои обвинения назад, я могу проявить великодушие и позабыть о твоей дерзости. Итак, подумай хорошенько и отвечай: готов ли ты упорствовать в своем доносе?

Цы глубоко вздохнул. Огонек в его пальцах замерцал и поблек.

Ни о чем больше не раздумывая, он произнес одно только слово: «Да».

Офицер, вызванный, чтобы препроводить министра наказаний в тронный зал, вбежал так, будто только что увидел самого Яньло-вана, владыку ада. Лицо его было в поту, глаза вылезли из орбит. Задыхаясь, он повалился в ноги императору; тот в недоумении отстранился. Стражники оттащили офицера и заставили подняться. Тот бормотал что-то неразборчивое. В расширенных его зрачках отражался страх.

— Он умер, ваше величество! Кан удавился в собственных покоях.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

32

Услышав трагическую новость, Нин-цзун тотчас же распорядился отменить все протокольные мероприятия и вызвал ко двору императорских судей. Как только они явились, император направился в покои Кана в сопровождении свиты сановников, число которых могло соперничать разве что с количеством вооруженных охранников. С согласия императора, Цы тоже пошел вместе со всеми. Ступив на порог комнаты Кана, Толкователь трупов — как и все прочие — замер от ужаса. Перед ними, точно мешок, болталось грузное обнаженное тело Кана. Опухшим лицом он напоминал жирную жабу; сходство усугубляла его вялая плоть под бледной венозной кожей. Неподалеку от министра стоял огромный сундук, который, вероятно, использовали в качестве подставки. Нин-цзун тотчас же распорядился снять труп, однако судьи настаивали на предварительном осмотре. Цы получил дозволение находиться рядом с ними, поодаль. Пока судьи обсуждали внешний вид покойника, Толкователь трупов успел разглядеть в лучах света тонкий слой пыли на плиточном полу. Затем он осмотрел расположение мебели и наскоро зарисовал его в тетрадочке, которую всегда носил с собой. Когда юноше — последнему из экспертов — позволили осмотреть труп, Цы дрожал так, как будто имел дело с мертвым телом в первый раз.