Хороший, плохой, неживой - Ким Харрисон

– Рэйчел! – ласково сказала Айви, поворачиваясь ко мне. – Не будь дурой. Никакой он не эльф.

Скрестив руки на груди, я досадливо поморщилась:

– Он спит в полночь и в полдень, а наиболее активен на рассвете и в сумерках, как было у эльфов. У него почти вам-пирская реакция. Любит одиночество, но чертовски хорошо умеет вертеть людьми. Бог ты мой, Айви, он пытался охотиться за мной на коне под полной луной! – Я вскинула руки театральным жестом: – Ты видела его фруктовые сады и насаженные леса. Эльф он! И Джонатан с Квеном тоже.

Она покачала головой:

– Они вымерли, все. Какой смысл был создавать у внут-риземельцев впечатление, что они вымерли, если бы это было не так? Ты же знаешь, как мы любим швырять деньги на охрану исчезающих видов. Тем более разумных.

– Ну, не знаю, – огрызнулась я, раздраженная ее неверием. – Люди могли не простить им обычай красть человеческих младенцев и подсовывать своих неудачных отпрысков. Мне бы этого вполне хватило, чтобы держать язык за зубами и не высовываться, пока все не будут уверены, что мы вымерли.

Айви скептически хмыкнула, но видно было, что она все-таки засомневалась.

– Он работает с лей-линиями, – настаивала я. – Ты сама сказала: исключите все невозможное, и то, что останется, и будет правдой, как бы невероятно оно ни было. Он не человек и не колдун. – Я закрыла глаза, вспомнив, как укусила и Джонатана, и Трента, когда была норкой и пыталась вырваться. – Не может быть ни тем, ни другим. У него кровь вкуса вина с корицей.

– Он эльф, – произнесла Айви до ужаса бесцветным голосом. Я открыла глаза – ее лицо оживилось и осветилось. – Почему ты мне не сказала, что у него вкус корицы? – спросила она, соскальзывая со стола и беззвучно приземляясь на пол.

Инстинкт самосохранения заставил меня отступить на шаг раньше, чем я поняла, что делаю.

– Я думала, это от наркотиков, которыми он меня вырубил, – сказала я, с неудовольствием заметив, что Айви при упоминании крови задвигалась. Каряя радужка стала сокращаться под напором расширяющихся зрачков. Конечно, это оттого, что мы выяснили происхождение Трента, а не потому, что я стою тут перед ней, и пульс во мне бьется и ладони потеют. И все же… все равно мне это не нравилось.

Лихорадочно раздумывая, я посмотрела на нее с предупреждением и встала так, чтобы нас разделял кухонный островок.

О'кей, значит, мы знаем происхождение Трента. Сказать ему это – гарантировало бы мне аудиенцию, но как сказать серийному убийце, что знаешь его секрет – и остаться в живых?

– Тебе нельзя ему говорить, что ты знаешь, – сказала Айви, бросила на меня извиняющийся взгляд и прислонилась спиной к столу, демонстративно соблюдая дистанцию.

– Мне нужно с ним говорить. И если я это брошу ему на тарелку и подам с подливкой, он со мной говорить будет. Ничего со мной не случится – есть дискета, которой его можно шантажировать.

– Эдден тебя загребет за преследование, стоит тебе только позвонить Тренту, – предупредила Айви. Мой взгляд упал на коробку печенья с изображением дуба и клепки – и у меня глаза загорелись. Медленно я подтянула к себе пакет, выбрала фигурку, у которой все конечности были на месте. Айви посмотрела на целлофан, потом снова на меня. Просто видно было, как она следит за моей мыслью. А потом она обернулась ко мне с одной из редких своих искренних улыбок, едва заметно блеснув зубами, и лицо ее вдруг стало и застенчивым, и проказливым одновременно.

Меня пробрало дрожью, в груди собрался ком.

– Кажется, я знаю, как привлечь его внимание, – сказала я, чисто откусывая голову у покрытого шоколадной глазурью печенья и вытирая крошки с губ.

А в глубине сознания зудел вопросик, навеянный постоянной тревогой Ника. Вот эта радость предвкушения, что пела во мне – она от предчувствия разговора с Трентом… или от едва слышного шепота белых-белых зубок?

Глава двадцать третья

Автобус, невыносимо грохоча дизелем, рванулся вперед и стал набирать скорость, влезая в горку. Я стояла на заросшем бурьяном тротуаре и пропускала этот самый автобус, чтобы перейти улицу. Тихий шелест автомобилей создавал приятный фон пению птиц, стрекоту насекомых да иногда доносящемуся утиному кряканью. Почувствовав на себе чей-то взгляд, я обернулась.

Это был вервольф, с черными волосами до плеч и поджарым телом, говорившим, что на двух ногах он бегает не меньше, чем на четырех. Он отвернулся от меня и стал разглядывать парк, прислонился теснее к дереву, у которого стоял, оправляя потертую кожаную куртку. Я чуть сбилась с шага, узнав его – этот был тот, из университета, но он отвернулся и натянул шляпу на глаза. Он явно чего-то хотел, но видел, что я занята и готов был ждать.

Одиночки именно так себя ведут, а по его уверенному небрежному взгляду я решила, что он именно одиночка. Наверное, у него есть для меня работа, и он не хочет стучаться в мою дверь – ему проще подождать и поймать меня, когда я не буду занята. Так уже бывало. Вервольфы всех, кто живет на освященной земле, склонны рассматривать как существ загадочных и эзотерических.

Оценив его профессионализм, я двинулась по тротуару в ту сторону, откуда привез меня автобус. Полуденное солнце грело мне плечи. Я люблю Эдемский парк, особенно этот его мало посещаемый уголок. Ник работает здесь в музее искусств, очищает находки в следующем здании по той же дороге, и мы с ним зачастую съедали: я – ленч, а он – ужин на открытой веранде, откуда хорошо виден Цинциннати. Но любимое мое место – это край парка, выходящий на другую сторону: на реку и Низины.

Отец привозил меня сюда по утрам в воскресенье, тут мы ели пончики, а крошки скармливали уткам. Я слегка загрустила, вспомнив один случай, когда он меня привез после одной из немногих ссор с матерью. Была ночь, и мы смотрели на мигающие на той стороне реки огни Низин, и мир будто лежал вокруг нас, а мы оказались пленниками капельки времени, повисшей на губе у Настоящего, не желающей падать и освобождать место для следующей. Вздохнув, я плотнее запахнула кожаную куртку и пошла осторожнее.

Вчера я послала Тренту пакет печенья с нарочным, и приложила карточку с простой надписью: «Я знаю». Целлофановый пакет и сами печенья были просто набиты антиэльфовой и антимагической пропагандой, которую даже просвещенные времена после Поворота не смогли смирить. Естественно, наутро меня разбудил телефонный звонок. Потом еще один, когда автоответчик его сбросил. И еще. И еще.

Восемь утра – возмутительно рано для колдунов, я проспала только четыре часа, но Дженкс к телефону подойти не может, а будить Айви мне не показалось удачной мыслью. Ну, короче, Трент меня пригласил к себе в сад на чай. А вот фиг. Я сказала Джонатану, что с его боссом буду встречаться в Эдемском парке в четыре, на мосту Твин-Лейкс, сразу как его босс встанет от дневного сна. Мост Твин-Лейкс – это слишком шикарное имя для узкого бетонного мостика, но я знала тролля, который под ним живет, и готова была положиться на него в острой ситуации. Журчание воды на искусственных водопадиках собьет с толку любые чары подслушивания. И того лучше: по случаю футбольного воскресенья парк будет почти пуст, и можно будет говорить наедине, но все же народу будет достаточно, чтобы Трента не потянуло на глупые решения – например, убивать меня на месте.