Хороший, плохой, неживой - Ким Харрисон

– Послушай, – заговорил он, увидев мое неожиданное понимание. – Я не хочу портить наши рабочие отношения. Давай, когда пыль осядет, попробуем снова. И я тебе как-нибудь попытаюсь отдать остальные деньги.

– Ага, конечно.

Я выпрямилась. Моя убежденность в идиотской и трусливой реакции высшего начальства окрепла, но Гленн… перед ним я, наверное, должна извиниться.

– Рэйчел?

Да, должна. Я обернулась к Эддену, и вздох печали, досады и безнадежности вырвался из моей груди.

– Передайте Глённу, что я приношу свои извинения, – буркнула я.

Не давая ему возможности ответить, я застучала каблуками по растресканному тротуару к широким каменным ступеням. На миг стало тихо, только взвыл мотор, когда Эдден сдал назад и уехал. Музыка доносилась изнутри. Все еще расстроенная отсутствием денег за жилье, я с усилием распахнула тяжелую дверь и вошла.

Айви, наверное, дома. Раздражение от разговора с Эдденом улеглось из-за представившегося случая все-таки с ней поговорить. Я хотела сказать, что ничего не изменилось, что она по-прежнему мой друг – если она этого хочет. Отвергнуть предложение стать ее наследником – не может ли это в мире вампиров быть непростительным оскорблением? Но вряд ли: как ни мало сейчас проявлялась Айви, но проявляла она вину, а не гнев.

– Айви? – осторожно позвала я. Пианино замолчало посреди аккорда.

– Рэйчел? – отозвалась Айви из святилища. И в ее голосе звучал беспокойный оттенок тревоги. Черт, значит, ей надо убегать… и туту меня брови приподнялись. Это не запись была. У нас есть пианино?

Стянув с себя жакет, я повесила его и вошла в святилище, мигая от неожиданного света. Это было даже не пианино. Это был красивый, черный маленький рояль, поблескивающий в янтарно-золотых и зеленых лучах из витражей. Крышка была поднята, внутренности видны – блеск проволочных струн и гладкий бархат глушителей.

– Когда ты купила рояль? – спросила я, видя, что она уже убегает.

Черт побери и еще раз черт побери! Будь у нее хотя бы время послушать…

Я слегка расправила плечи, когда она взяла кусок замши и стала протирать полированное дерево. Айви была в джинсах и в топе, и я себе показалась в своем деловом костюме одетой чересчур изысканно.

– Сегодня, – ответила она, вытирая дерево, на котором не было ни пылинки.

Может, если я не буду говорить о том, что случилось, мы вернемся к тому, как было. Игнорировать проблему – вполне приемлемый способ с нею справиться. Если оба участника согласятся никогда ее не поднимать.

– Нет-нет, твоя игра мне не мешает, – сказала я, чтобы что-нибудь сказать до того, как она нашла предлог уйти.

Она обошла рояль, протирая его сзади, а я подошла и нажала «до» первой октавы.

Айви выпрямилась, закрыв глаза и остановив руку с тряпкой.

– «До» первой октавы, – сказала она, и лицо ее стало умиротворенным.

Я нажала другую клавишу, придержала, чтобы послушать раскаты звука под стропилами. В просторном зале с твердыми стенами звук был прекрасен. Тем более что спортивных матов уже не было.

– «Фа-диез», – шепнула она, и я нажала две клавиши сразу. – «До» и «ре-диез», – ответила она, открывая глаза. – Ужасное сочетание.

Я улыбнулась, радуясь, что она не избегает моего взгляда.

– Не знала, что ты умеешь играть, – сказала я, подтягивая сумку повыше.

– Мать меня заставляла учиться.

Рассеянно кивнув, я вытащила из сумки деньги. И мысли мои все цеплялись за разницу нашего положения, пока я, на-меня мебель из прессованного картона.

Склонившись над деньгами, она их пересчитала.

– Ты на двести ошиблась.

Вздохнув, я вошла в кухню. Борясь с чувством вины, я поставила сумку на антикварный кухонный стол Айви и подошла к холодильнику взять себе сок.

– Эдден мне недоплатил, – крикнула я ей, про себя думая, что она от меня не съедет, раз уж мы заговорили о деньгах. – Я достану остальные. Снова поговорю с той бейсбольной командой.

– Рэйчел! – позвала Айви из холла, и я развернулась с забившимся в груди сердцем. Ее шагов я не слышала, она подошла неожиданно. Она заметила, как я вздрогнула, и в глазах у нее плеснуло страдание. В руке она держала жалкую компенсацию от Эддена, и я злилась на весь мир. Да, на весь мир.

– Забудь про деньги, – сказала она, отчего мне еще лучше стало. – Я покрою твою разницу за этот месяц.

Опять, мысленно закончила я за нее.

Черт бы все побрал, я должна иметь возможность сама оплачивать свои счета!

Расстроенная, я сняла шляпу и повесила ее на стул. Потом сбросила туфли, да так, что они полетели в арку и приземлились со стукомтде-то в гостиной. В чулках я села у стола и стала медленно тянуть сок, как пиво перед закрытием паба. На столе стоял открытый пакет печенья, я подтянула его поближе. Шоколадный крем – вполне может улучшить мироощущение, если его принять в достаточных количествах.

Айви потянулась бросить деньги в банку на холодильнике. Не самое безопасное место хранить деньги, отложенные на оплату счетов, но кто решится красть у вампира из семейства Тамвуд?

Айви, ничего не говоря, села в кресло напротив, и нас разделяла вся длина кухонного стола. Вентилятор ее компьютера загудел, раскручиваясь, когда она взялась за мышь. Мое мрачное настроение стало несколько лучше – она не уехала. Она работает за компьютером. И я с ней в одной комнате. Может быть, она чувствует себя достаточно надежно даже, чтобы послушать.

– Айви… – начала я.

– Нет! – ответила она, бросив на меня испуганный взгляд.

– Я только хотела сказать, что мне жаль, что так получилось, – заспешила я". – Не уезжай. Я больше не буду.

Как может личность настолько сильная так себя бояться? Вот это противоречие силы и ранимости в этой женщине мне никогда не понять.

Она смотрела куда угодно, только не мне в глаза. Постепенно напряженная, как струна, поза сменилась более свободной.

– Но это не была твоя вина, – прошептала Айви. Отчего же мне тогда так хреново?

– Мне очень жаль, Айви, – сказала я, и она на короткую секунду обратила ко мне глаза. Полностью карие, без намека на черноту. – Я просто…

– Стоп, – сказала она, опуская глаза к руке, сжимающей край стола. Ногти еще блестели тем прозрачным лаком, которым она их накрасила перед поездкой к Пискари. Видно было, как она заставила себя разжать пальцы. – Я… я никогда больше не попрошу тебя стать моим наследником, если ты ничего больше не скажешь.

Последние слова были сказаны неуверенно, и слышна была ее… уязвимость, что ли? Как будто она знала, что я хочу сказать, и не могла этого слышать. Но я не буду ее наследником – не могу. Такая тесная связь лишила бы меня независимости. Пусть я знала, что в вампирском существовании давать и брать кровь не обязательно тождественно сексу, для меня это было то же самое. А говорить: «останемся друзьями?» я не могла. Банально и плоско, пусть даже это единственное, чего я хочу. Она бы такие слова восприняла бы как знак разрыва – что они обычно и значат. Слишком я ее любила, чтобы так ранить. И еще я знала, что это не горечь и не досада подсказали ей ее обещание. Просто она не станет меня просить снова, чтобы не испытывать опять боль отказа.