По закону перелетных птиц - Светлана Нергина

– Чему учиться-то? – упаковавшись в плед по самый нос, зевнула дисцития.

– Методике охмурения королей, – рассмеялась Ристания. – До чего же тонко и грамотно! Захочешь – не подкопаешься.

– По-моему, мы решили, что она его последовательно отшивает, – возразила Лерга.

– Раньше отшивала, – невозмутимо кивнула чародейка, – а теперь передумала. Мужчины – это дети, долена. Им интересно только то, чего они не могут понять или достать. Прими она его ухаживания – и он бросил бы ее через седмицу, как и любую другую фрейлину. Но она не такая дурочка…

– Откуда она только такая вообще выискалась? – недовольно поморщилась Лерга. – И красивая, и умная – и до сих пор не замужем! Так среди фрейлин не бывает.

– Откуда она выискалась – это пока главное, что меня волнует, – мрачно кивнула Ристания, расправляя на столе новый свиток.

Ибо среди фрейлин так действительно не бывает.

«Поразительная вещь: чем хуже человеку живется, чем больше у него проблем, тем больше его тянет вести дневник. Словно какое-то органическое желание беспрестанно жаловаться хоть кому-нибудь. Глупость, но факт.

А когда фортуна поворачивается хотя бы в профиль, рука к перу и не тянется – словно сглазить боишься.

Так вот, за последнюю седмицу положение дел сильно изменилось и барабан фортуны резко крутанулся в мою сторону.

А Уганда, прекратив быть ледяной и неприступной, оказалась еще более странной, интересной, необъяснимой… и это замечательно!

Впервые в жизни встречаю девушку, которая не только изображает ревностный интерес к моим государственным делам, но и способна их понять, а то и дать дельный совет при случае.

На днях мы сидели с ней в обнимку у ярко шелестящего пламенем камина, и я ломал голову, как бы потактичнее прижучить одного местного рифмоплета, переведшего на днях иностранный роман. Донос следящего за современными книгами библиотекаря был откровенно неутешительным. Хоть ты цензуру вводи, тьфу…

– Чем он вообще вам так не нравится? – пожала плечами Уганда. (Не добавлять в конце каждой фразы «ваше величество» она, кажется, уже привыкла, но вот уговорить ее перейти на «ты» так и не получается.) – Роман-то вековой давности! Ну перевел. Ну на стихи переложил. Я читала – ничего там особенного нет: чуть-чуть эстетики, чуть-чуть идеологии и водоворот несочетаемых выражений, но это уж отражение его личного стиля, тут ничего не попишешь.

Я тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла.

– Ага, вековой давности… И умудрился же этот мерзавец выискать древний роман, настолько злободневный по сути!

– Я не понимаю вас, – нахмурилась Уганда.

– Ты читала? – (Утвердительный кивок.) – И что увидела?

– Клубок путешествий иртакского принца древних времен, который приносит ему жизненный опыт, необходимый будущему монарху.

– Ага, – мрачно подтвердил я. – А подоплека там такая, что наследование престола должно происходить строго по закону, чтобы у педагогов была возможность должным образом подготовить наследника к власти.

– И чем вам это не нравится?

– А ты что, не знаешь, как я сам пришел к власти?! – горько усмехаюсь.

Уганда, вспомнив вихрь предшествующих моему воцарению дворцовых переворотов, понимающе хмыкает и замолкает на минуту. Я тяжело вздыхаю:

– Может, просто запретить читать этот роман?

– Чтобы потом слуги находили его под подушками у всех придворных? – фыркает она. – Нет уж, в данном случае прямой запрет – это лучшая реклама!

– Тогда, видимо, остается молча скрипеть зубами…

Фрейлина замолкает на некоторое время, неотрывно глядя в пламя. Не тем завороженным взглядом, который часто встречается у присмотревшегося к огню человека, а просто пустым, каким она могла бы уставиться и на застеленный скатертью стол.

– Нет. Можно ведь действовать от противного.

– То есть?

– Я читала роман. Придраться там к чему-то довольно сложно, но вот стиль… Можно сделать роман самым популярным… объектом насмешек при дворе. Тогда его никто и не подумает воспринимать всерьез.

Я заинтересованно подался вперед:

– То есть, например, назначить шутовские наказания: за малую провинность – выпить стакан ледяного вина, за среднюю – прочитать наизусть двадцать строк этой «Ильдимахиады»…

– А за большую – выучить наизусть целую страницу текста, – горячо поддержала меня Уганда. И рассмеялась: – Этого наказания придворные будут бояться как огня!

– Почему? Неужели ж это настолько сложно?

– С его-то метрикой?! «Древня размера стихов пою отцелюбного сына…»

– Это что?

– Зачин, – снова рассмеялась фрейлина.

– В таком случае больших провинностей у нас в ближайшее время не предвидится!»

Лерга нахмурилась. В литературе она толком не разбиралась, в психологии – слегка (только в последнее время, исключительно под влиянием Ристании).

– Что это за роман? Ни разу не слышала.

Чародейка на секунду прикрыла усталые глаза, с нажимом помассировала ноющие виски.

– Да так и называется «Ильдимахиада». В оригинале «Странствия Ильдимаха». Так главного героя звали.

– Интересно, удалось ли им провернуть эту авантюру, – задумчиво кивнула Лерга на свиток. – Идея-то хорошая, но вот воплотить…

– Удалось, – подтвердила Ристания. – Над этим романом ухохатывался весь двор, автор едва руки на себя не наложил. А ведь тонкости его чутья остается только позавидовать: раскопать такой клад среди древних, да еще иностранных рукописей!

– Действительно политически острый? – скептически вздернула бровь Лерга.

– Еще какой, – кивнула Ристания. – Я читала только оригинал, но если это должным образом перевести, да еще и акценты чуть-чуть перерасставить… Эффект грохнувшей о паркет шаровой молнии обеспечен.

– А его предусмотрительное величество, значит, решил заранее перестраховаться? – презрительно фыркнула Лерга.

Ристания бросила на нее непонятный, но одобрительный взгляд.

Дисцития задумалась о том, что сказала, и прикусила язык. Вчера она ни за что не осмелилась бы так съязвить по адресу монарха.

Но все течет, все изменяется…

«Все хорошее когда-нибудь кончается. И как правило, куда быстрее, чем хотелось бы. Увы, жизнь раз за разом тычет нас, словно нашкодивших котят, в эту простую истину, но вот понять, а уж тем более принять ее мы никак не можем! Вот и приходится в десятый раз наступать на одни и те же грабли. Хотя пора бы уже на водичку дуть. В мои-то двадцать с лишним…

Она мне изменяет.

Наверное.