По закону перелетных птиц - Светлана Нергина

Лерга, не дождавшись более подробных объяснений и позорно проиграв здоровому любопытству, с кряхтеньем вылезла из кресла и зашла чародейке в тыл, через плечо заглядывая в свиток.

И удивленно присвистнула, тут же забыв про ноющую ногу.

«Уганда…

Странное имя.

И странная женщина. Именно женщина – не девушка, она и не пытается притворяться невинной милашкой в отличие от всех остальных фрейлин. Ей это не надо – зачем? Ей не нужно притворное кокетство, чтобы привлечь внимание, не нужно девичье хихиканье и тщательно разыгранное смущение. Ей хватит и одного вдумчивого взгляда, чтобы словно приворожить любого, кто посмеет на него ответить…

– Простите, ваше величество, можно спросить?

Церемонный реверанс, послушно опущенные ресницы. Темно-синее платье атласными волнами спускается к едва видимым носкам туфель на низком каблуке, серебристый палантин прикрывает открытые плечи и глубокое декольте. Совершенно зря. Обычно фрейлины, входя ко мне, наоборот, открывают свои прелести настолько, насколько это прощается приличиями.

– Да, долена.

Отрываюсь от нудной «Истории Семи Королевств» – как будто библиотекарь не мог чего-нибудь поинтереснее посоветовать! – и поощрительно улыбаюсь. Скучно. Так почему бы не развлечься вечером?

– Ее величество просила повторить ее приглашение на сегодняшний праздник…

– Нет, не пойду! – перебил я, скорчив брезгливую гримасу. Книга полетела на прикроватный столик.

– Разве вашему величеству не скучно и не одиноко здесь, без общества? – Чуть заметный подъем бровей. Даже не любопытство, а просто необходимость поддержать разговор. Уходить, не уделив беседе хотя бы шести фраз, – вопиющее нарушение этикета.

– Мне вполне хватает того общества, которым я располагаю сейчас…

Безобразие. Обычно изо всех сил флиртуют со мной. А сейчас приходится менять роли на противоположные. Но до чего же интересная птичка…

Короткий взгляд в сторону отброшенного мною фолианта:

– Общества книги?

Встаю. Пусть я и король, так что мне простят любое поведение, тем более один на один с обычной фрейлиной, но все же не стоит валяться на кровати перед стоящей у порога дамой. А то как бы дама не решила переступить этот порог в обратном направлении и скрыться в коридорах…

– Вашего общества, долена. Общества умной, красивой, знающей себе цену женщины.

Попытка поцеловать руку оканчивается провалом – при моем приближении она торопливо приседает в очередном реверансе. Чтоб его, этот этикет!

– Ваше величество приписывает мне достоинства, которыми я не обладаю.

– А вам не кажется, что мне виднее? – раздражаюсь. Полагал, что все будет проще. Не тут-то было. Она не пугается монаршего гнева – наоборот, словно получает некое преимущество благодаря своему спокойствию.

– Безусловно, ваше величество…

Вот и все. Сказаны положенные шесть фраз. Вежливость ее здесь больше не задержит, так что надо переходить к более решительным действиям.

– Не откажется ли долена скрасить унылый досуг своего короля? – Невозмутимый до этого взгляд стремительно тяжелеет, и я спешу пояснить: – Не желаете ли партию в шахматы?

Фрейлина чуть расслабляется.

– Ваше величество оказывает мне честь, которой я недостойна…

– Бросьте.

Попытка перейти на несколько панибратский тон не то чтобы приносит результаты, но она хотя бы не протестует, садится напротив меня и со знанием дела расставляет костяные фигуры. За шахматами разговор несколько оживляется, удается даже узнать ее имя и получить разрешение заменять им безликое «долена»…

Через полчаса она вежливо проигрывает и… уходит. Учтиво попрощавшись и пожелав спокойной ночи.

Ни разу в жизни я не получал такого безапелляционного и безукоризненного отказа. Всю ночь просидел как оплеванный.

Ну ее к черту, эту Уганду!»

Лерга недоуменно проморгалась и задумчиво потерла виски.

– Что это такое?

Ристания одарила ее взглядом, выразившим за мгновение все, что чародейка думает об умственном развитии дисцитии, но потом вспомнила, что больным надо все прощать, и терпеливо объяснила:

– Дневник короля.

– Как он попал сюда?!

– Вот только не надо притворяться, что кое-кто не подслушивал под окном все заседание Совета! – язвительно проговорила ведьма.

Лерга почувствовала, что начинает заливаться краской. Но чародейка не собиралась читать ей мораль. Хотя бы потому, что, чтобы читать проповеди, нужно чтить заповеди.

– Я же потребовала неограниченный доступ к библиотеке и бумагам короля.

– Ну и что? Так они сразу и отдали его дневник!

– Да кто «они»-то? Я сама отбирала бумаги. Ну и находить скрытые тайники и ящики мне никто не запрещал…

Лерга понимающе хмыкнула. Вот еще тоже умники: запустить куницу в курятник под честное слово…

– Но как-то я не уверена, что это все же дневник короля, – задумчиво покачала она головой.

– Почему? – Ристания уже с интересом искала среди валявшихся на полу свитков продолжение.

– Стиль. Слишком… образный, красивый, плавный… И слегка женский.

Чародейка только отмахнулась, решительно перерывая груды листков на столе.

– Ну где же ты, зараза… А про стиль не задумывайся. Каждый монарх хотя бы в детстве обязан вести дневник, у них это прямо в распорядок дня занесено. Дескать, приучает анализировать. Ну а со временем это просто входит в неизбывную привычку. Учитывая же, что большинство королевских отпрысков, мягко говоря, не наделены литературным талантом, большой популярностью среди царственных семей пользуются мало кому известные ливранские перья…

– И чем же они так хороши?

– Они зачарованы ворожеями Ливрании.[16] Как – большой магический секрет. Смысл в том, что обладателю пера не надо думать ни об орфографии, ни о стиле. Достаточно просто водить пером по бумаге и думать, что хочешь написать. Текст сам примет наиболее удобочитаемую форму… Ах, вот ты где, мерзость этакая!

Чародейка с победным блеском в глазах распрямила на коленях следующий свиток, так что в достаточной степени восхититься ливранскими перьями Лерга не успела.

«Убеждаюсь в сотый раз: она такая же холодная, как и тонко ограненный алмаз на серебряной цепочке, вьющейся вокруг ее шеи.

Красивая, твердая, дорогая, независимая и неприступная. Не бросающаяся в глаза, как дешевая побрякушка, сверкающая на груди у новенькой придворной, но мягко и чарующе переливающаяся сотнями оттенков на ювелирно обработанных гранях бриллианта.