Синдикатер - РуНикс

и Морана повернулась, чтобы увидеть, как она бледнеет. Кто бы это ни был, девушка явно знала этот голос и не имела с ним хороших ассоциаций.

«Кто он?» — спросила Морана у Луны, и мужчина усмехнулся, и этот звук был таким зловещим, что у нее по спине пробежали мурашки.

«Да, красотка», — подстрекал он. «Скажи ей, кто я. Расскажи ей, как ты расцвела для меня».

Мерзкая тошнота поднялась к горлу Мораны, когда она поняла, что это один из монстров из ужасного прошлого его прекрасной девушки. Ее разум закружился, когда она поняла, какую травму это должно было нанести бедной девушке. Она даже не могла себе этого представить, но она могла быть рядом с ней и не позволить ей страдать в одиночку.

«Эй, придурок», — поддразнила его Морана. «Если ты такой крутой, почему бы тебе не снять с меня цепи и не встать здесь, а? Или ты слишком труслив?»

Тишина была такой густой, что ее можно было резать ножом. Морана стиснула зубы, сжав правое плечо, ожидая возмездия. Как бы то ни было, она не собиралась позволить этому придурку затащить ее подругу в уродливые места.

«Начинайте», — наконец скомандовал мужчина.

«Да, сэр», — сообщила женщина мужчине, который был ее хозяином. Морана не увидела ничего, кроме значка на месте его лица, но предположила, что камера телефона направлена на двух висящих девушек и ясно показала их ему. Пожилые женщины вернулись в темноту.

И тут, к ее полному изумлению, Кьяра нажала кнопку, и вошел мужчина с Тристаном. Ее Тристаном, а не каким-то случайным Тристаном с улицы. Какого хрена?

Тристан тут же их обоих засек, его ноздри раздулись, когда он увидел двух женщин, которых он любил, висящих там, его руки связаны за спиной. Она знала, что он мог вырваться из простого захвата, но что ее пугало, так это нож в его боку, глубоко вонзенный и удерживаемый на месте таким образом, что чем больше он напрягал мышцы, пытаясь разоружить себя, тем глубже он вонзался.

«Что ты делаешь?» — прошептала она ему, и ее глаза наполнились слезами, когда они усадили его в кресло.

"О, я позвала его сюда", - радостно подсказала Кьяра, проведя пальцем по его плечу так знакомо, что Моране захотелось порезать эту сучку. Это было ее плечо на теле ее мужчины, и сучке лучше надеяться, что ее не будет рядом, когда Морана освободится, потому что этот палец собирался ... "Отправила сюда маленькую фотографию тебя. Сказала им прийти в одиночку, иначе ты умрешь".

Морана собиралась сломать эту суку.

Тристан уставился на нее, его голубые глаза вспыхнули от боли, но взгляд был твердым, успокаивающим ее. Он уже переживал худшее, и ему нужно было, чтобы она оставалась сильной, пока они справляются с этим. Она слегка кивнула ему. Его глаза переместились на сестру, в них пылала такая глубокая агония. Морана могла чувствовать отчаяние, которое он чувствовал из-за своей неспособности защитить ее снова, чувствовать неудачу, которую он чувствовал, видя ее повешенной вот так.

«Теперь, когда мы все здесь». Лицо мужчины наконец-то появилось на экране, телефон превратился в проектор, а его изображение стало большим. Волосы цвета соли с перцем и ухоженная борода, темные глаза, оливковая кожа и толстая шея, которая выглядела скорее мускулистой, чем толстой. Он не был тем, кого Морана видела раньше, но выглядел утонченно. Не тот мужчина, которого она бы поместила в подвал, скорее на корпоративных ужинах. Его фоном была простая темная стена, которая могла быть практически где угодно.

Луна начала паниковать, ее взгляд расфокусировался, все ее тело тряслось так сильно, что зазвенели цепи.

«Посмотри на меня», — спокойный, сдержанный голос Тристана, тот же тон, который он использовал с ней, когда она паниковала, заставил сестру повернуться к нему. Он глубоко вдохнул, поморщившись, когда нож вошел в него немного глубже, но сделал движение, которое он хотел, чтобы она повторила. К счастью, Луна не сводила с него глаз, делая глубокий вдох, успокаиваясь, борясь с демонами, которые звали ее в голове.

Старшая женщина, которая исчезла, появилась снова. Тристан так быстро хлестал шеей, что Морана удивилась.

На его лице отразились шок и боль, настолько заметные, что он забыл их скрыть.

«Мама?» — это одно слово, такое невинное, сломало ее.

Это была его мать? Старшая женщина была его матерью. Мать Луны. Мать Кьяры? Кьяра соблазнила своего родного брата? Что за фигня?

«Не твоя мама, милый», — заявила она, проведя рукой по его коротким волосам почти с материнской нежностью, жест, заставивший Тристана содрогнуться.

«Меня отдали Дэвиду на хранение, когда ты был младенцем. Твоя мать умерла при родах».

Тристан сидел, ошеломленный, в тишине. Он не произнес ни слова, просто впитал то, что она сказала, и Морана могла чувствовать его разбитое сердце через подвал. Она также могла чувствовать собственное облегчение от того, что он не спал со своей кровной сестрой неосознанно. Это бы очень, очень сильно испортило его голову. Она сосредоточилась на словах, сказанных женщиной, зная, что ее возлюбленный был не в том умственном состоянии, чтобы вести допрос в данный момент, пытаясь прийти к соглашению и осмыслить. Черт, прошлая ночь, а затем эта, это должно было так сильно подавлять его эмоциональной перегрузкой. И для человека, который не знал, как правильно справляться с эмоциями, она могла понять, как это должно быть тяжело для него.

«Что ты имеешь в виду, чтобы сохранить ?» — спросила Морана женщину, отвлекая ее от Тристана.

«Синдикат передал меня Дэвиду».

Черт возьми. Его отец тоже был в Синдикате? Морана помнил, что он был телохранителем Лоренцо; это имело смысл, учитывая наклонности Лоренцо.

«А я?» — спросила Луна сбоку, ее голос был тихим, когда она тоже узнала новости. Морана не могла представить, какой бардак должен быть у нее в голове в этот момент со всем этим. Она надеялась, что девушка, которую она мельком увидела прошлой ночью, та, у которой была тихая сила, сможет пройти через все это.

Женщина повернулась к Луне. «Ты моя».

Это ударило по Моране.

Братья и сестры не были связаны кровными узами. Сестра, которую Тристан любил и искал всю свою жизнь, никогда биологически не была его. Морана почувствовала, как ее глаза наполнились слезами, когда она посмотрела на страдание на его лице, осознание этого ранило его сильнее, чем нож в боку. Ее глаза начали гореть, когда она наблюдала, как он смиряется с тем фактом, что сестра, которую