Современный румынский детектив - Штефан Мариан

— А за складом — школа, — прервал его Беглый. — Да.

— Какое расстояние до забора?

— Метров двадцать пять.

Шальная мысль пронеслась в голове Беглого. Он выпалил:

— Свяжитесь с моим двоюродным братом Санду Бурдой. Мне нужна прочная веревка.

— Начинаю понимать… Хм! Смахивает на самоубийство.

— Знаю.

— Кроме того, вы не должны забывать, что живете в одной комнате с необыкновенно опасным субъектом, он мать родную продаст! — прошептал сводник, — Я далеко не сразу согласился его приютить. Глядите в оба, господин Профессор!

Весенние, напоенные отравой ночи. Где-то на окраине города лает собака, царапая тишину. Сквозь жалюзи ночь протягивает пригоршню покоя.

Глаза Беглого сверлят тьму, пронизывают ее. Челнок наводит маникюр зубами. Но Силе не видит и не слышит, его мысли витают среди звезд и персиковых садов, на запыленной дороге, обсыпанной липовым цветом тишины.

Челнок облизнул губы:

— Дя Беглый!

Ему ответили только шаги Трехпалого, волочившего ногу по коридору (грехи молодости: бегал за красоткой, и его отделали дрючками парни из Брэилицы).

— Господин профессор!

Силе Драгу вздрогнул и обернулся, моргая, как внезапно разбуженный человек. Недоносок сладенько ему улыбнулся:

— Чем я тебе не угодил, дя? Зыришь на меня, как солдат на вошь.

Беглый пожал плечами и показал ему спину. Легкий ветерок донес в комнату кислый, застарелый запах каменной кладки. Челнок встал.

— Что я те сделал?! Вот уж неделю глаз с меня не спускаешь!

Профессор потер подбородок. Его зеленые глаза впились в вора.

— Не нравишься ты мне, Челнок, — процедил он.

— С чего бы? Настучали тебе, что ли? Силе Драгу покачал головой:

— Ты мне с первого взгляда не понравился.

— Почему же, господин профессор?

— Глаза у тебя подлые. Отвратные глаза, Челнок! Как у вурдалака, — добавил он, — Просись в другую комнату, делай, что хочешь, только сматывай удочки. Иначе тебе не жить!

— Дя Беглый…

— Собирай манатки и катись!

— А чо я тебе сделал?!

— Покуда ничего.

— Черт!

Профессор не спускал с него глаз:

— Руки у меня чешутся, как бы не придавил я тебе глотку. Мне терять нечего: что два трупа, что три.

Глаза вора налились слезами:

— И чего ты не прибрал меня, господи, когда я на шапку годился?! Сколько себя помню, все на меня косятся как на нечистого! Доброго слова не слыхал! Никто не спросил: что у тебя на душе, братец? Что у тебя там творится, малыш? Что ворам, что мусорам — всем не нравятся мои глаза. И никто мне не верит, хоть могилой матери клянись! Даже когда правду ботаю. Братан уводил деньги из дому на гульбу, а старик все равно меня лупил: "Ты их спер, Думитре, по глазам вижу!"Что вы там видите, чтоб вам провалиться? Что там написано?

Он обхватил голову руками и зарыдал. Силе смягчился,

взял его за локоть.

— Брось, Митря! Не так страшен черт, как его малюют…

На, закури-ка лучше.

Вор изучал его сквозь щелочки век, пряча улыбку. Сработало! Он уронил еще пару слез для пущей убедительности.

Помолчали, вслушиваясь в гулкую ночную тишину.

— Давно воруешь? — В голосе Беглого звучало сочувствие.

— С четырнадцати лет… Предки померли, я один остался.

— Понятно. Улица тебя засосала.

— Я и сам постарался, что там говорить… А дальше — два месяца на воле, десять — в тюряге… — Он поднял глаза: — Верь мне, господин профессор, не пожалеешь. — И добавил шепотом: — Разреши тебе помочь.

— В чем?

— А чтоб уйти! Я знаю, ты лыжи навострил, видел веревку-то…

У Силе похолодело в груди. Он прислонился к стене" А вор

зашептал скороговоркой:

— Знаю, господин профессор, я с ходу тебя раскусил… Имей меня за человека, я пригожусь, черта сверну, чтобы увидеть тебя на воле!

— Любовью ко мне проникся, да? Так, ни с того ни с сего…

Челнок опустил глаза:

— Доказать всем хочу, что я не Иуда.

— Только поэтому?

Челнок выпалил одним духом:

— Только, родненький! Ну пойми, впереди меня молва идет: где Димок, там и продажа… Каково жить-то?! Не успел сесть, меня уже оговорили. Все воровское племя меня опасается… Даже ты вот…

— Верно, даже я. Вор вздохнул:

— Знал бы ты, сколько во мне куражу сидит! Поверь в меня, дя Беглый, да шепни людям, что держу фасон, а если не выйдет по — хорошему, уж они-то сумеют меня наколоть.

Силе не спускал с него глаз.

— Продашь — на пощаду не рассчитывай!

— Ясно! Я же видел твои кувалды… — Ладно, Митря, попробуем.

Челнок схватил его руку и поцеловал. Дрожь побежала по телу Беглого, как от прикосновения змеи. Два слова копошились в голове, но язык отказывался их связать:

"Поцелуй Иуды!"

Глава II

МАЛ, ДА УДАЛ

Старик снял очки и протер их, улыбаясь: "Но это же просто- человек врет!"

Луна посеяла луч света. Разлученные тополя, словно пять погашенных свечей, тихо ткали свою тень. Силе Драгу оторвался от окна.

— Спишь, Митря?

— Нет, дядя, — ответил вор, поворачиваясь на бок. — Думаю. Запутанная штука эта жизнь, хоть вой! — Он горько усмехнулся.

— Что так?

— Помню, полюбилась мне одна, Жени звали. На саму Богоматерь не смотрел, как на нее! Юбки свои стирала в моих слезах!

— Роковая женщина…

— Адское зелье! Обовьют мужика, обожмут, высосут всю кровушку до последней капли! До исступления доводила, не веришь? Кровати с ней ломал!

— Охотно верю, вон ты какой здоровяк!

— Ну, может, и не ломал, а только совсем она меня с ума свела, чертовка. Речи лишился, ходил как чумной…

— Да — а, вот это любовь!

— Думаю, она меня приворожила, господин профессор. Черных кур в печь кидала!

— Это чтоб удержать?

— А то как же!

— Чтоб не лишиться такого красавчика!

— Смейся, смейся.

— Я не смеюсь, Митря.

— От этаких, которые из нашего ребра сделаны, чего угодно жди… Дарил я ей и кольца с каменьями, и браслеты… Взломал галантерейщика, чтобы добыть ей шмоток. Дурак…

— Попался? Недомерок вздохнул:

— Срок получил.

— Сколько дали?

— Два с полтиной. Я сосал лапу в кутузке, а эта стерва ставила мне рога с домушником из Дудешть, Шпилькой звать.

— Знаем такого.

— В конце концов он тоже тюрягой кончил… Вертихвостка, сука, — заключил Челнок с отвращением.

Беглый достал пачку сигарет.

— Спички есть?

Ночь растратила всю свою темноту. Сквозь жалюзи просвечивала заря цвета спелой черешни, курилась утренняя дымка.

— Зашла русоволосая в село, а мы и не заметили… — Челнок любовался зарей. Он страстно, глубоко затянулся. — Всю ночь ломал голову, поверить мне или нет?.. Так?

— Брось.

— Значит, так. Дрейфишь, как бы я тебе ножку не подставил.

— Ты мой верный друг? — Профессор удерживал чинарик кончиками пальцев. Тонкая струйка дыма плела голубые арабески. — Сколько тебе лет, Челнок?

— Сорок пятый разменял, в женский день… Вот когда надумала мамаша выпустить меня на свет!

— Мы одногодки.

— Тоись как?

— Мне тоже в этом году сорок четыре исполнится, на рождество.

Вор подавился смехом:

— Батей меня впредь называй, малец ты желторотый!

— Мне, Митря, дали десять, а отсидел я только шесть. Считай сам…

— Да уж! Если снова сцапают, то выйдешь как раз под пенсию. Так и вижу тебя о трех ногах с бутылкой кефира в авоське…

Силе Драгу ожег его таким взглядом, что Челнок замолчал.

— Послезавтра попытаюсь уйти. Вор прикрыл веки.

— Бог в помощь, господин профессор!

— Прежде бога ты помогать будешь. Обещал вроде!

— А как же, паря! — Челнок старательно погасил окурок. Затем сказал тихо, задушевно: — А получится ли, дя Силе?

— Получится не получится, все едино. Не могу я больше, Митря! Заболеваю!

Его зеленые глаза затуманились. Вор прошелся пятерней по волосам, шрам на лице задергался.

— Знаю, дорогой! Но еще я знаю, что менты гоняют за тобой по всему свету.

— Если не увижу дочурку, точно рехнусь! Сохну я, Митря, камень грудь давит!

— Ну, так ни пуха тебе ни пера! — Челнок закусил губу. — Как бы только снова не заехать дышлом в забор.

— Будь спок, я все рассчитал. Захоти ты…

— Всегда готов, дядя!

Беглый нагнулся над койкой вора.

— У меня прочная веревка тридцати метров с гаком. Мой дружок завтра ночью оставит без света весь квартал.

— Ага!

Челнок пошарил по карманам. Усталые глаза снова заблестели.

— Богат сигареткой? Моя очередь, но все выкурил…

— Прошу.

Заря трудилась в поте лица. В комнате дым стоял — хоть топор вешай. Угловатое лицо Беглого казалось отлитым из свинца, лицо Челнока — испитым, белесым,