Современный румынский детектив - Штефан Мариан

Она отложила остро заточенный карандаш, легко вскочила из-за стола, торопливо оделась и выпорхнула из своей стеклянной клетки. Стерла платком кровь, запекшуюся у меня на губах, и, привстав на цыпочки, поцеловала. Да, нашлась в этом мире женщина, пожелавшая выпить со мной пива, и ей было глубоко наплевать, кем меня считают другие — горемыкой или счастливчиком.

КОНЕЦ

Косма Брашовяну

ПОБЕГ

Глава I

СИЛЕ ДРАГУ, ОН ЖЕ БЕГЛЫЙ

Не поняли? — Он понял, что не понял.

Морщинистое лицо хозяина могло бы украсить темный угол чулана. Толстые, в палец, стекла очков маскировали острый взгляд. Казалось, он жил одними глазами.

— Вы кто будете?

— Я от Бурды.

— М — да…

Хозяин остался стоять на пороге. Он оценивал пришедшего — крепко скроенного человека с плечами грузчика. Дешевый пиджак был ему явно тесен, запавшие глаза говорили о недосыпании, спокойная улыбка не могла согнать с лица выражения загнанного зверя.

— М — да, — повторил хозяин, отступая на шаг. — Заходите!

Комната походила на тяжелобольного. Подслеповатая лампочка метала странные тени. Хозяин, знаменитый в свое время шулер, указал гостю на кресло, спрятал паучьи лапы в карманы халата и возобновил расследование:

— Ваша фамилия?

— Попеску.

— Не пройдет, господин профессор! Зовут Василе Драгу, и вы осуждены на десять лет за двойное убийство! — Никто бы не догадался, что он умеет улыбаться. Хищные глаза погасли.

Беглый вздрогнул:

— По — моему, вы меня с кем-то путаете.

— Нет, это вы меня с кем-то путаете! — Он продолжал улыбаться. Сухие ветки пальцев извлекли из кармана фотографию профессора в полосатой одежде и повертели ее в круге света, — Вы совершили побег три дня тому назад. Нет, я это узнал не от Бурды.

— Допустим.

— Никто не найдет приюта в моем доме, пока я не получу точную информацию. Рассматривайте это как гарантию серьезности, с которой я веду дела. Я дорого беру, но и предлагаю соответственно. Вам это обойдется в триста леев в сутки. Естественно, на полном пансионе.

Силе Драгу помрачнел.

— В данный момент…

— Не беспокойтесь, господин профессор, ваш друг платежеспособен. Итак?

— Согласен.

Морщины хозяина вновь оживились улыбкой. Он вытащил из дряхлого буфета бутылку коньяка и две рюмки.

— Называйте меня Тасе. Тасе Попеску. Я не шучу, именно так меня зовут. Ваша комната рядом с кухней. Соседнюю комнату я сдал Трехпалому. Полагаю, вы знаете, кто это такой.

— Слышал. Невезучий вор.

— Точно. Он покинул тюрьму неделю тому назад, и у меня есть веские основания считать, что вскоре туда вернется. Ванная в вашем распоряжении в любое время. Второй мой постоялец обучен экономить воду.

Силе Драгу, он же Беглый, глянул на грязную шею хозяина, но промолчал.

Опускаются серые сумерки. Над цветущим чертополохом стрелой проносится стайка воробьев, оставляя после себя благоухание ночи, полыни и моря…

Он прилип лбом к окну. Подернутые дымкой глаза впились в темноту. Неба не видно, и все же он знает, что теперь звезды стелят постель своими синими руками…

— Оборотись, лопух, покажь патрет!

Профессор Силе Драгу, он же Беглый, не спеша повернулся. Прислонившись к дверному косяку, стоял тщедушный малый, пародия на человека, и улыбался; у него не хватало переднего зуба, лицо прорезал темный шрам. В бегающих глазках светилась издевка и легкая тревога.

— Порядок, братишка. Я тоже получил распределение в эту домовину. — Он приблизился с протянутой рукой: — Митря Челнок, други кличут Димком.

— А недруги?

— Платят взносы как члены профсоюза ангелов…

— Почему скрываешься?

— Раздавал просфоры в храме Святой Пятницы и обделил доброго христианина… А ты?

Профессор не ответил, разглядывая недоноска ледяным, непроницаемым взглядом. Тот широко улыбнулся и похлопал его по плечу.

— Давай пой, дура!

Глаза Беглого сверкнули:

— Убери руку, Челнок! — Ты что, пахан, да?

— Убери руку!

— Счас, дай сигарету погасить… — И, вывернув ступню, он наступил Профессору на носок.

Молниеносным движением Силе Драгу схватил его за пояс, поднял высоко вверх и швырнул об пол. Димок крякнул, но тут же упруго вскочил. На ладони блеснуло стальное лезвие. Беглый покачал головой:

— Брось нож, паря!

— А ты попроси хорошенько.

— Еще шаг — и пожалеешь, что на свет родился!

Уродец заколебался. Противник был среднего роста, широкоплечий и ловкий, с тугими мускулами. Огонь в глазах Челнока угас. Он пробормотал миролюбиво:

— Ладно, дядя, твоя взяла! Я тебя за фрайера принял, закон… Неписаный закон ворья. Каждый цех со своим старостой — самым прожженным, самым жестоким. Даже" законники" выказывают ему почет и уважение, а" шестерки" юлят и заискивают.

От комнаты веяло могильным одиночеством. К стенам прилипли две больничные койки.

В коридоре послышались шаги Трехпалого. Шаркающие шаги старого взломщика. Чего только не повидал этот человек…

Тонкие губы профессора — глубокая рана на осунувшемся лице — собрались в гармошку:

— Рецидивист?

— Господь дал мне пасть, а язык дать забыл. Черт его знает, куда он его дел…

— А ты ему напомни! Специальность?

— Шарю по курятникам. Поганая работа…

— Чего так?

— Да уж больно дома похожи друг на друга! Особливо в новых районах. Возвращаюсь ночью домой выпивши и, черт его знает, как оно получается, попадаю в чужую хату… На прощанье прихватываю что-нибудь на память: телевизор, там, газовый баллончик…

— А ты сентиментален…

— Давай без мата! Профессор улыбнулся:

— Кого пришил?

— Что ты, брось!

— Отвечай!

— Взломщика. Споткнулся, бедолага, попал на перо… Менты простреливали улицу, и я не успел смыться.

— Жизнь твоя — копейка.

— Цена господня!..

Закурили. Челнок не спускал с Профессора глаз. Потом спросил тихо:

— А вы? Профессор не ответил.

— Взломщик?

— Тут, господин Челнок, вопросы задаю я. Ясно? — Заметано.

— Один работаешь?

Димок облизнул губы. Затем изобразил улыбку" доброго малого":

— Только в одиночку. Разок пошел на дело с братьями Додя из Ферентарь — навсегда отбило охоту.

— Что так?

— Продали.

— Ты или они?

— Каиафа я тебе, что ли? Забижаешь, дя Беглый, на мозоль наступаешь…

Глаза Профессора сверкнули. Он процедил сквозь зубы:

— Послушай, господин Челнок, послушай внимательно! В жизни я не брался за нож. — Он показал ладони величиной с лопату. — Обхожусь этими двумя. А сунешь нос, куда не следует, на дне морском отыщу!

Ночь обходит дозором окна. Черная, как деготь, ночь. Долговязые тополя отбрасывают на стену бледную тень. Беглый смотрит во тьму, сжимая подоконник руками, всем существом впитывая запах полыни и жасмина. Челнок похрапывает, но Профессор знает, что тот не спит. Он чувствует затылком горящий взгляд вора.

Обедали вместе. Беглый сидел во главе стола, Челнок — напротив. Морщавый и Трехпалый — по сторонам. Взгляд Профессора приковала тонкая ветвь акации, притулившейся к дому.

Челнок расплылся в улыбке и тихонько пропел:

Катька, ой, хороша! Я б подкатился, Да нет плаща…

Хозяин обтер лоб платком.

— Эх, Митря, Митря, дурное семя. Помнишь, что я тебе говорил лет восемь назад?

— Что весь век свой сидеть буду. Не тут-то было! Присмирел, думаешь? Покаялся?

— Плохо ты кончишь, Митря!

— Привет свекрови!

— Жаль твоей молодости…

Вор глянул на него вызывающе. И протянул:

— Ну, ну, меняй пластинку! Гляди, кто проповедует! Трехпалый, исполосованный годами и финками, жевал молча, Челнок шепнул ему на ухо:

— Дай десяток гвоздиков — расколюсь!

Тот помешкал, но в конце концов вынул сигареты. — Пой!

— Фани сгорел. — Когда?

— Позавчерась на исповеди. Братцу твоему, Сковородке, всыпят аж три календаря.

— А его маруха?

— Ходит по трепалам.

— Даст бог, выручит!

— Могет быть. Или придется крестному раскошелиться…

— Ну и хай!

— Тяжел на подъем. Кажет, потерял ключ от копилки.

— Иуда!

— Есть что при себе? Переведу ему по почте. Трехпалый пожал плечами:

— Пусто…

Тасе принес гуляш.

— Греби половником по дну, падло! — протянул тарелку Челнок. — Кого не терплю, так это вас, сводников! Самые гады…

— Ох, жаль мне тебя, Челнок.

Профессор попробовал варево — с души воротит. Он закурил и подошел к окну. Быстрый весенний дождь обмыл лик небес. Далеко на горизонте распоясалась радуга.

Трехпалый жевал с удрученным видом. Димок тронул его локтем и шепнул, указывая на Беглого: