Современный румынский детектив - Штефан Мариан

Охваченная яростью, она даже не соображала, что ее слова могли бы только обрадовать и успокоить меня. Значит, я не зря ревновал ее к Парандэрэту. Мерзавец, втянувший меня в грязные дела, испоганил и мою любовь. Но это отнюдь не означало, что он был отцом ребенка. С таким же успехом мальчик мог быть и моим.

Время шло. Сына отлучили от меня. И очень старались сделать все, чтобы настроить его против меня. Он рос, вскормленный ненавистью и презрением к своему отцу. Когда его состояние стало резко ухудшаться, его пришлось госпитализировать. Узнав об этом, я пришел взглянуть на своего сына.

Сосредоточенные, нахмуренные лица врачей.

— Необходима операция. Только хирургическое вмешательство…

— Если бы у тебя в голове были мозги, я повезла бы ребенка на операцию куда угодно, хоть в Америку! — кричала жена.

Я с глубоким безразличием относился к ее истерическим требованиям достать огромную сумму денег, а еще лучше — доллары. Но немые упреки малыша я не мог выносить спокойно.

— Папа, я обязательно поправлюсь! Правда?

— Да, Ты обязательно поправишься, — пообещал я ему, не в силах больше вынести его молящего взора. Будь что будет!

Я поддался несбыточным иллюзиям и решил сдержать обещание. Ведь благодаря моим словам в глазах мальчика зажегся крохотный огонек надежды.

В таком состоянии я и угодил в коготки к Серене.

Я сразу же почуял возможность получить хорошие деньги и подмазать лапу тем, кто, как я думал, ничего не делал для выздоровления моего ребенка. Рассчитывая лишь на собственную сообразительность и удачу, словно головой в омут, бросился в аферу, затеянную Аркадие Манафу.

— Папа, я обязательно поправлюсь! Правда?

Да, я надеялся на невозможное. Здравый смысл покинул меня, ибо в страданиях малыша был виновен не кто иной, как я сам…

Я поднял голову — майор продолжал говорить.

— …из-за твоего ограниченного восприятия действительности в эту историю оказались втянутыми ни в чем не повинные люди. Ты навредил не только себе, но и другим.

— Вам кажется ограниченным мое восприятие действительности? А может быть, все дело в том, что ограниченна сама наша действительность?

Душа моя нестерпимо ныла. Будто в ней ворочались камни — окаменевшие сгустки отвращения.

— Не отрицаю, она еще далека от совершенства, но кто уполномочивал тебя вершить суд, в одиночку восстанавливать справедливость, а затем требовать награды? Разве ты не понимаешь, что преступление, в которое ты оказался втянутым, нельзя равнять ни с мелкой кражей, ни с бытовой дракой? Когда совершается убийство, обычный человек не в силах осмыслить реальные масштабы событий и предугадать его последствия, это прерогатива профессионалов. К тому же ты своим чрезмерным усердием не только не помог нам, а, наоборот, все запутал. Не говоря уж о том, что действовал ты по методу обычного шантажа. Столько человек погибли! Возможно, и по твоей вине.

— Они заслуживали наказания.

— Не отрицаю. Но живой преступник может принести куда больше пользы, чем мертвый.

— Ну разумеется. Хотя бы выдавать дневную норму — кубометр дробленого камня.

Он усмехнулся.

— Не в этом дело. Мы исходим из того, что у любого правонарушителя, даже совершившего тяжкое преступление, — конечно, кроме патологических изуверов — есть шанс исправиться. Чего не скажешь о мертвых. Разве бывшие преступники не способны создавать материальные и духовные ценности на благо человечества? Разве в их головах не могут рождаться талантливые идей? Жизнь — святое право человека. Закон возмездия устарел. Преступник — это больной, и его надо лечить. Не будет нам оправдания, если мы отнимем у оступившегося человека его шанс!

Дверь отворилась, и симпатичная девушка в безупречно сидевшей форме внесла поднос. По комнате тотчас же разлился аромат кофе, заглушая запах свежеполитых цветов. Улыбаясь, девушка подала чашечку и мне. От смущения я опустил голову.

Мне всегда бывает неловко, когда я в ответ не могу улыбнуться женщине,

— Кури, — разрешил майор.

Он прихлебывал кофе, так и не смахнув лепесток с губы. Капитан усердно листал журнал. Я закурил и попробовал кофе. Он был отлично сварен.

— Твой начальник на стройке дал тебе хорошую характеристику, — сказал майор. — Тебя это интересует?

Я пожал плечами.

— Он написал, что взрывник Анатоль Бербери — надежный человек. Хм, человек… Скорее уж одинокий волк.

— Нет, человек, — оборвал я его. — Человек, ибо готов заплатить за все. И у меня есть чем.

— Да, у тебя есть чем, — подтвердил майор, с грустью вздохнув. — В этом отношении ты богат. Однако ты был бы еще богаче, если бы…

— Если бы уже не был осужден? Но я ведь искупил свою вину.

— Не совсем так. Тебя освободили досрочно за проявленное мужество при спасении детей с тонущего пароходика. Однако я не знаю, что лежало в основе этого благородного поступка: самоотверженность или расчет? Ведь только днем раньше ты избил в кровь охранника. И если, спасая детей, ты задавался целью перехитрить судьбу, тебе это удалось. Впрочем, теперь она отомстила тебе. Явилась за старым должком,

По собственному опыту я знал, что переубеждать милицию бесполезно. Я уже не раз пытался это делать. Правда, тогда я имел дело с другими людьми, но я не сомневался, что все мои попытки окажутся тщетными и теперь.

— Тот охранник был отъявленным негодяем и подонком.

— Однако это не оправдывает самосуд. Время, которое заключенный не отсидел в прошлый раз, добавляется к новому сроку. Тебе это известно?

— Да.

— Тебе можно предъявить целый ряд обвинений, Анатоль Бербери, как-то: управление машиной без прав; незаконное ношение оружия; оказание сопротивления органам милиции при аресте и нанесение тяжких телесных повреждений офицеру милиции.

— Как он поживает? — поинтересовался я с сочувствием, которого белобрысый верзила безусловно заслуживал.

Капитан оторвал голову от журнала.

— Ему лучше, — прорычал он. — Позавчера наконец заговорил и попросил кое-что тебе передать.

Я вздохнул с облегчением. В водовороте последних событий я начисто позабыл о нем и теперь порадовался, что парнишка оклемался. Он не заслуживал страшной участи.

— Это уж ваша оплошность, что вы пустили по моему следу юнца, да к тому же еще и тщеславного.

Великан, перекатывая желваки, демонстративно уставился в потолок, а майор покачал головой.

— Тогда, возле Снагова, Матей Плавицэ не арестовал тебя вовсе не потому, что он, как ты выразился, тщеславный юнец.

Я пожал плечами — мы отклонились от темы.

— Разумеется. Он не арестовал меня потому, что я успел проломить ему тыкву.

— Ошибаешься. Дело в том, что за вами следил один тип. Я вздрогнул.

— Следил?

— Да, следил. И мы узнали об этом только в понедельник, когда Матей очнулся. До этого он в бреду повторял непонятное нам "гомо, гомо".

— Что это означает? — удивился я.

— Мы ломали себе голову над этим и днем, и ночью. Время шло, и мы все больше ожесточались против тебя… Камадева.

При воспоминании о девочке с голубыми волосами, Мальвине, мое сердце екнуло.

— Да, ты доставил нам массу хлопот.

— Кто же следил за нами?

— В Снагове твою победу над Матеем можно признать только условно. Ты просто воспользовался его замешательством, когда он узнал в человеке, прятавшемся за деревьями, отца таинственного "гомо"…

— Паул Арион!"Величье низкое, божественная грязь"1… Майор укоризненно взглянул на меня.

— В этот момент Матей держал в руках ключ от всей загадки. Он уже был на шаг от истины. И удар, постигший его по твоей милости, для многих имел роковые последствия. И прежде всего для тебя самого. Ты буквально ходил по лезвию ножа — за все время службы большего чудовища, чем ты, мне не доводилось видеть. Но ты счастливчик. Я не успел до тебя добраться. Окажи ты хоть малейшее сопротивление — гулять бы тебе на том свете. Догадывался об этом?

— Да, подозревал.

— Я же говорю, счастливчик!

Во загнул! Какого черта! Я очень пожалел, что не успел научить малыша ругаться. Там, где он очутился, с молитвами, выученными от матери, ему делать нечего. А ругательства, может статься, и развеселили бы унылых святых.

— Как же вы в конце концов докопались до истины?

— Лично я с самого начала был недалеко от нее, — признался майор после недолгого колебания, — потому что мы ожидали звонка от Манафу намного раньше, чем он это сделал. "Убитый горем" супруг никак не думал, что мы с такой оперативностью ч начнем действовать. Этот запоздалый звонок, набросивший на него тень подозрения, объяснялся тем, что сначала Манафу должен был связаться с Сереной и узнать от нее, как разворачивались дальнейшие события. Имея в арсенале одни догадки, трудно докопаться до истины, особенно когда ловкач Анатоль Бербери мутит воду. Мнимая смерть Аркадие Манафу окончательно восстановила нас против тебя. Только вчера нам наконец стало ясно, что ты за фрукт и почему участвуешь в игре. В бумагах Серены…