Бриллианты и булыжники - Борис Николаевич Ширяев

– сквозь преодоление хаоса. К Богу стремится и душа Аглаи Шишковой, но ее путь иной, чисто интуитивный, женственный, в лучшем понимании этого слова. У В. Маркова[133] читатель тоже встретит те же религиозные мотивы, но если искать здесь того, кто научил им Маркова, то придется назвать имя властителя дум современной русской молодежи – Николая Гумилева. Считаем, что этот раздел представлен Ю. Иваском незаслуженно слабо. Так, например, С. Юрасов экспонирован в нем лишь одним, далеко не характерным дли этого интересного поэта-фольклориста подражательным, банальным стихотворением.

Гораздо больше внимания составитель сборника уделил поэтам и поэтикам эмиграции первой волны. Здесь он выделил в особый раздел даже специальную группу «парижских» поэтов, и рифмоплетов-версификаторов, позволим мы добавить от себя. Стоило ли делать это? Проживание в Латинском квартале и посещение кафе «Ротонда» еще не дает права на высокое звание поэта.

«Знамя России», Нью-Йорк,

18 марта 1954 года, № 104, С. 12–13

Нина Федорова

«Семья»

Читаешь эту книгу и с каждой страницей всё больше и больше очаровываешься ею…

В чем же дело? Необычайно высок талант автора? Увлекательная фабула? Прекрасен язык? Ни то, ни другое, ни третье. Во всех этих разделах литературного творчества автор не превышает среднего уровня, но он одарен поистине искрой Божией, данной Творцом очень немногим литераторам: он умеет находить, видеть и показывать добро в человеческой душе, быть может, приглушенную, неяркую и почти незаметную со стороны искру Божию, которая в том или ином состоянии, но имеется, заложена Творцом в каждое человеческое сердце. Уметь видеть и показывать ее – поистине высокий дар для литератора, и Н. Федорову[134], скромно шагающую но литературной ниве зарубежья, можно смело назвать «законной дочерью» Н. С. Лескова в противовес тем, кто, подобно, например, А. Ремизову, прикрывает этим великим для русского сердца именем свое духовное и творческое убожество.

Чудная книга «Семья» Н. Федоровой! И каждому из нас следовало бы не только прочесть, но и перечитать ее. Трудно поставить ее автору каком-либо упрек, но если таковой упрек со стороны критика требуется во имя «обличительной традиции», то упрекнем Н. Федорову в никому ненужном введении политических мотивов в ее прекрасную книгу. Политика не ее сфера. Подтверждение нашему упреку видим в том, что ни один из политических «прогнозов» этой написанной 20 лет тому назад книги к настоящему времени не оправдался.

«Знамя России», Нью-Йорк,

18 марта 1954 года, № 104. С. 13

Две книги

Выпущенный в текущем году издательством им. Чехова двухтомник отца Георгия Шавельского «Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота» написан им в начале двадцатых годов, когда его автор находился еще всецело под свежим впечатлением виденного и пережитого им во время Первой мировой войны и в непосредственно предшествовавшие ей годы. Именно это, как нам кажется, придало воспоминаниям отца Георгия Шавельского специфическую окраску, значительно снижающую качество его книги, как исторического документа. Его воспоминания не беспристрастны, как это требуется от историка, но проникнуто духом борьбы со своими недавними противниками, насыщены полемическими выпадами против них, значительная часть которых может и должна быть оспариваемой.

Так, например, характеризуя Государя Императора Николая II, как человека, отец Шавельский несколько раз повторяет свое личное убеждение в безволии Государя, в его склонности подпадать под чуждые, нередко противоречивые влияния и в зависимости от этих влияний принимать важнейшие государственные решения. Но вместе с тем факты, приведенные тем же автором на страницах его воспоминаний, говорят обратное. Отец Георгий Шавельский ими подтверждает то, что Государь неуклонно держался раз принятых им решений и не изменял их без особых, весьма основательных причин. Не изменял даже вопреки настояниям Императрицы Александры Феодоровны, влияние которой на него было, как это вполне понятно при его безграничной любви к супруге, особенно сильным и глубоким. Полемические страсти, владевшие автором книги, не позволили ему, к сожалению, глубинно проникнуть в характер последнего Всероссийского Венценосца и рассмотреть в нем черты волевой твердости, скрытые под никогда не покидавшей его деликатностью и мягкостью в отношении к окружающим.

Но сам автор книги был всё же, несомненно, высоко одаренной личностью и достойным священнослужителем, обладавшим к тому же большими организаторскими способностями, о чем свидетельствует его чрезвычайно быстрое продвижение по иерархической лестнице. В сорок лет он был возведен в сан протопресвитера армии и флота, т. е. возглавлял всё армейское, гвардейское и флотское духовенство, управляя в годы войны духовною деятельностью более чем пяти тысяч священнослужителей. Нельзя не отметить (по его же собственным сообщениям), что этот высокий сан был получен им исключительно по воле Государя Императора, вопреки целому ряду противостоящих протекционных влияний, между прочим настоятельным требованием Императрицы Марии Федоровны, желавшей назначения на место протопресвитера епископа Владимира.

Высокий сан и сам характер его служения ставили отца Георгия Шавельского в непосредственную близость не только к высшему командованию армии и флота, но также ко Двору и к самому Государю. Но одновременно они же вовлекали его в борьбу различных придворных группировок, кипевшую тогда вокруг трона, в которой личные интересы боровшихся далеко не всегда соответствовали историческим целям России, династии и самого Государя. Центральным узлом, фокусом этой борьбы в те годы был Распутин, значение которого и его влияние на Царскую Семью неимоверно преувеличивалось его врагами, к которым принадлежал и автор книги. Именно это обстоятельство и придало воспоминаниям о. Шавельского полемический характер, повлекший ряд уклонений от исторической правды, которая к нашему времени уже достаточно выяснена другими авторами его современниками, столь же близко, как он, стоявшими к трону.

Но при умении отсеять эту вредную шелуху, книга воспоминаний о. Шавельского представляет собой в наши дни значительную историческую ценность, особенно для читателей из среды новой эмиграции, мало знакомых с той судьбоносной для России эпохой, т. к. приведенный в ней фактический материал ярко и ясно свидетельствует о том трагическом одиночестве, в котором находился Царь-Мученик и о котором он сам не раз писал в своем дневнике полные боли и горечи слова. В этом – ценность книги о. Георгия Шавельского, которую издательству им. Чехова следовало бы глубже и шире разъяснить в предисловии к ней.

Совершенно по-иному выглядит другая, выпущенная тем же издательством, книга воспоминаний Великого Князя Гаврила Константиновича «В Мраморном дворце». В ней мы не найдем не только полемической, но даже субъективной фразы. Если о. Георгий Шавельский, обладая, безусловно, несомненными литературными способностями, широко пользуется ими для воздействия на читателя, то Великий Князь Гавриил Константинович совершенно отбрасывает всю «литературщину». Он пишет свои воспоминания просто: не для современного читателя, не для потомства, но только правдиво записывает то, что видел, то, что пережил, то, в чем он сам участвовал.

Эта непосредственность и искренность его изложения, несмотря