Бриллианты и булыжники - Борис Николаевич Ширяев

Первую из них русский зарубежный читатель хорошо знает. Ее выход был встречен им сочувственно, хотя и не без споров литературных критиков, часть которых выразила сомнение в правдивости этой книги. Интересно отметить, что к этой части принадлежали именно отрицатели наличия моральных качеств в современном русском человеке, свое представление о котором они берут, очевидно, из показателей кофейной гущи, т. к. других данных у них, оторванных от русской жизни в течение более чем трех десятилетий, нет и быть не может.

В своей первой книге В. Алексеев описывал подпольные кружки подсоветской русской молодежи довоенного периода, их неясные, неопределенные политические устремления, их религиозные порывы и, главное, их отношение к коммунистическому режиму. В этом последнем неясности нет. Оно может быть выражено одним коротким словом – протест, протест против религиозного, интеллектуального, психологического, экономического и политического гнета марксизма, протест личности, лишенной даже тени, даже иллюзии свободы, но неудержимо рвущейся к этой свободе.

Вторая книга В. Алексеева «Россия солдатская» может быть сочтена продолжением первой. В ней им показаны некоторые из действующих лиц «Невидимой России», но уже в ином аспекте, в обстановке начавшейся войны, когда многое невидимое, скрытое до того прорвалось наружу, стало видимым, ясным, нашло ясное выражение в действии и этим действием явилось как раз Русское освободительное движение 1942–1945 гг., оформившееся на территории нацистской Германии, но уходящее своими корнями в глубины подсоветской России.

«Россия солдатская» не имеет твердого, четкого фабульного костяка. Ее «сквозное действие» проходит сквозь целый ряд персонажей, связанных между собой лишь единством общей темы. Внешне в этом недостаток книги. Внутренне же – ее ценность, т. к. автор устанавливает осью своего повествования саму идею протеста в целом, не отвлекаясь ради фабульности каким-либо одним частным случаем реализации этой идеи. Алексеев производит как бы опрос многих, различных между собою подсоветских русских людей об их отношении к войне. Основной смысл этого опроса: где враг и кто он? Коммунистический ли режим, территориально обобщенный с Россией, или вторгшиеся на эту территорию вооруженные иноплеменники, наносящие сокрушительные удары этому режиму и подневольно связанному с ним российскому народу?

Почти все «опрошенные» автором дают единогласный ответ: первый и основной враг – коммунистический режим. Победив этого врага любой ценой, будет легче избавиться и от других, несомненно слабейших врагов. В этом ответе звучит, вернее звучала подлинная вера в бытие и силу исторической России и ее великого народа. Выражением этого ответа и было Русское освободительное движение, ядро которого составляли военные формирования генерала А. А. Власова. Протест против гнета ортодоксального марксизма, против реального осуществления социалистической доктрины, а не «тарелка супа» был основным стимулом, побудившим миллионы русских людей вступить в той или иной форме в германскую армию, а в дальнейшем немногим уцелевшим из этих миллионов счастливцам – избрать свободу и добиться ее, преодолев множество препятствий.

В. Алексеев в своей книге свидетельствует эти настроения русского народа, господствовавшие в нем в первый период Второй мировой войны. Именно свидетельствует, как очевидец, а не рассказывает, как писатель. Языку книг В. Алексеева совершенно чуждо стремление к литературным украшениям. Автор словно игнорирует их, отметает от себя, как нечто ненужное ему и даже вредящее его повествованию. Многие ставят это ему в вину, отказывая его произведениям в литературности. Но вспомним – великий мастер русского языка Н. С. Лесков, владевший не только местными, этнографическими формами русской речи, но и диалектами большинства социальных групп России, блестяще выражавший себя во множестве литературных жанров, начиная с уголовного романа («На ножах») и кончая народным лубком и апокрифом, в некоторых случаях также отбрасывал все литературные украшения, доходя до элементарной простоты речи, как например в «Кадетском монастыре». Несомненно, что Лесков упрощался умышленно, сознавая, что в данном его произведении должен превалировать сам описываемый документальный факт, а не речевое искусство описателя этого факта. Повествование от этого лишь выигрывало, укрепляло свою убедительность и становилось более доходчивым до читателя.

То же самое, вероятно, инстинктивно понял В. Алексеев. Обе его книги можно рассматривать, как личные воспоминания о столь недалеком еще прошлом, но вместе с тем, как эти его воспоминания далеки от многих воспоминаний, заполняющих страницы наших журналов, авторы которых рассказывают прежде всего и главным образом о самих себе, вплоть до повседневных мелочей, а всё окружавшее их или совсем не замечают или рассматривают, как собственный свой антураж, а порой еще хуже того, берут на себя роль непогрешимых судей своих современников. Алексеев никого не судит в своих повестях. Он как бы устраняет из них самого себя, свой личный аспект, стремясь рассказать о виденном им, минуя призму своего собственного отношения к этому видимому. В этой беспристрастности большая ценность книг В. Алексеева, и читатель русского зарубежья найдет в них ответы на многие волнующие его вопросы не только недавнего прошлого, но и текущей современности. Ведь никто, даже из недавно прибывших «оттуда», не может взять на себя смелости утверждения, что он знает все глубины современного русского подсоветского человека, вынужденного замкнуться в самом себе, принять окраску и даже обрасти вовне «черепаховой костью» ради сохранения того, что он затаил и бережно хранит в своей душе.

Вспышки, проблески этой сокровенной глубинности показывает нам В. Алексеев. Обе его книги написаны простым человеком о простом человеке.

«Возрождение», Париж,

март-апрель 1954 года, № 32. С. 146–149

Ближе к читателю

Много, очень много упреков слышится со всех сторон по отношению к созданному на средства Фордовского комитета Издательству им. Чехова в Нью-Йорке.

Надо признать, что значительная часть этих упреков имеет достаточное основание. Справедливо обвиняют его «новейшие» эмигранты в своем журнале в недостаточном внимании к русской современности, справедливо критикует его профессор Глеб Петрович Струве в своей статье, помещенной в «Русской мысли». Действительно, выборки лирики Тютчева произведены редакцией издательства недостаточно продуманно и совершенно не представляют собой всей мощи этого исключительного поэта. Много дефектов содержит в себе и выпущенная им «Русская лирика». Том стихов Анны Ахматовой далеко не полноценен, т. к. не содержит в себе целого ряда ее стихотворений, созданных в первые годы революции и ярко отражающих настроение русской интеллигенции того времени. Выпуск стихов Николая Гумилева ни в какой мере не соответствует масштабу этого крупнейшего в первой четверти XX века русского поэта: нельзя же считать характерными для его огромного и яркого творчества восемнадцать помещенных в сборнике стихотворений, случайно залежавшихся в его чемодане, и недоработанную им драматическую поэму.

Можно поставить и еще целый ряд упреков издательству, на этот раз уже не редакционной, а руководящей его части. Например, зачем было выпускать повести Гоголя, которые можно купить в каждом русском книжном магазине в советском издании значительно дешевле