Моя рыба будет жить - Рут Озеки

Но поделать с этим она ничего не могла, и пора уже было идти наверх приниматься за работу. Она просунула руку в конус, почесать у Песто за ухом, и тут ей пришла в голову мысль.

— Этот кот Шредингера, — сказала она. — Он напомнил мне тебя. В каком квантовом состоянии ты пребывал, сидя в ящике из-под холодильника?

— О, — сказал он. — Это. Определенно в размазанном. Полужив, полумертв. Но если бы ты меня нашла, я бы точно умер.

— Ну, значит, хорошо, что я тогда не пошла тебя искать.

Он рассмеялся.

— Правда? Ты это серьезно?

— Конечно. Ты что, думаешь, я хочу, чтобы ты умер?

Он пожал плечами.

— Иногда я думаю, тебе было бы без меня лучше. Ты бы вышла замуж за какого-нибудь флагмана индустрии и вела бы приятную жизнь в Нью-Йорке. Вместо этого ты застряла со мной на этом богом забытом острове с паршивым котом. Лысым паршивым котом.

— Вот теперь ты сам занимаешься историческим ревизионизмом, — сказала она. — Есть ли какие-либо свидетельства в пользу этой гипотезы?

— Да. Есть масса свидетельств в пользу того, что кот крайне паршивый. И крайне лысый.

— Я говорю о том, что без тебя мне было бы лучше.

— Не знаю. Думаю, нет.

— Ну и прекрасно. Тебе надо Конус Позора надеть только за то, что ты вообще об этом подумал. Потому что вот только что ты взял и приговорил меня к другой жизни в Нью-Йорке с каким-то подозрительным олигархом в качестве мужа. Спасибо тебе большое.

Она напоследок погладила кота по носу.

— Да ладно, не беспокойся, — сказал он. — Ты давно уже обо мне забыла.

Он шутил, конечно, но эти слова задели ее за живое. Она убрала руку.

— Нет, не забыла.

Он потянулся через стойку и взял ее за запястье.

— Да я шутил, — сказал он и придержал ее руку еще немного, так, чтобы она не могла ее отдернуть.

— Ты счастлива? — спросил он. — Здесь? В этом мире?

Удивленная, она некоторое время просто стояла и размышляла над этим вопросом.

— Да, думаю, счастлива. По крайней мере, пока.

Этот ответ, видимо, его устроил. Он легонько сжал ее запястье напоследок, потом отпустил.

— Ладно, — сказал он, возвращаясь к «Нью-Йоркеру». — С меня этого достаточно.

Эпилог

Ты думаешь обо мне.

Я думаю о тебе.

Кто ты, и что ты сейчас делаешь?

Я представяю себе тебя сейчас, юную женщину двадцати… Погоди-ка, мне надо подсчитать… шести? Двадцати семи лет? Что-то около того. Может, в Токио. Может, в Париже, в настоящем французском кафе, и ты поднимаешь глаза от страницы, подыскивая нужное слово, и смотришь на идущих мимо людей. Не думаю, что ты мертва.

Где бы ты ни была, я знаю — ты пишешь. Это занятие ты точно оставить не могла. Я так и вижу, как ты сжимаешь ручку. Ты все еще пишешь фиолетовыми чернилами, или ты это уже переросла? Ты все еще обкусываешь ногти?

Я как-то не представляю тебя на корпоративной работе, но фриттером ты тоже, кажется, быть не можешь. Подозреваю, что ты можешь заканчивать аспирантуру и пишешь сейчас диссертацию о женщинах-анархистках демократии Тайсё или о нестабильности женского «Я» (в какой-то безумный момент я подумала, что та монография, которую я нашла в интернете, могла быть написана тобой, но она исчезла прежде, чем я успела узнать, кто автор). В любом случае, я надеюсь, ты закончила книгу о жизни старой Дзико. Хотелось бы мне ее когда-нибудь прочесть. И «Я-роман» старушки Дзико мне тоже очень хотелось бы почитать.

На самом деле не знаю, зачем я это пишу. Я знаю, что найти тебя я не смогу, если только ты сама захочешь, чтобы тебя нашли. И я знаю, если ты захочешь, ты будешь найдена.

В своем дневнике ты цитируешь высказывание Дзико — что-то насчет незнания, вроде незнание сближает людей сильнее, чем что бы то ни было еще, или мне это просто приснилось? В общем, я много об этом думала, и мне кажется, так оно и есть, хотя, в принципе, я не любитель неопределенности. Я бы предпочла знать, но опять же, незнание оставляет все возможности открытыми. Оставляет в живых все миры.

При всем этом я хочу сказать: если ты когда-нибудь передумаешь и решишь, что хочешь, чтобы тебя нашли, — я буду ждать.

Потому что мне очень хочется когда-нибудь с тобой встретиться. Ты тоже — временное существо моего типа.

Твоя Рут

P. S. У меня действительно есть кот, и он сидит у меня на коленях, и лоб у него пахнет кедром и свежим морозным воздухом. Как ты догадалась?

Приложения

Приложение A: Моменты дзэн

Дзико Ясутани, монахиня дзэн, сказала мне как-то во сне, что нельзя понять, что значит жить на этой земле, пока не поймешь, что такое временное существо, а понять, что такое временное существо, можно, если понять, что такое момент.

Во сне я спросила ее: Да что же это такое — момент?

Момент — это крайне маленькая частица времени. Она такая маленькая, что один день состоит из 6 400 099 980 моментов.

Потом я решила проверить, и оказалось, что именно это число называет учитель Догэн в своем главном труде — «Сёбогэндзо» («Сокровищница глаза истинной дхармы»).

Цифры сопротивляются глазу, так что, с твоего разрешения, я напишу это словами: шесть миллиардов четыреста миллионов девяносто девять тысяч девятьсот восемьдесят. Именно столько моментов, по утверждению учителя Догэна, содержится в одном дне, и, выпалив это число, старушка Дзико щелкнула пальцами. Пальцы у нее ужасно кривые, перекрученные артритом, так что щелчки получаются не слишком хорошо, но донести нужный смысл ей все-таки удалось.

Пожалуйста, попробуй сама, сказала она. Щелкнула пальцами? Если щелкнула, этот щелчок равен в точности шестидесяти пяти моментам.

Гранулярность природы времени с точки зрения дзэн становится очевидна, если произвести нехитрые вычисления[162], или можно просто поверить Дзико на слово. Она наклонилась вперед, поправила на носу очки в черной оправе и, внимательно глядя сквозь мутные толстые стекла, заговорила опять.

Если ты начнешь щелкать пальцами прямо сейчас и продолжишь щелкать до 98 463 077 раз без остановки, солнце встанет и солнце сядет, и небо потемнеет, и ночь будет становиться все глубже, и все будут спать, а ты все еще будешь щелкать, пока, наконец, где-то на рассвете ты не закончишь свой 98 463 077-й щелчок, и тут к тебе придет глубокое, по-настоящему личное осознание — ты в точности будешь знать, как именно тебе довелось провести каждый момент прошедшего дня.

Она вновь опустилась на пятки и кивнула. Предложенный ею мысленный эксперимент был довольно чудны́м, но было ясно, что она имела в виду. Во Вселенной все постоянно меняется, и ничто не остается прежним, и мы должны понимать, насколько быстро течет время, если хотим пробудиться и по-настоящему прожить свои жизни.

Вот что значит быть временным существом, сказала мне старая Дзико, а потом вновь щелкнула своими скрюченными пальцами.

А вот так ты умираешь.

Приложение B: Квантовая механика

Квантовая механика — временная сущность, но и классическая физика — тоже. Обе объясняют взаимодействие энергии и материи, движущихся во времени и пространстве. Разница — в масштабе. На уровне атомов, в мельчайшем масштабе, энергия и материя начинают играть по иным правилам, за которые классическая физика никакой ответственности не несет. Так что квантовая механика пытается объяснить эти странности, постулировав новый набор принципов, которые могут быть применимы для атомных и субатомных частиц, а именно:

— суперпозиция: принцип, согласно которому частица может находиться одновременно в двух и более местах (например, учитель Догэн жив и мертв одновременно?);

— запутанность: принцип, согласно которому две частицы могут синхронно менять свойства, будучи разделенными пространством и временем, и вести себя, как единая система (например, учитель Догэн и его ученик; персонаж и автор; старая Дзико и Нао — и Оливер и я?);

— проблема измерения: принцип, согласно которому акт измерения или наблюдения изменяет то, что наблюдают (например, коллапс волновой функции; пересказ сна?).

Если бы учитель Догэн был физиком, думаю, ему бы понравилась квантовая механика. Он естественным образом воспринял бы идею суперпозиции с ее бесконечным множеством возможностей; ему была бы интуитивно понятна мысль о взаимосвязанности запутанных частиц. Мыслитель и человек действия, он был бы заинтригован концепцией, что внимание способно изменять реальность, в то же время понимая, что сознание человека — не более (но и не менее) чем облака и вода или сотни травинок. Ему пришлись бы по душе безграничные возможности незнания.

Приложение C: Мысли-скитальцы