В Дикой земле (СИ) - Крымов Илья Олегович

— Ты, небось, и стрелять умеешь?

— Нет, господин, — пробубнил маг, протягивая оружие Длиннохвостому, — могу справить неплохие стрелы. Если бы допустили до горнов, выковал бы острые наконечники, и в оперенье оправил бы, но стрелять из лука не умею. Я больше пращник.

Тетива громко тренькнула в сильных пальцах.

— Пращник, значит? Можешь смастерить пращу?

— Нужна кожа, нитка, иголка и немного времени. Хотя можно обойтись просто хорошей верёвкой, пращу же нетрудно сплести.

Единственный глаз старшего воспитателя, казалось, прожигал в человеке дыру.

— Какого ты роду-племени, уродец?

Этого вопроса Тобиус ждал давно, однако не думал, что задаст его кто-то вроде… этого.

— Сару-данх мы, господин.

— Земляной народ, — повторил кривой, — что за чушь? Впервые слышу.

— Мы…

Раздался удар по медному диску, и работа на многочисленных ярусах замедлилась. Из приоткрывшихся ворот форта выступила одинокая фигура, затянутая в белый шёлк. Это был довольно высокий мужчина, идеально прямой, подпоясанный расшитым золотой нитью поясом, с тонким золотым ожерельем на шее. Он шагал, обутый в диковинные деревянные сандалии, походившие на эдакие скамеечки со шнурками. Обувь возносила его достаточно высоко над грязью, чтобы полы одеяния, похожего на многослойный халат, не марались. В правой руке, отведённой чуть за спину, симиан нёс длинный боевой шест белого дерева, окованный по обоим концам позолоченными металлическими насадками. На тёмной голове блестел тонкий железный обруч.

Не обращая внимание ни на кого и ни на что вокруг, пришелец из верхнего мира снизошёл на самое дно карьера и обратился прямо к старшему воспитателю:

— Руада.

— Господин Тенсей, — просипел кривой, приседая на корточки и сгибая спину.

— Рад видеть тебя на таком месте, из которого нелегко убежать.

На лице высокородной обезьяны проступила улыбка, самую малость демонстрировавшая зубы. Старший воспитатель этого, впрочем, не видел, он таращился единственным глазом в землю.

— Мне нужен один из твоих недоумков. — Из просторного левого рукава выскользнула ладонь, сжимавшая Тобиусов атам. — Когда его схватили, сей недоумок имел при себе нож.

— Я об этом ничего не знаю, господин Тенсей, — ответил кривой.

— Вероятно так. Но ко мне поступил доклад, описывающий краснолицего сару непонятной породы, длинноногого и короткорукого урода в странной цветной одежде… вот как этот, сидящий здесь. Это был твой нож?

Тобиус притворно сжался, демонстрируя страх и покорность, хотя в голове вспыхнула одна мысль: «ты даже не представляешь, насколько этот нож всё ещё мой, — настолько, что мне нужно просто захотеть и он отрежет тебе голову».

— Да, господин, — промямлил волшебник, бросив на артефакт мимолётный взгляд.

— Из чего он сделан? Выглядит как бронза.

— Это бронза, господин…

— На клинке ни царапины, он очень твёрдый и прочный, а главное… Руада, вытяни вперёд свой танульт.

Главный воспитатель, делая над собой усилие, поднял руку с чеканом. Одним лёгким движением зачарованный нож срезал с оружия щип, вторым рассёк толстое, покрытое царапинами древко и также легко нарезал его до середины длины.

— Восхитительная острота. Откуда ты взял такой нож, недоумок?

— От кузнеца, господин.

— Что за кузнец способен ковать бронзу, чтобы она получалась прочнее железа и острее бритвы?

— Кузнец Земляного народа, — был ответ.

— Какого народа?

— Моего народа, господин.

— Никогда о таком не слышал.

— А мы о вас слышали. Все считают, что память о старой родине это всего лишь сказка, но я решил проверить. Я был прав.

Мимика людей и сару оказалась довольно похожей, как и способы мышления, вероятно, так что по лицу высокородной обезьяны можно было понять, что она не поверила ни единому слову. Господин Тенсей, кем бы он ни был, видел перед собой странного неправильного сару, который где-то достала диковинную одежду, отрыл в каких-нибудь руинах волшебный нож, созданный, наверное, давным-давно, и теперь пытался его, мудрого господина Тенсея обмануть, надеясь на какие-то выгоды. И всё же он попытался дать недоумку шанс:

— Ты, — без особой надежды начал незнакомец, — можешь выковать такой же нож?

— Я не кузнец, господин, мне такое не по плечу, — ответил Тобиус, когда-то собственноручно выковавший себе атам.

— Бесполезен, — констатировал гость сверху. — Что ж, время потрачено зря… вспомнил. Ножны.

— Господин?

— У тебя на поясе до сих пор висят ножны, недоумок. Судя по оформлению, — ножны от ножа. В других он не держится, слишком острый, прорезает. Давай сюда.

Тобиус и сам не понял отчего этот приказ вызвал в нём такое чувство внутреннего протеста. Он смог расстаться, пусть и временно, с очень ценным для себя предметом, новая потеря не стала бы большим испытанием, но отчего-то нрав волшебника взбрыкнул, и он помедлил, за что был наказан тут же. Шест молнией выпорхнул из-за спины господина Тенсея и один из набалдашников врезался человеку в лицо снизу-вверх, отшвыривая его назад.

Часть 3, фрагмент 7

— Ножны, Руада, — потребовал пришелец, — быстро. Я уже провонял этим местом, но не хочу, чтобы запах проник под кожу. Придётся опять принимать паровые ванны, а от них шерсть курчавится.

Чьи-то грубые пальцы вцепились в пояс волшебника и пытались разобраться в том, как он расстёгивался. Справившись наконец, старший воспитатель освободил ножны и передал их Тенсею. Тобиус этого не видел, он валялся на спине, стоная, держась за окровавленное лицо. Волшебник не ожидал нападения, на нём не было чар Неуязвимости или Обезболивающего, так что ни присутствия раны, ни боли от неё изображать не приходилось.

— Счастливо оставаться, — молвил Тенсей таким тоном, словно явился в яму не избивать безответных пленников, а цветы понюхать.

Когда он скрылся за воротами форта, Руада присел рядом с раненным.

— Убери руки, надо посмотреть.

Тобиус через сиилу подчинился, отлепляя чёрно-красные ладони от раны. Изуродованное шрамами лицо симиана перекосило чуть сильнее прежнего.

— Всегда понимаешь, что дело плохо, если видна кость, — сказал он. — Оттащите его в клетку, я пошлю за лекарем.

— Не надо… лекаря… — попросил волшебник.

— Заткнись, недоумок.

Мага взяли под локти, поставили на ноги и довольно аккуратно повели на дно ямы. Поглощённый болью, с кружившейся головой, он слышал, как удалявшийся за спиной голос старшего воспитателя гневно раздавал приказы и угрозы, возвращая симианов к работе.

Дело было плохо, но не из-за травмы, а из-за обстоятельств. Ударили его действительно сильно, по кости пошла трещина, чудом уцелел глаз, обширное рассечение и контузия плоти, несколько зубов вылетели, была порвана губа. И всё это Тобиус мог поправить парой заклинаний, даже приставить обратно зубы, покуда они не поняли, что отняты от остального тела. Но теперь приходилось ждать какого-то лекаря, который обязательно придёт и начнёт трогать его, человека лицо сквозь иллюзию… это было плохо. Слава Господу-Кузнецу волшебник не потерял сознание и успел внести изменения в иллюзорный облик, иначе было бы очень странно — кровь течёт, а лицо целое.

Он наложил на себя чары Обезболивающего, слегка утихомирил чехарду, царившую в черепе, огляделся. В глазах троилось. Посидев на корточках возле клетки, пытаясь сосредоточиться, волшебник убедился, что никто не собирался крутиться рядом, у всякой обезьяны было своё дело. Ну и прекрасно. Сосредоточившись, волшебник сложил ладони лодочкой, сгустил в них воду и кое-как нашептал короткую череду словоформул, которые сделали водную поверхность приемлемым зеркалом. Слой ложного лица слегка растворился, открывая лик истинный.

Увиденное не порадовало, и будь Тобиус не так крепок духом, мог бы даже закричать. Но да ничего, видал раны и страшнее. Убедившись, что никто этого не замечал, волшебник стал медленно изменять ложную личину, делать рану наскоро сочинённую ближе к ране истинной. Ему нужно было добиться идеального совпадения краёв и надеяться, что никто не заметит разницы в слоях. Также он направил поток целительной энергии на устранение трещин и самую малость срастил ткани.