Бегом на шпильках - Анна Макстед

Однако першение в горле я еще так-сяк могу перенести: конечно, если при этом не упоминать слова типа «мокрота» и «слизь». Кроме того, когда Энди говорит, что «поперхнулся», я чувствую, как в груди у меня наконец растворяется никак не желавший исчезать комок.

— Знаешь, — говорю я вдруг, — если отчий дом тебе в тягость, ты всегда можешь вернуться обратно ко мне.

Наступившая тишина кричит и вопит. Считаю в уме проклятия на свою голову. Ведь могла же сказать: «Хрустальному шару в пустой спальне некому блестеть».

— Да? Ты уверена?

Поскольку в моем случае фраза: «Была б неуверена — не предлагала бы», — прозвучала бы нелепейшим враньем, я ограничиваюсь коротким:

— Да.

— Тогда как насчет завтра утром? Тебя устроит?

— Ух ты, — тихо шепчу я. — Похоже, кое-кого там достало не на шутку.

— Ладно-ладно, Натали, — отвечает Энди злорадно. — Тебе самой еще предстоит познакомиться с этим поближе. В понедельник, в девять утра. Мамочка в полной боеготовности.

— Ты думаешь, они захотят, чтобы я приступила так скоро? — пугаюсь я. — Нет, я не против, вот только Мэтт, мой экс-босс, как раз собирался подбросить мне кое-какую работенку.

— Ну да, конечно, помню, тот парень, что заходил в прошлый понедельник. Когда мы с тобой заключили наш договор насчет пилатеса-Шивананды. — «Черт бы побрал тебя вместе с твоей компьютерной памятью», думаю я. — Послушай, Натали, это же классно! Ты не торопись, а когда соберешься, просто извести моих за день.

— За день?! Ты уверен, что они будут не против?

— А с чего бы им быть против? — говорит Энди. — Значит — завтра. Назад, в Примроуз-Хилл, край маленьких магазинчиков и гей-пивнушек. Спасибо, Нэт. Ключ все еще у меня, так что ты не беспокойся: я сам справлюсь. Давай! Пока!

Кладу трубку на место и зажимаю рот ладонями. Энди снова будет жить со мной! Как такое могло случиться?

Набирая номер с бешеной скоростью, звоню Мэтту: спрашиваю, занимался ли он когда-нибудь Шивананда-йогой. В ответ раздается:

— Совсем охренела?! Да я скорее себе задницу заштопаю!

Суббота тянется как смачный зевок. Если ты не помешана на еде, то чем еще заниматься в субботу? Воспрянуть духом помогает фраза, которую использовала Алекс на прошлом занятии. «Вообразите, что ваши позвонки — это жемчужины на нитке», — сказала она. Даже рискуя показаться сентиментальной, я должна признаться, что этот образ меня глубоко тронул (никогда раньше не представляла себе свои позвонки не чем иным, как прозаичным и в то же время прагматичным: «мои позвонки»). Отдавая дань уважения их важности как части тела, я никогда не думала о своем позвоночнике как о чем-то драгоценном. Вскочив на ноги, роюсь в сумке в поисках расписания занятий в спортзале.

Через три с половиной часа я студнем расползаюсь по голубому коврику, гадая, почему это упражнения, которые, по словам Алекс, «на девяносто процентов — всего лишь лежание на полу», так изнуряют? А сидеть прямо — так это вообще смерти подобно! Нет, не то чтобы я жалуюсь: просто как-то странно. Можно набрать десять миль на бегущей дорожке, а ступни все равно будут жаждать новых свершений. А после пилатеса — который, по сути, то же самое, что валяться на диване с пачкой чипсов, — я чувствую себя полностью измочаленной. И успокоенной. Что весьма полезно.

— Эй, Спящая красавица. Не хочешь сходить чего-нибудь выпить? — Алекс склоняется надо мной: ее широкая улыбка кажется ослепительно-белой на шоколадном лице.

— Если у тебя есть время, — вздыхаю я.

Алекс закатывает глаза.

— У меня есть время. Встречаемся в баре, через пять минут.

Я смущаюсь и краснею, повествуя ей о своей новой жизненной цели. Дело в том, что Алекс обладает потрясающей способностью внимательно слушать. Она не из тех, чей взгляд вечно мечется во время разговора: куда угодно, но только не на тебя, и она никогда не перебивает тебя словами вроде «да, точно, конечно», как бы поторапливая твою никчемную болтовню, чтобы поскорее заговорить самой. Она просто сидит, смотрит, слушает и ждет, пока ты не выскажешься до конца. Ужасно необычно.

— В общем, мне просто хочется узнать о пилатесе чуть больше. Прежде чем совершить какое-нибудь безрассудство: например, потратить все свои сбережения на оплату курса, — заканчиваю я.

Алекс кивает.

— Все правильно, Натали. Всегда нужно как можно больше узнать о предмете твоих желаний, прежде чем добиваться его. Я, например, раньше была адвокатом. И пилатес для меня был всего лишь хобби.

И тут же ошарашивает меня плохими новостями. Пилатес — это не только валяться на коврике. Оказывается, вечерний курс пилатеса может занять целых два года. Придется выучить несколько тысяч самых разных упражнений. Анатомия, физиология, спортивные травмы, методы реабилитации. Очень многие из бывших танцовщиц теперь занимаются этим профессионально. И если у тебя нет танцевальной подготовки, то будет очень тяжело. Если же ты занималась танцами, то знаешь, как работает тело. Ей самой пришлось учиться дольше других; то же самое ожидает и меня.

И, — как будто одного этого недостаточно, — наносит еще один удар: минимум 1800 часов тренировок, прежде чем тебя допустят к экзамену. Однако я не отступаюсь, даже когда она заявляет: «Пилатес очень привлекает людей, ненавидящих физические упражнения».

— Смысл в том, чтобы заставить тело работать ради здоровья, это не упражнения ради упражнений. Пилатес ориентирован на конкретного человека. Его цель — найти способ максимально улучшить индивидуальные возможности, а твоя задача — сделать так, чтобы по окончании занятия каждый из них ощутил удовлетворение.

Все это время я радостно киваю, воображая себя стройной и обтекаемой, как дельфин (только без плавников).

— И, наконец, самое главное — это твои внутренние ощущения, а вовсе не внешний облик.

Вот тут я перестаю кивать и начинаю сомневаться: а действительно ли это то, что мне нужно? Мы переходим на личные темы, и Алекс рассказывает о себе. Ее мама — уроженка Вест-Индии, папа — англичанин, и у нее три сестры.

— Я тоже всегда мечтала о сестрах, — вздыхаю я, но в глубине души мне неуютно.

Они что, сговорились все: Бабс, Алекс, Энди? Складывается такое ощущение, будто меня пытаются достать: все мои друзья стараются меня изменить, один за другим выдвигая аргументы в пользу внутренней силы. Но из дерьма конфетку не слепишь. Хмуря брови, я еду домой. Пилатес дает мне ощущение упругости снаружи и спокойствия внутри. Но вот заниматься раскопками своей души мне совсем неинтересно. Но ведь пилатес — это не психоанализ, — убеждаю я себя. — Пилатес — это когда лежишь на полу рядом с кучкой старперов и воображаешь себя взмывающим в небо «конкордом». Кстати, очень хорошо способствует растяжке нижней части спины.