Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм

«Нью-Йорк таймс»

Нью-Йорк, вторник, 12 октября

Конгрессмен Эван Кендрик из Колорадо сказал, что способствовал разрешению кризиса в Омане.

Арабские террористы остались в дураках, гласит секретный меморандум.

«Вашингтон пост»

Вашингтон, округ Колумбия, вторник, 12 октября

Кендрик из Колорадо разоблачен как секретный агент США в Омане. Прослежена долларовая связь арабских террористов.

«Лос-Анджелес таймс»

Лос-Анджелес, вторник, 12 октября

Рассекреченные донесения показывают, что Кендрик, представитель от Колорадо, является ключом к решению Оманской проблемы.

Палестинские террористы имели арабскую поддержку — все еще секретно.

«Чикаго трибюн»

Чикаго, вторник, 12 октября

Капиталист Кендрик освобождает заложников, которых держали коммунистические террористы.

Разоблачение арабов-убийц приводит их в смятение.

«Нью-Йорк пост»

Нью-Йорк, вторник, 12 октября

Эван, человек Омана, обвиняет во всем арабов! Переехал в Иерусалим, чтобы стать почетным гражданином Израиля! Нью-Йорк требует расследования.

«США сегодня»

Среда, 13 октября

«Коммандос» Кендрик сделал это!

Арабские террористы хотят его голову! Мы хотим воздвигнуть памятник.

Кендрик стоял над кроватью, опущенные глаза быстро перебегали с одного заголовка на другой, в голове не было ни одной мысли, кроме единственного вопроса: почему?

21

Если и существовали ответы на каждый из этих вопросов, ни одного из них не было в газетах. Они ссылались на «авторитетные», «высокопоставленные» и даже «конфиденциальные» источники, которые в основном заявляли: «Никаких комментариев», «Нам нечего сказать на данный момент» или «События, о которых идет речь, анализируются», что являлось уклончивым подтверждением.

Началом скандала послужил сверхсекретный меморандум администрации под грифом Государственного Департамента. Он всплыл на поверхность из захороненных файлов. Вероятно, произошла утечка информации через какого-то служащего или служащих, которые решили, что в результате неразумных требований национальной безопасности с человеком поступили крайне несправедливо; но главной причиной этого, без сомнения, был параноидальный страх перед репрессалиями террористов. Копии меморандума были одновременно разосланы в газеты, на радио и телевизионные сети, все они прибыли между пятью и шестью часами утра по восточному времени. К каждой копии прилагались три различные фотографии конгрессмена в Маскате. Опровержение исключалось.

«Это было запланировано, — думал Эван. — Время выбрано так, чтобы всколыхнуть людей, пробуждавшихся по всей стране, обязательно давая сводки в течение всего дня».

Почему?

Что было наиболее поразительным, так это разоблачительные факты, поражающие как тем, что было пропущено, так и тем, что изобличалось. Они были удивительно точными и подробными, вплоть до таких деталей, как его полет в Оман под глубоким прикрытием и доставка из аэропорта в Маскате агентами разведки, которые обеспечили его арабскими одеяниями и даже гелем для окраски кожи в темный цвет.

Давались эскизные, часто предположительные детали его контактов с людьми, знакомыми ему в прошлом, хотя имена были вырезаны — черные пятна в меморандуме — по понятным причинам. Имелся абзац, рассказывающий о его добровольном интернировании в лагерь террористов, где он чуть было не потерял жизнь, но где узнал имена, которые ему были необходимы, чтобы выявить людей, стоящих за спиной палестинских фанатиков в посольстве, особенно одно имя — имя вырезано, в копии — черное пятно. Он выследил этого человека — вырезано, черное пятно — и вынудил его сорвать план террористов, занявших посольство в Маскате. Этот центральный человек был застрелен — детали вырезаны, черный параграф, — а Эван Кендрик, представитель Девятого округа Колорадо, вернулся под прикрытием в Соединенные Штаты.

Были вызваны эксперты, чтобы исследовать фотографии. Каждый отпечаток подвергся спектрографическому анализу на подлинность с учетом давности негативов и возможности лабораторных изменений. Все было подтверждено, вплоть до дня и даты, установленных путем двадцатикратного увеличения газеты в руках пешехода на улице Маската. Более ответственные газеты отмечали отсутствие альтернативных источников, которые могли бы подтвердить достоверность или недостоверность фактов, так как они были представлены только эскизно, но никто не сомневался в подлинности фотографий или в идентичности личности, изображенной на них.

И этого человека, конгрессмена Эвана Кендрика, нигде не могли найти, чтобы добиться от него подтверждения или опровержения невероятной истории. «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост» раскопали нескольких друзей и соседей, их сумели обнаружить в столице, а также в Виргинии и Колорадо. Никто не мог вспомнить, видел ли он конгрессмена, получал ли от него известия в период, о котором идет речь.

«Лос-Анджелес таймс» пошла дальше и, не раскрывая своих источников, провела проверку телефонных переговоров мистера Кендрика. Кроме звонков в различные местные магазины и некоему Джеймсу Олсену — садовнику, за четырехнедельный период только пять звонков, предположительно имеющих отношение к делу, исходили из резиденции конгрессмена в Виргинии. Три звонка были сделаны на факультеты по изучению арабских стран в университеты Джорджтауна и Принстона; один — дипломату из Арабских Эмиратов в Дубай, который вернулся домой семь месяцев назад, и пятый — поверенному в Вашингтоне, который отказался разговаривать с прессой.

Менее ответственные газеты, то есть не имеющие средств для финансирования широкого расследования, а также все бульварные газетенки, которые ни на йоту не заботились о подтверждении «истинности», если они вообще могли правильно написать это слово, занимались псевдожурналистской деятельностью. Они взяли представленный им сверхсекретный меморандум и использовали его как плацдарм для необузданной патриотической шумихи, зная, что их выпуски пойдут нарасхват, ведь напечатанные слова для малоинформированных и не склонных к скептицизму читателей довольно часто становятся словами правды.

Однако в каждой статье отсутствовала истина, глубинная истина, которая терялась в удивительно детальных разоблачениях. Не было даже упоминания об отважном молодом султане Омана, который рисковал своей жизнью и положением, чтобы ему помочь, об оманце, охранявшем его как в аэропорту, так и на окраинных улицах Маската. Или о незнакомой обаятельной и умной женщине, спасшей его в переполненном вестибюле другого аэропорта в Бахрейне после того, как его чуть не убили; она нашла ему убежище и врача, который обработал его раны. Более того, не говорилось ни слова об израильском отряде, руководимом офицером разведки, спасшим его от смерти. При воспоминании об этом случае его до сих пор бросает в дрожь от ужаса. Или еще об одном американце, пожилом архитекторе из Бронкса, без которого он был бы мертвым уже год назад и останки его были бы уничтожены акулами Катара.

Вместо этого все статьи пронизывала общая тема: любой араб обладает пороком нечеловеческой жестокости и террористическими наклонностями. Само слово «арабский» представлялось синонимом безжалостности и варварства, ни малейших признаков благородства и приличия не признавалось за целым народом. Чем дольше