Фрайди - Роберт Хайнлайн

— Это все мои чертовы туфли… Пит, бери малышку и двигай с ней дальше… Мне эти ублюдки ничего не сделают.

— Черта с два! — сердито возразил Пит. — Мы втроем будем вместе до конца! Так, мисс… Так, Фрайди?

— Еще бы! Пит, бери ее справа, а я — слева.

На пяти ногах у нас неплохо получалось — не так уж быстро, но все же расстояние между нами и причальным ботом увеличивалось. Потом Пит решил взвалить ее себе на спину, но я велела всем остановиться:

— Тихо! Давайте послушаем.

Тишина. Ни малейшего шума погони. Лишь странные звуки странного леса. Птичьи голоса? Не знаю, не уверена… Странное место — наполовину манящее, наполовину чужое: трава — не совсем трава, деревья, казалось, перенесены сюда из другой эры… Красный хлорофилл? А может, тут уже осень… Интересно, ночью здесь будет холодно? Наверно, в течение следующих трех дней будет не слишком разумно искать местные поселения — на виду у команды звездолета. Без воды и пищи мы, конечно, протянем, но что, если настанут заморозки?

— Ладно, — сказала я, — бери ее на плечи. Но тащить будем по очереди.

— Фрайди! Тебе меня не поднять!

— Прошлой ночью я поднимала Пита… Скажи ей, Пит. Так что же я, по-твоему, не справлюсь с такой маленькой японской куколкой?

— Японской куколкой? Да я ничуть не меньше американка, чем ты!

— Пожалуй, ты даже больше американка, потому что я — не очень-то… Потом расскажу. Влезай мне на спину.

Я протащила ее метров пятьдесят, а потом Пит — метров двести, и так мы чередовались в соответствии с представлениями Пита о справедливости. Где-то через час мы вышли на дорогу, вернее, на просеку в кустах; на ней виднелись следы колес и лошадиных копыт. Налево дорога вела прочь от города и от причального бота, туда мы и двинулись. Шизуко кое-как ковыляла сама, но, конечно, не без помощи Пита.

Мы подошли к какой-то ферме. Может, нам и следовало обойти ее стороной, но меня уже больше интересовал глоток воды, чем собственная безопасность, а кроме того, я хотела перевязать лодыжку Тилли, пока она не станет больше ее головы. На терраске дома, в кресле-качалке сидела пожилая женщина — очень худенькая, с аккуратно уложенными седыми волосами — и вязала. Она взглянула на нас и кивнула, приглашая подойти поближе.

— Я — миссис Дандэс, — сказала она, когда мы приблизились, — а вы с корабля?

— Да, — призналась я, — с корабля. Я — Фрайди Джонс, это — Матильда Джексон, а это — наш друг, Пит.

— Пит Робертс, с вашего разрешения.

— Проходите и присаживайтесь. Простите, что я не встаю — спина у меня уже не та, что прежде. Вы ведь беженцы, да? Вы сбежали с корабля?

(Ну, Фрайди, держи ухо востро. И будь готова ко всему!)

— Да, мэм. Мы сбежали.

— Ну, конечно. Добрая половина беженцев всегда проходит мимо нашего дома. Что ж, судя по утренним сплетням, вам придется прятаться здесь не меньше трех дней. Добро пожаловать, мы всегда рады гостям. Конечно, вам положено отправиться прямехонько в бараки для перемещенных лиц: там корабельные власти вас не достанут, но зато здешние власти замучают бесконечными юридическими процедурами… Впрочем, решать вам, но это можно обсудить и после обеда. А сейчас, как насчет чашки крепкого чая?

Не дав себе труда подумать, я выпалила:

— С удовольствием!

— Отлично. Малкольм! Эй, Малкольм!

— Что, мам?

— Поставь чайник!

— Что?

— Чайник, я сказала! — Она повернулась к Тилли: — Детонька, что ты наделала со своей ногой?

— Думаю, растянула лодыжку, мэм.

— Да, еще как! Ты… Тебя зовут Фрайди, да? Пойди найди Малкольма и скажи ему, что мне нужен большущий таз, доверху набитый льдом. А вы… Вас, сэр, зовут мистер Робертс? Вы помогите мне, пожалуйста, встать с этого кресла, потому что нам придется сделать еще кое-что для этой бедняжки. Нужно перевязать ногу потуже, когда спадет опухоль. А ты, детка… Матильда, да? Ты хорошо переносишь аспирин?

— Да, мэм.

— Мам! Чайник кипит!

— Ты… Фрайди, да? Сходи, милая.

И я пошла разливать чай, хотя в ту секунду мне жутко хотелось сделать стойку на руках и испустить победный клич индейцев племени чероки.

Глава XXXIII

Прошло двадцать лет — я хочу сказать двадцать, по летоисчислению Ботани-Бей, но разница несущественная. То были хорошие годы. Мемуары эти основаны на записях, сделанных мною в «Песках Паджаро», еще до смерти Босса, а также на кратком перечне событий, составленном уже здесь — вскоре после нашего прибытия, — когда я еще опасалась, что мне придется отбиваться от требований моей выдачи. Впрочем, как только истек срок, когда можно было осуществить пересадку зародыша, я перестала представлять для этих ублюдков всякий интерес — логично, ведь я была для них не более, чем ходячим инкубатором. А потом вопрос стал и вовсе сугубо академическим — Первого Гражданина и принцессу разорвало бомбой, установленной в их опочивальне.

По сути дела, мемуары следовало закончить моим прибытием на Ботани-Бей, потому что с этого момента жизнь моя потекла без приключений — ну скажите, о чем может писать провинциальная домохозяйка? Сколько яиц у нас было в прошлом сезоне? Вам это интересно? Мне — да, а вам… вряд ли. Вообще, тем, кто счастлив, некогда писать дневники, они слишком заняты жизнью.

Однако, просматривая пленки и записи (и сокращая их примерно вдвое, а то и больше), я обнаружила несколько моментов, которые следовало бы прояснить.

Аннулированная Визовая карта Жанет. Я ведь «погибла» при взрыве «Мадам Лу». Джордж прочесал тогда весь виксбергский Нижний город и был в полной уверенности, что на корабле не уцелел никто. Тогда он позвонил Жану и Жанет. Предупрежденные агентом Босса в Виннипеге, они как раз собирались в Австралию, и, разумеется, Жанет аннулировала свою карту.

Самое странное то, что я нашла тут свою «семью». Но Джордж утверждает, что странным было не их появление здесь, а мое. Всем им давно осточертела Земля, они были сыты ею по горло, так что — куда деваться? Ботани-Бей, конечно, не рай, но для них это был самый приемлемый вариант. Неплохая планета, очень похожая на Землю, какой она была несколько веков тому назад, но с современными знаниями и современными технологиями. Она не столь примитивна, как Форест, и не так чудовищно дорога, как Альцион и Фидлерс-Грин. Быстро распродав все свое имущество, они, конечно, много потеряли, но у них оставалось достаточно, чтобы прилететь третьим классом на Ботани, заплатить компании за перевозку самого необходимого, внести вступительный взнос в колонию и кое-что приберечь на первое обустройство.

(Знаете, здесь на Ботани, никто не запирает двери на замки — у многих вообще нет замков в дверях… Фантастика!)

Джордж утверждает, что единственное по-настоящему случайное совпадение — это то, что я оказалась на том же звездолете, что и они. Действительно, случай — они опоздали на «Дирак», а потом еле-еле уговорили Жанет лететь на «Форварде», потому что ей не очень хотелось путешествовать с младенцем в животе, а не на руках. Но все равно, прилетели они раньше или позже, я так или иначе встретила бы их здесь — размером наша планета немногим уступает Земле, но колония очень маленькая, сосредоточена на довольно небольшом пространстве и все очень интересуются вновь прибывшими. Мы бы наверняка встретились.

Ну, а что, если бы я не клюнула на этот чертов «контракт»?

Что ж, всегда можно говорить: «А что было бы, если бы…», — но я думаю, в любом случае после ознакомительного внеземного турне, которое я рассчитывала совершить, шансы, что я осела бы на Ботани, составили бы примерно пятьдесят из ста. «От судьбы не уйдешь» — и я не жалуюсь на свою судьбу. Мне нравится быть провинциальной домашней хозяйкой в «Восьмерке». Формально мы не состоим в С-браке, потому что здесь вообще не привержены формальностям, когда дело касается секса и семьи. Мы ввосьмером и со всеми нашими малышами живем в просторном, но очень уютном доме, который спроектировала Жанет, а строили — мы все вместе. (Я, конечно, не дизайнер, но видели бы вы, какой из меня плотник!) Соседи никогда не задают нам вопросов о том, где чьи малыши, а если бы кто-то и начал спрашивать, Жанет заткнула бы ему рот одним взглядом. Никому здесь до этого нет никакого дела — детям рады все на Ботани-Бей, и пройдут еще века, прежде чем кто-то заговорит о «перенаселенности» или «контроле за рождаемостью».

Мои воспоминания предназначены отнюдь не для наших соседей — единственное, что я бы хотела опубликовать здесь, это расширенное издание моей поваренной книги. (Книга — что надо, потому что я черпала материал у двух замечательных поваров — Джорджа и Жанет, а еще приберегла много полезных советов для молодых жен, которыми я обязана Рыжику). Таким образом, здесь я могу совершенно свободно обсуждать вопросы отцовства и материнства, и не только их… Джордж женился на Матильде в тот день, когда Персиваль женился на мне, — по-моему, они тащили жребий. Тот малыш, который был во мне, конечно, попадает под известную поговорку про мать-пробирку и скальпель-отца — поговорку, которую я ни разу за все годы не слышала на Ботани. Может, Уэнди и унаследовала что-то, или даже многое, от своих предков из бывшей королевской семьи Релма. Но я ни разу ни словом не обмолвилась об этом при ней, и формально ее отец — Персиваль. Все, что мне известно, это: Уэнди совершенно лишена присущих королевским семьям признаков вырождения, а Фредди и Джордж говорят, что у нее вообще нет никаких отклонений. В детстве к ней относились точно так же, как и ко всем остальным малышам, и когда она заслуживала, чтобы ее хорошенько отшлепали, никто не колебался. На мой взгляд, она очень симпатичная девчушка, и не скрою, мне это приятно, поскольку она, хоть и не имеет со мной никакого кровного родства, но все же — единственное человеческое существо, которое я исторгла из своего тела. Единственное?..