Кастрюлька с неприятностями - Анна Дашевская

— Очень хорошо. Тогда пойдем, Джон и Лео к нам присоединятся.

Окна в кабинете были закрыты темно-золотистыми плотным шторами, в камине горел огонь, на бумаги бросала свет лампа под зеленым абажуром матового стекла. Я достала из сумки письмо в белом неподписанном конверте и отдала хозяйке.

— Спасибо, — сказала она, вытащила из ящика тонкий длинный нож с костяной рукояткой и вскрыла конверт.

Две страницы были исписаны плотно, с обеих сторон. Госпожа Редфилд прочла письмо дважды, сперва очень быстро, затем медленно, останавливаясь и возвращаясь к предыдущему абзацу. Потом посмотрела на меня и спросила:

— Ты в курсе, о чем тут идет речь?

— Полагаю, о наследнике Адельстана. Я получила еще и дневники, и сегодня мы их просмотрели. Вот, — я протянула тетради и пояснила, — заложено там, где речь идет об этом.

— Джон тоже читал?

— Да.

— Зря, конечно, ты его в это включила, но, я полагаю, деваться было некуда… Нет-нет, — она приподняла ладонь, — я понимаю, что ты не могла сказать ему: «Дорогой, ты наследник престола, тебе не след рисковать собой». Ладно, будем надеяться, что Урсула ошиблась.

Но обе мы понимали, что Урсула не ошиблась.

Время от времени в нашем благополучном, стабильном и, в общем, безопасном мире, какая-то приливная волна выносит на поверхность тех, кому всего мало. И неважно уже, родились они в королевском дворце, как герцог Монтмальк, или в скромном доме городского чиновника, как помянутый уже неоднократно Адельстан — все равно, мало. Образование, возможности, деньги, семья — все было не в счет.

Я раскрыла дневник сестры Урсулы на первой записи, отмеченной красной закладкой, и через стол подтолкнула его в госпоже Редфилд.

Она быстро просмотрела заложенные страницы, закрыла тетрадь и покачала головой.

— Год прошел… Вот же Тьма, все следы остали и льдом подернулсь. Почему Урсула сразу мне не сообщила? Она ведь знала, что такого рода дело все равно попадет ко мне, в общей магбезопасности темные маги и попытки связаться с Темным — мое направление. Можно сказать, самая большая моя любовь.

— Я думаю, сестра Урсула хотела сначала хоть что-то выяснить, прежде чем передавать информацию следователям. А потом ее убили. Причем убили каким-то неизвестным образом, я спросила мать Филиппу. Она осматривала тело.

— И тоже меня не вызвала! Самостоятельные все до ужаса. Конечно, если уж Филиппа не знает способа убийства, то и я бы не больше выяснила, она в свое время… — госпожа Редфилд запнулась и махнула рукой, — Ладно, неважно.

— Я вообще-то в курсе, — надеюсь, скромно опущенные глазки у меня получились убедительно.

— Ну и хорошо, значит, все поняла. Так, неплохо бы выяснить, где этот помощник нотариуса сейчас находится.

Магичка ткнула пальцем в коммуникатор и несколькими фразами отдала распоряжение невидимому мне собеседнику, потом снова взглянула на меня.

— Какие у вас дальше планы? Мне не хочется пока что посвящать в это дело много народу, а вы трое, вроде бы, уже все равно втянуты.

— Через неделю Джону нужно быть на заседании Большого Совета. До этого момента никаких планов нет. Ну, то есть, мы все равно собирались перебраться сюда в Лютецию, побродить по городу… Такой бездумный туризм.

— Хорошо. Для начала — если нет принципиальных возражений, вполне можете остановиться здесь. Дом удобно расположен, и, как ты понимаешь, с точки зрения безопасности его высочества, куда лучше отеля.

— Я целиком за, но вопросы безопасности решает Лео, — пожала я плечами.

Дверь за моей спиной распахнулась, и голос дворецкого произнес:

— Ваши гости, мадам.

Лео, разумеется, не стал возражать против того, чтобы прожить неделю в архизащищенном особняке архимага, Джону было вообще все равно — его интересовал лишь один вопрос, который он и задал мне потихоньку:

— Как ты думаешь, нам выделят одну спальню, или, как детей, расселят по разным?

Не удержавшись, я неизящно фыркнула.

— Можно подумать, если поселят в разные, тебе это помешает?

— Не помешает, конечно, — он завладел моей рукой и потихоньку поглаживал мою ладонь подушечкой большого пальца; мне хотелось начать мурлыкать…

Свадьба наша была назначена на первую субботу марта и, разумеется, предполагалось, что до этого торжественного момента мы с Джоном будем целомудренно прогуливаться, взявшись за руки, по цветущим садам, и прогулками ограничимся. Ну, вот что я могу сказать? Ограничиться прогулками не получилось. Наверное, потому, что в Нордхольме в октябре сады не цветут.

Тренькнул компьютер, сообщая о получении почты. Госпожа Редфилд быстро просмотрела письмо и усмехнулась веселой хищной ухмылкой:

— Ну что же, дети мои! Помощник нотариуса господин Ренар найден, к счастью для него — живым и здоровым. Еще приятнее — он разочаровался в тишине и покое городка Блоне, и решил вкусить соблазнов большого города. Проще говоря, Ренар перебрался в Лютецию, и я намереваюсь этим немедленно воспользоваться. Алекс, Джон — вам я предлагаю посмотреть на допрос из-за стекла. А ты, мой дорогой, — она повернулась к Лео, и он, слегка вздрогнув, отодвинулся, — пойдешь со мной и будешь изображать доброго следователя. Этакого тюфяка, только что пришедшего на работу и страшно угнетаемого злобной начальницей.

Хозяйка кабинета встала, убрала в ящик стола все бумаги, заперла его на ключ и, подняв на нас глаза, подмигнула:

— Угадайте-ка, кто у нас будет злобной начальницей?

Глава 21

Нас провели в довольно большую и светлую комнату, окно которой выходило на залитую вечерними огнями набережную. Жители Лютеции и ее гости радовались вечеру пятницы, гуляли, выпивали в небольших кафе, садились на кораблики, освещенные разноцветными фонариками, чтобы посмотреть на великий город с воды.

Второе окно смотрело в соседний кабинет. Госпожа Редфилд поглядела в него, удовлетворенно улыбнулась и жестом предложила нам с Джоном подойти.

Сквозь стекло была видна узкая и длинная комната, похожая скорее даже на коридор, темная и унылая. Окно ее было забрано железной решеткой из толстых прутьев. Канцелярский стол, два стула и большой сейф, выкрашенный в гадкий желто-коричневый цвет, больше ничего там и не помещалось. Канцелярский стол, два стула и большой сейф, выкрашенный в гадкий желто-коричневый цвет, больше ничего там и не помещалось. На одном из стульев сидел мужчина, выглядевший даже приятно — средних лет, с симпатичным лицом, хорошо одетый. Впрочем, в данный момент лицо было искажено, а фигура искривлена. Сидеть ему явно было очень неудобно, а встать — страшно.