Время Культуры - Ирина Исааковна Чайковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, и в сказках, и в жизни существуют разлучники и разлучницы. Была ли Ольга Яковлева Снежной королевой? Бесчувственной? Холодной? Бессердечной?
И может ли женщина без души написать о человеке своей жизни так: «…для меня он — современный Чехов, благородный, скромный, нежный. Чувствующий, эмоциональный, понимающий чужую боль. Человек мужественный и сильный» («Если бы знать», 2003)
Нервная, мечущаяся по сцене Наталья Петровна не смеется «анекдоту» Шпигельского о дочке губернатора, не знающей, кого из двух претендентов она любит. Героиня Яковлевой словно спрашивает у себя: «Как будто нельзя двоих людей разом любить?!» Так можно? или нельзя?
Вопрос остается без ответа. Тургеневская пьеса ломкая, нервная, неотчетливая, в ней и не может быть ответов.
Вот Рюмин, уже четыре года беззаветно любящий Наталью Петровну, благородное и нежное сердце, о котором его любовь скажет в пьесе безжалостно: «Ненавижу этого умника!». Кто «этот умник» — Тургенев? А эта женщина, играющая с поклонником, как кошка с мышкой, — Полина Виардо? Все сложнее, ибо «чужая душа-потемки», — как напомнит нам Тургенев в той же пьесе.
«Месяц в деревне» написан в 1850 году, а за год до того в Мемориале (подневных записках) Тургенева появится запись: «Первый раз с Р». Жизнь перетекает в творчество, но не полностью, остаются зазоры. Жизнь, как и пьесу, можно толковать по-разному. Вот недавно замечательный актер Леонид Броневой в передаче «Белая студия» утверждал, что Эфрос его ненавидел — давал ему роли только отрицательных персонажей. Какой же однако замечательный у него получился «отрицательный персонаж» Шпигельский! Неужели ненависть может родить такое чудо?
В фильме об Эфросе и Крымовой Валентин Гафт рассказывает, как однажды он, разгневанный, ворвался в кабинет Эфроса, как начал «катить бочку» на Ольгу Яковлеву и как тот его утихомиривал: «Валечка, она замечательная, она прекрасная актриса, она очень вас любит…». Что еще мог сказать Эфрос о своей музе?
Посмотрите «Месяц в деревне. Мне кажется, этот спектакль — одна из вершин режиссера Эфроса и актрисы Ольги Яковлевой. Мучительная коллизия пьесы в какой-то степени была созвучна их собственным душевным метаниям. А талант — талант помог волшебным образом перевести эти реальные жизненные коллизии в чудо искусства.
Таиров и Коонен на сцене Пушкинского театраК 100-летию создания Камерного театра
5.2.15
Какая однако прекрасная идея — сделать спектакль о легендарном театре, занимавшем здание за 55 лет до тебя. Под «тобой» подразумеваю нынешний драматический театр имени А.С.Пушкина, чей главный режиссер Евгений Писарев осуществил постановку по пьесе Елены Греминой.
Театр им. Пушкина
Театр Пушкина сыграл спектакль-документ про театр Таирова и Коонен, основанный в год начала империалистической войны и — словно назло всем на свете войнам и революциям — названный Камерным. Это название привлекло к нему массу поклонников — не желавших участвовать в окружающей буче, мечтающих абстрагироваться от того, что происходит здесь и сейчас.
Судя по тому, что представил нам театр Пушкина, Камерному это удавалось. Уже первая застывшая пантомима, на фоне которой актриса «голосом Коонен» молит творца о даровании жизни, завораживает красотой и пластикой.
На протяжении спектакля мы увидим еще много таких пантомим, услышим шансонетки и трагические монологи, перед нами пройдут отрывки из «Покрывала Пьеретты», «Фамиры-кифареда», «Федры», «Жирофле и Жирофля», брехтовской «Оперы нищих», «Саломеи», «Мадам Бовари».
Про пантомимы скажу так: поначалу необычность, красочность и пластика приковывают внимание, потом к ним привыкаешь. Вообще спектакль вначале необычайно хорош, динамичен, легок и весел.
Завязывается сюжетный узел: молодая актриса со звучным именем Алиса играет главную роль во МХАТе у Станиславского — но, не выдержав его «метода», убегает из театра на свободу — в Свободный театр.
Тут ее подхватывает Марджанов, предложив сыграть в пантомиме «Покрывало Пьеретты» и представив режиссера — молодого, необстрелянного, но уже не сумевшего сработаться с самим Мейерхольдом. Юношу зовут Александр Таиров.
Алиса Коонен и Александр Таиров
Не сама ли судьба их соединила? Алиса убежала от Станиславского, Александр — от Мейерхольда, и вот теперь, обретя друг друга, они создадут ни на кого не похожий Камерный театр. Эдакий Театр Театрыч, где артистам будет все равно — играть ли комедию масок или высокую трагедию, оперетту или мистерию — они не будут тупо следовать за «правдой жизни», они станут перекраивать ее в «правду искусства».
Начало получилось живым и очень веселым еще из-за забавной перепалки между юной Алисой Коонен и мэтром Станиславским, чьи «почерпнутые из документов» реплики, не могут не вызвать смеха. Над знаменитым «не верю» Константина Сергеевича в свое время хорошо посмеялся Михаил Булгаков в «Театральном романе». Там оба отца-основателя (Станиславский и Немирович-Данченко) — персонажи явно комические и чуть-чуть зловещие.
В пьесе Греминой также обыгрывается «не верю», когда Станиславский «срезает» Алису, еще не успевшую произнести ни слова. «Не верю», — гремит мэтр по поводу ее шагов. Комическими персонажами — вследствии удачного подбора реплик — выглядят и дамы, жены Станиславского и Чехова — Лилина и Книппер, — выступающие в роли «наставниц» для заблудшей души.
Жаль, что юмор по мере развития действия улетучивается, да и действие замедляется, из него уходит легкость.
Собственно, действия как такового нет, есть разыгранная в цитатах, документах, фотографиях и отрывках из спектаклей «история театра».
Сцена из спектакля «Таиров и Коонен»
Ждала, когда же покажут про «любовь». Все же Алиса Коонен и Александр Таиров — уникальная любовная пара. Уникальная супружеская пара. Уникальная творческая пара. Любви не дождалась, по какому-то странному недоразумению ее в спектакле не было. Жаль.
Ведь не зря Эренбург называл Таирова «рыцарь бедный». Он как тот — пушкинский — рыцарь был предан избранной мечте, предан своей Женщине, которую сделал великой актрисой. Или благодаря которой стал великим режиссером. Не удивительно ли, что вплоть до закрытия театра в 1949-м, в таировском театре царила она, Алиса Коонен?!
Жутко слышать выдержки из «разгромных речей». Особенно густо они пошли после партийного Постановления 1936-го года, когда таировцев слили с театром Охлопкова, и в 1949-м, в связи с закрытием Камерного.
Отличились мхатовцы: Яншин, Станицын, Хмелев, сам Станиславский, бросившие свою монетку в мутные волны критики. Хотелось бы знать точнее, когда сие было произнесено и была ли эта критика ответом на партийное Постановление
