Век Екатерины Великой - София Волгина

– Встают Ея Величество в шесть утра, читают, пишут до восьми, потом приходят с делами сановники поочередно, один за другим, до одиннадцати часов.

Шкурин и Шаргородская переглянулись, Екатерина Ивановна паки приняла эстафету.

– Потом Екатерина Алексеевна одеваются для выхода в приемную, где их ожидает множество людей. Разговаривают оне с ними обыкновенно три четверти часа. По воскресеньям и праздникам идут к обедне.

Камергер и камер-фрау вновь переглянулись. Шкурин кивнул и продолжил:

– Затем государыня садятся за стол откушать. Появляется чтец, президент Академии художеств, Иван Бецкой. Он читает им, а оне занимаются рукоделием.

– Рукоделием? – робко переспросил Игнатьев.

– Да, оне любят вышивание, вязание и шитье по канве, – ответила не без гордости Екатерина Ивановна.

– Чтение сие, – степенно продолжил Шкурин, – ежели его не прерывают пакеты с письмами и другие помехи, длится до пяти часов с половиною.

– Тогда государыня едут в театр, играют в какую-либо игру или разговаривают до ужина.

– Ужин заканчивается, и Ея Величество ложатся спать, – завершил Шкурин.

– У них имеется любимая фрейлина, Анна Протасова. Бывает, оне называют ее Королевой.

– Королевой? – паки робко удивился Захар Игнатьев.

– Протасова очень черна, и государыня изволили прозвать ее Королевой Таити. Там живут черные люди, – пояснил Шкурин.

– Есть у них еще одна всеми почитаемая близкая подруга и наперсница – Мария Саввишна Перекусихина, а такожде в подругах у них Прасковья Алексанровна Брюс. Ее императрица называет то Брюсша, то Параша.

Все время посвящения в камердинеры Захар Игнатьев слушал с превеликим прилежанием, явно стараясь ничего не выпустить из виду. Стоя у двери, императрица улыбалась:

«Молодцы, – думала она, – все правильно преподнесли новому человеку. Как раз колико ему и надобно знать. Но никому, по-видимому, не суждено узнать, каково мне управлять сложным государственным механизмом, быть гибким политиком, взвешенно выбирать решение – при том действовать не спеша, благоразумно и осторожно, предпочитая знать всему причины. Но будут, скорее всего, знать все, что их императрица, когда надобно, умеет быть упрямою и твердою, но никогда злопамятною, и что человеколюбие и снисхождение к человеческой природе предпочитаю строгости».

Взяв книгу и покинув, наконец, кабинет, Екатерина с удовлетворением размышляла о том, что привычка учинила с ней: она отдыхает, когда окончательно устраивается головой на подушке, но и тогда, уже во сне, приходят ей мысли о том, что надобно бы сказать, написать или сделать. К примеру, в последнее время ее голова была занята идеей создания «Воспитательного общества благородных девиц», куда приглашались бы девочки с шести лет на постоянное жительство и обучение в течение двенадцати лет в стенах помещения у Смольного монастыря. Для оного дела решено было пристроить третий этаж. Цель сего предприятия – дать государству образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества.

В самом конце весны 1763 года, после богомолья в Ростове, куда она ездила со свитой и с молодым просвещенным архиепископом Платоном, придворным проповедником и законоучителем цесаревича Павла Петровича, являвшимся такожде наместником Троице-Сергиевой Лавры, Екатерина со свитой прибыла в Ярославль. Жители встречали ее на подъезде к городу, чего императрица не ожидала.

Градоначальник в сопровождении дворянства и отряда гусаров встретил ее, преклонив колени. В Ярославле звонили колокола многочисленных церквей и гремели пушки. В Спасском монастыре, при большом стечении люда, государыня Екатерина слушала молебен и приложилась к мощам благоверных ярославских князей. Затем прибыла в Успенский собор, где встретилась с духовенством и горожанами. После молебна она остановилась в архиерейском доме. К обеденному столу пригласили все местное дворянство. Во время застолья тосты провозглашали под аккомпанемент артиллерийской канонады. После обеда императрица вместе с Григорием Орловым и свитой отправилась в Толгский монастырь на другом берегу Волги, в коем слушали молебен, приложились к чудотворной иконе Божией Матери и осмотрели монастырский сад и кедровую рощу. Назад Екатерина Алексеевна и Григорий Орлов с сопровождением возвращались по Волге в богато убранной шлюпке. За ними шло множество мелких судов и лодок, наполненных кричащими «Ура!» людьми.

Вечером императрица отправилась на полотняную фабрику купца Затрапезнова и там остановилась в отдельно приготовленном для нее доме. Утром следующего дня Екатерина принимала там дворян обоего пола, промышленников и купцов. Екатерина видела обращенные к ней сияющие лица; в подобные моменты ей хотелось отдать своим подданным не только награды, чины и подарки, но и саму душу свою.

После обеда императрица осматривала фабрики купцов Гурьевых, Колосовых и других. Сами фабриканты, один другого колоритнее – что бородатой внешностью, что манерой одеваться, что поведением, – просто покорили Екатерину и Григория Орлова. Императрица хвалила их и советовала усовершенствовать их производство, что они с восторгом ей пообещали. На четвертый день, в десять часов утра, в архиерейском доме вновь состоялся прием дворянства и купечества, на коем все были допущены к руке. Императрица благодарила их за гостеприимство, хвалила местные красоты и, к вящей радости жителей города, высказала желание отстроить в Ярославле себе дворец. Изъявила она его сперва Григорию Орлову, и тот, видя, что не разубедит ее, согласился – с надеждой на то, что со временем Екатерина раздумает, все-таки не близкий свет Ярославль от Санкт-Петербурга.

В тот же день кортеж императрицы отправился обратно через Ростов в Москву. Всю дорогу Екатерина беседовала с князем Яковом Шаховским и архиепископом Платоном о чистой незлобивой душе русского православного народа. Проезжая мимо попадающихся им по дороге городов и весей, императрица видела как и обустроенные поселения и города, так и, напротив, неприглядные. Она задавала вопросы митрополиту, Орлову, Шаховскому и остальным о том, что надобно учинить, дабы привести все в порядок. Князь Яков Шаховской посоветовал раз в год направлять по городам генерал-ревизора с проверкой о надлежащем течении всех дел в присутственных местах, полиции, управления, школах, больницах и прочем. Императрице понравился совет Шаховского. Посему она решила принять сие во внимание и учинять подобные проверки ежегодно.

Екатерина сидела за обеденным столом среди трех братьев Орловых, уже изрядно выпивших и заканчивающих трапезу. Разговор шел размеренно и спокойно. Григорий, вдруг улыбнувшись какой-то своей мысли, вольготно откинулся на спинку сиденья.

– А что, братушки! – воскликнул он. – Семейка то у нас ничего себе учинилась! Как-никак породнились с царским родом, а?

Он крепко хлопнул по плечу рядом сидящего Федора. Тот токмо повел плечом.

– Ну-ну. Осторожней, там рана у меня.

– Кто тебя? Дал сдачи?

– А ты сомневаешься? – рассмеялся Алехан, оглядываясь на Екатерину.

– Со времен Петра Великого никому спуску не даем, – молодецки подкрутив пшеничные усы, ответил Федор.

– И кто же был ваш предок в петровские времена? – живо заинтересовалась Екатерина Алексеевна, хотя от Григория и Алексея знала кое-что о жизни их семьи.

– Кто был наш дед? – удивленно повел глазами Федор.

– Наш дед, – с явным удовольствием подхватил Григорий, – Иван Иванович Орлов в конце прошлого веку служил подполковником в одном из московских стрелецких полков. Во-от там, – протянул он, оглянувшись, – его полк выступил против царя Петра.

– Когда Петр примчался из Вены, – нетерпеливо продолжил Федор – то среди тех, кто был приговорен к смерти, оказался и наш дед, Иван Орлов. Когда его и всех его товарищей на утро стрелецкой казни подвели к эшафоту, царь Петр вдруг сам поднялся и встал около палача.

– А следом за царем, – быстрым своим слогом продолжил повествование Алексей, – на эшафот поднялся Иван Орлов, наш дед. И токмо он поднялся, как под ноги ему покатилась отрубленная стрелецкая голова. Наш дед Орлов засмеялся и пнул ее так, что она слетела с помоста на землю. После подошел к плахе и с улыбкой молвил царю Петру, мол, отодвинься, государь, здесь не твое место – мое. И с улыбкой положил голову на плаху.

Алексей склонил голову на стол, демонстрируя поступок своего деда. Федор, выпивший за столом более других, поднял его за уши и крепко поцеловал.

– Ну вот, Катенька, – продолжил Григорий, – ты же знаешь, каков был Петр. Человечище! Ему бы памятник поставить на века! Так вот, он помиловал нашего деда Ивана Ивановича за бесстрашие и удаль.

Он оглядел всех, одаривая торжествующей улыбкой. Красивое лицо его сияло.

– Родились у нашего деда сыновья, и среди них наш отец, Григорий, – продолжил Федор, не сводя глаз с Екатерины, но его тут же перебил Алексей, пробежал своей быстрой речью по дедовой биографии: