Рассечение Стоуна (Cutting for Stone) - Абрахам Вергезе

Но когда «Медикейр» принялся внедрять эту схему, возникла новая проблема. Откуда взять столько интернов? Рабочих мест больше, чем выпускников американских вузов. К тому же у них свои предпочтения и в нашу дыру они интернами не пойдут. Их же могут взять в «Мэйфлауэр»! Так что каждый год Госпиталь Богоматери и прочие больницы из категории «Эллис-Айленд» набирают интернов-иностранцев. Ты – один из сотен тех мигрантов, благодаря которым эти больницы еще дышат.

Би-Си сел.

– Если Америке что-то нужно, остальной мир в лепешку расшибется. Кокаин? Колумбия к вашим услугам. Нехватка сельхозрабочих? А Мексика на что? Игроки в бейсбол? Да здравствует Доминикана. Интерны? Индия, Филиппины, зиндабад!

Ну и дурак же я, что раньше этого не понял!

– Получается, все больницы, куда я собирался на собеседование, в Кони-Айленде, Квинсе…

– Все такие же, как мы. Весь медперсонал иностранный, как и большинство штатных врачей. Есть индийские больницы. Есть с персидским духом. Есть пакистанские и филиппинские. Слухом земля полнится. Ты привел своего кузена, он – одноклассника и так далее. А когда мы закончим обучение здесь, куда мы отправимся, Мэрион?

Я покачал головой: понятия не имею.

– Куда угодно. Таков ответ. Мы отправляемся в маленькие города, где мы нужны. Туджем, штат Техас, Армпит, штат Аляска. Куда не поедут американские врачи.

– А почему не поедут?

– Потому что там нет филармонии! Нет культуры! Нет профессиональной спортивной команды!

– И ты тоже поедешь туда, Би-Си? В маленький город? – спросил я.

– Смеешься? Думаешь, мне не нужна филармония? Или я обойдусь без приличной спортивной команды? Нет, сэр. Ганди остается в Нью-Йорке. Я родился и вырос в Бомбее, а что такое перед ним Нью-Йорк? То же дерьмо, только пожиже. Кабинет у меня будет на Парк-авеню. Здравоохранение на Парк-авеню охвачено кризисом. Люди мучаются из-за маленьких грудей, больших носов, толстого брюха. Кто им поможет?

– Неужели ты?

– Так точно, мальчики и девочки. Погодите, дамы, погодите! Грядет Ганди. Он уменьшит, увеличит, отрежет, нарастит – что пожелаете. И будет лучше, чем было!

Он поднял руку с бутылкой пива:

– Тост! Леди и джентльмены! Пусть ни один американец не покинет этот мир без иностранного врача у одра, точно так же, как ни один из жителей этой страны, я уверен, не появляется на свет без участия такового.

Глава четвертая. Один узелок за раз

Как-то днем (пошел девятый месяц моего пребывания в Госпитале Богоматери), когда мы направлялись в операционную, помощник шерифа передал Дипаку Джесудассу какие-то бумаги. Доктор принял их, не проронив ни слова, и нас поглотила работа. Далеко за полночь на перекуре в раздевалке Дипак улыбнулся мне и произнес:

– Будь на твоем месте кто-нибудь другой, он бы давно спросил меня, что это за документы.

– Если они меня касаются, ты сам мне скажешь, – ответил я.

Когда я впервые встретил Дипака, ему исполнилось тридцать семь. У него было моложавое лицо и плечи подростка, что контрастировало с мешками под глазами и пробивающейся сединой. Увидев нашу компанию в кафе, вы бы наверняка приняли за главного врача-резидента импозантного Би-Си Ганди, а не неприметного Дипака. Но когда я вспоминаю свою стажировку, то понимаю, скольким обязан этому невысокому смуглокожему скромному человеку. В операционной Дипак был терпелив, энергичен, изобретателен, скрупулезен и решителен – как и подобает настоящему мастеру.

«Не возись с иглодержателем»; «Самодисциплина в отношении рук, Мэрион. Не мельтеши. Каждому движению – свое время».

Когда я учился держать руки так, чтобы с равным усилием тянуть за оба конца узла, возникла новая проблема:

– Не расставляй локти, а то улетишь.

Работая с ним, я больше узлов развязал, чем завязал. Приходилось выдергивать целые швы и начинать сызнова, чтобы он остался доволен. Я стал по-новому подходить к освещенности и выделению нужных участков.

– Работу в потемках оставим кротам. Мы – хирурги. Его рекомендации были порой парадоксальны:

– Когда ты за рулем, смотри, куда едешь, а когда делаешь разрез, смотри, где только что был.

Дипак был с юга Индии, из Майсора. В ту ночь в раздевалке он поведал мне о том, о чем, наверное, не рассказывал никому в больнице. Когда он закончил медицинский институт, родители быстренько организовали ему женитьбу на рожденной в Британии индийской девушке, проживающей в Бирмингеме. Сама невеста не торопилась замуж, да папа с мамой настояли, им не нравилась окружавшая дочку толпа. Она прилетела вместе с родителями за несколько дней до свадьбы, а на следующий день улетела обратно, поскольку ее ждали занятия в колледже. Чтобы получить визу и присоединиться домой к жене, Дипаку потребовалось шесть месяцев. Тут оказалось, что стоит ему открыть рот, как она приходит в неописуемое смущение, будь то на публике или в узком кругу. Он провел с женой несколько недель и отправился интерном в Шотландию. Через год его повысили до ординатора, потом до старшего ординатора. Он сдал сложный экзамен на члена Королевского колледжа хирургов и получил право на волшебную аббревиатуру F. R. C. S. после своей фамилии.

– Я мог бы вернуться в Майсор. С моим титулом я бы процветал. Но я представил себе всех тех людей, что явились на мою свадьбу… и понял, что видеть их не могу.

В качестве следующего шага он устроился в Англии хирургом-консультантом при больнице.

– Рабочих мест для консультантов немного. Вакансия появляется, только если кто-то умрет.

Проработав шесть лет консультантом-дублером на «скорой», Дипак решил перебраться в Америку.

– Это значило начать все сызнова, иначе не возьмут на последипломную стажировку. В моем возрасте, с моим опытом, я на это решился.

В Америке система была своеобразная: год интернатуры, четыре года работы хирургом-резидентом с постоянным повышением (последний год в качестве главного врача-резидента) – и тебя допускают к экзаменам на сертифицированного хирурга.

– Интернатура у меня прошла в престижном месте в Филадельфии. Работы было невпроворот. – Он закрыл глаза и покачал головой. – Когда умер отец, я никому ничего не сказал. Дня свободного не попросил. Меня повысили до хирурга-резидента второго года, хотя я работал на куда более высоком уровне, фактически выполняя обязанности главного врача-резидента. А на четвертый год меня выкинули из интернатуры. Один из штатных врачей, который заступился за меня, пришел в такую ярость, что подал в отставку.

Я мог бы перейти на урологию или пластическую хирургию. Люди часто так делают, если их выбросили на этом этапе. Многие стажеры-иностранцы переходят даже на психиатрию или что-нибудь подобное. Но я обожаю общую хирургию. Тот врач, что встал на мою сторону, взял меня в другую больницу, на этот раз в Чикаго, с обещанием, что я получу повышение, если повторю третий год. Работы стало еще больше – и меня опять поперли. – Он засмеялся. – Честное слово, это помогает оставаться самим собой. Не ждать от жизни слишком многого. Бескорыстно любить хирургию. Но мне повезло. Нашелся еще один штатный врач, который протянул мне руку помощи. Он позвонил Попей, и тот меня оформил резидентом четвертого года. Вообще для Америки характерна одна вещь. Очень многие хотят тебя придержать, но находятся такие, настоящие ангелы, чья человечность компенсирует все остальное. Одним из таких ангелов стал для меня Попей.

Попей моментально произвел Дипака в главные врачи-резиденты, но с условием, что тот будет занимать эту должность в течение двух лет.

– Значит, твои полномочия прекратятся в тот же день, как я закончу интернатуру?

Молчание Дипака встревожило меня.

Он неторопливо покачал головой:

– Мы сегодня получили извещение о том, что скоро нас посетят люди с полномочиями относительно нашей учебной программы. Если им не понравится увиденное, они программу прикроют. Интернов-то у нас не слишком много. И врачей-резидентов на всех уровнях по отношению к общему числу больных маловато. Не говоря уже о преподавателях.

– А почему так получилось?

– Конкуренция. Нам повезло, что мы заполучили тебя, Нестора и Рахула. Нам требуется больше интернов, больше врачей на полных ставках. Попей уже не настолько влиятелен, чтобы привлекать хороших специалистов. В настоящий момент наша программа держится только на авторитете Попей и прошлых успехах. На бумаге у Попей все в ажуре, но если только он покачнется или распространится слух, что у него ранняя деменция, карточный домик рухнет.

Наверное, лицо у меня сделалось озабоченное, потому что Дипак сказал:

– Не волнуйся. Найдешь куда пристроиться.

– Это все было в тех документах, которые тебе вручил помощник шерифа?

– Нет, это моя так называемая жена. Ей кажется, что я зарабатываю кучу денег, поэтому неплохо бы поделиться с ней. Адвокат говорит, мне бояться нечего. Я ей ничего не должен.