Рассечение Стоуна (Cutting for Stone) - Абрахам Вергезе

– Мистер Померанц…

– Знаю,- пропыхтел тот, – смахивает на половой член. Ничего, и до него руки дойдут.

– Да я не про то…

– Называйте меня Луи.

– Луи… вы убеждены, что я именно тот человек, который вам нужен? Мое имя Мэрион Стоун.

Он сбавил ход.

– Док, взгляните внимательно на контракт, ладно? Вас-то я и ждал. Вы ведь прошли экзамены образовательного совета для иностранцев – выпускников медицинских вузов, не так ли?

Экзамен для медиков-иностранцев установил, что мои знания и опыт достаточны для последипломной стажировки в Америке.

– Да, прошел.

– Так что же вас смущает?.. Минуточку. Одну маленькую минутку. Только не говорите, что эти охламоны из Кони-Айленда или Джерси добрались до вас. Сукины дети! Я говорил сестре Магде, как нам стоит действовать. Подписать контракт вслепую. Насчет такси – это она придумала, но этого мало… – Он подошел ко мне вплотную, раздул ноздри, прищурился. – Док. Позвольте я расскажу вам об этих гиблых местах… Хотя вот что. Я дам вам угловую комнату в общежитии. С балконом. Ну как?

– Да нет, понимаете ли…

– Вас охмурили сволочи из больницы Линкольна? Из Гарлема? Ньюарка? Или вы подыскиваете предложение повыгоднее?

– Нет, уверяю вас…

– Послушайте, док, давайте оставим игры. Скажите напрямую, хотите поступить к нам в интернатуру или нет? – Он подбоченился, выкатил грудь.

– Нет, то есть да… Дело в том, что я договорился о собеседованиях в других местах… Вы оказались первыми… Мне представлялось, что попасть в интерны будет очень сложно… Я с удовольствием… Да!

– Чудесно! Тогда во имя Пресвятой Девы Марии, черт, я ведь даже не католик, подписывайте этот поганый контракт.

Я подписал, прямо у фонтана.

– Добро пожаловать в Госпиталь Богоматери. – Луи подхватил контракт, пожал мне руку и принялся оживленно жестикулировать: – Это единственное место, где я работал. Моя первая работа после службы в армии… и, наверное, последняя. Сколько докторов прошло передо мной… Из Бомбея, Пуны, Джайпура, Ахмадабада, Карачи, отовсюду. Из Африки пока никого не было. Я думал, вы не такой. Должен вам сказать, работы много. Но и доктора стараются, многому здесь учатся. Я их всех обожаю. Обожаю их кухню. Они даже научили меня любить крикет. Я от него без ума. Слушайте, бейсбол – ничто по сравнению с крикетом. Мои ребята далеко теперь, – он махнул рукой, – вкалывают в Кентукки или Южной Дакоте, где доктора в дефиците. Доктор Сингх прислал мне авиабилет в Эль-Пасо на свадьбу дочери. Если окажется в Нью-Йорке, непременно заходит.

Госпиталь Богоматери произвел на меня большое впечатление. В плане он имел форму буквы «Г», длинное крыло в семь этажей от улицы отделяла стена, у более нового короткого крыла этажей было всего лишь четыре, зато на крыше имелась вертолетная площадка. Черепичная крыша старого крыла как бы просела под тяжестью многочисленных дымовых труб, средние этажи выпятились, словно жировые отложения. Декоративная решетка вдоль свеса крыши вся позеленела, на стенах рядом с водосточными трубами виднелись ржавые потеки, напоминающие размазанную тушь. Над входом из стены торчала одинокая горгулья, ее товарка слева превратилась в безлицый обрубок. Но для меня, человека, только что прибывшего из Африки, все это свидетельствовало не об упадке, а скорее о налете времени.

– Обстановка у вас замечательная, – сказал я мистеру Померанцу.

– Мало чем можем похвастаться, но это родные пенаты, – ответил Померанц, с любовью глядя на здание.

Несомненно, имелись больницы и поновее, и побольше, так, во всяком случае, утверждали их рекламные брошюры. Но, как оказалось, слишком доверять рекламе не стоило.

Ярдах в пятидесяти от больницы находилось двухэтажное здание общежития для персонала, куда мы и направились.

В холле я сразу унюхал кориандр, кумин – знакомые запахи кухни Алмаз. На лестнице к ним добавилось то благовоние, которым Хема окуривала помещение каждое утро. Со второго этажа донеслись слабые отзвуки «Супраб-хатама» и звяканье колокольчика, словно кто-то в соседней комнате справлял пуджу*. Меня охватила тоска по родине.

Религиозный обряд, религиозный праздник в Индии.

Мы остановились, чтобы мистер Померанц смог перевести дыхание.

– Нам надо было установить промышленную вытяжку над каждой плитой. Как начнут готовить свою масалу… ладно, проехали!

По лестнице навстречу нам вприпрыжку сбегал высокий красивый индус с еще мокрыми после душа длинными волосами. Зубы у него были крупные, сильные, располагающая к себе улыбка, а лосьон после бритья изумительно ароматный.

– Би-Си Гандинесан, – протянул мне руку индус.

– Мэрион Стоун.

– Отлично! Называйте меня Би-Си или Ганди. Или просто капитан. Играете?..

– Кипер, – радостно известил Померанц. – И открывающий бэтсмен.

Би-Си Ганди хлопнул себя по лбу и пошатнулся.

– Бог велик! Чудесно! Сможете защитить калитку от быстрого боулера? По-настоящему быстрого?

– Такие мне нравятся больше всего, – кивнул я.

– Потрясающе! Я врач-стажер с четырехлетним сажем. В следующем году стану главным врачом-резидентом*. Сейчас у нас главный Дипак. Кроме того, я – капитан команды больницы Богоматери. Два года подряд выигрывали межгоспитальный приз. Пока эти гады не приволокли в прошлом году бэтсмена из Хайдерабада. Игрок международного уровня. Я большие деньги потерял. Целый год с долгами расплачивался.

* Резидентура – в США последипломная больничная подготовка врачей, предусматривающая специализацию в течение одного года интерном и в течение 3-5 лет – резидентом.

– Балбесы, – сказал Луи. – Результаты последней игры следовало отменить.

– Оказалось, их звезда-бэтсмен на самом деле вовсе не доктор, – продолжал Би-Си. – Он эксперт по копировальным машинам. А по документам на момент игры – врач, Лу. Так что мы денег обратно не получим.

– Вот прощелыги, – проворчал Лу. – Они нас просто убили.

– В этом году у нас будет свое секретное оружие, – сообщил мне Би-Си, обняв Лу. – Я лично летал на Тринидад, чтобы призвать нового игрока в наши ряды. Скоро ты с ним увидишься. Гениальный малый. Высокий, сильный. Шесть футов четыре дюйма. Боулер на все руки. А вот на калитке у нас не было никого. Теперь мы покажем этим пройдохам! Кубок будет наш! А теперь отбой! Мэрион, увидимся на тренировке через двадцать четыре часа.

Глава вторая. Излечение от болезней

– Пациент усыплен. Чего ждем? Кто лечащий врач? – спросил доктор Рональдо.

– Я, – ответил я.

Рональдо покрутил ручку на наркозном аппарате, как будто это известие заставило его изменить состав газовой смеси.

– Главный надо мной – Дипак, – сообщил я, но Рональдо никак не отреагировал.

Руфь, операционная сестра, раскрывая свою кювету, покачала головой:

– Боюсь, нет. Только что звонил Попей. Он желает провести операцию. Мэрион, тебе лучше перейти на эту сторону.

– Попей! Боже сохрани! – Доктор Рональдо хлопнул себя по щеке. – Сломайте часы. Позвоните моей жене и передайте, что я опоздаю к ужину.

Я ощутил аромат «Брута» и табака «Уинстон», и рядом со мной возник Би-Си Ганди. Наверное, перекуривал в раздевалке.

– Знаю. Слышал, – выпалил он, не успел я и рта открыть. – Я тут в соседнем помещении занимаюсь желчным пузырем. Слушай-ка, Мэрион, если Дипак не явится прежде Попей, твоя задача – инфицировать старика, как только Попей возьмется за скальпель.

– Что? Каким образом?

– Не знаю. Поковыряй у себя в заднице и запачкай ему перчатку. У тебя ведь котелок варит. Придумай что-нибудь. Только не дай ему сделать разрез, ладно?

С этими словами Ганди вышел.

– Он серьезно? – недоуменно спросил я. Рональдо сказал:

– Ганди вечно хохмит. Но он прав. Инфицируй его. Я повернулся к сестре Руфи в надежде на помощь.

– Моли Богоматерь о заступничестве, – произнесла та. – И инфицируй его.

Пошла двенадцатая неделя моей интернатуры на хирургическом отделении Госпиталя Богоматери – Вечной Заступницы.

Я и не подозревал, что мое знакомство с Америкой за стенами больницы за три месяца ограничится тридцатиминутной поездкой из аэропорта в Бронкс.

Достаточно было проработать в госпитале неделю, как мне стало казаться, что я перебрался из Америки в какую-то другую страну, где днем и ночью светят все те же люминесцентные лампы и где больше половины граждан говорят по-испански. Когда они переходили на английский, это был совсем не тот язык, который я ожидал услышать на земле Джорджа Вашингтона и Авраама Линкольна.

Три месяца в Госпитале Богоматери промелькнули стремительно. У нас был жуткий кадровый дефицит по сравнению с нормой, принятой в других американских больницах, но эта норма была мне неведома. В Миссии в лучшие времена было не больше четырех-пяти врачей, здесь же одном только хирургическом отделении – двенадцать. Но в отделении интенсивной терапии стольким пациентам со сложными травмами поддерживала жизнь искусственная вентиляция легких, мы производили такую массу анализов и бумажной работы – никакого сравнения с Миссией, где Гхош и Хема вносили немногочисленные пометки в историю болезни, перекладывая прочую писанину на сестер. Я узнал, что эти бесшумные длинные американские машины, настоящие гостиные на колесах, при авариях наносят чудовищные травмы. Бригады скорой помощи доставляли нам пострадавших, не успели еще колеса на перевернутых автомобилях перестать крутиться, спасали людей в таком состоянии, о котором в Миссии и не слыхивали, поскольку в Эфиопии их до нас попросту не довозили. А тут полицейским, пожарным и врачам и в голову не приходило, что этому человеку уже ничем не поможешь.