Вечные хлопоты. Книга вторая - Евгений Васильевич Кутузов

Узнав об этом, Ираида Александровна искренне возмутилась.

— Ты понимаешь, что такое жить на частной квартире?! — взявшись за голову, говорила она. — Туда не ходи, здесь не садись, поздно не возвращайся, гостей не приглашай!..

— Моя хозяйка не такая, — сказала Наталья.

— Ха! — сказала Ираида Александровна, окутываясь дымом. — Все домовладельцы, Наташенька, одинаковые.

— Ты тоже?

— Мы комнат не сдаем. Зато сами, пока строились, намучились по частным углам. Не понимаю я тебя! Чем тебе плохо в гостинице? Редакция оплачивает... И комнату тебе обещают в новом доме...

— Надоело в гостинице, — призналась Наталья. — Живешь, как на вокзале. И шумно. Иногда поработать хочется вечером, так обязательно кто-нибудь из жильцов в очередном загуле.

— Вот в этом есть своя сермяжная истина... — проговорила Ираида Александровна. — Слушай, перебирайся тогда к нам! — предложила она и, похоже, обрадовалась.

— Спасибо, поживу там.

— Смотри. Кстати, ты серьезно решила писать о Белове?

— Серьезно.

Ираида Александровна пожала плечами и воткнула в пепельницу окурок.

— Он интересный человек, — продолжала Наталья, — делает полезное дело...

— Да я ничего. ЗЕТ одобрил?

— В общем, одобрил.

Желание написать об Аркадии Петровиче возникло у Натальи тотчас после встречи с ним. Даже не столько о нем лично, сколько о привязанности человека к земле, на которой жили и трудились его предки, к Родине, о чувстве долга перед нею и перед ушедшими, о бережном и любовном отношении к оставленному предками наследию. И о ребятах, которые много помогают Аркадию Петровичу и, помогая, учатся уважению к истории своего народа, ибо история — это ведь биография твоей Родины, а не просто хронологическая таблица в конце учебника, не просто далекие победы и поражения, имена творцов и деспотов...

Очерк писался трудно, Наталья не имела опыта, но, кажется, получался. Когда он был почти готов, неожиданно заболел редактор, а вместо него — тоже неожиданно — остался Подлясов, хотя по должности положено было заменить редактора Христофоровой.

В первый же день Подлясов собрал сотрудников редакции.

Сидел он за столом Зиновия Евграфовича, и на столе не было ни бумаг, ни старых газетных полос — только телефон и чернильный прибор. Исчезла и табуретка с плиткой и чайником. Теперь это был именно рабочий, служебный кабинет, но — странное дело — не хватало как раз рабочей обстановки, которую создавал домашний беспорядок.

— Все вы знаете, что Зиновий Евграфович тяжело болен, — скорбно сказал Подлясов. — Факт весьма печальный, товарищи... Но будем надеяться, что все обойдется хорошо...

— А сам мечтает, сукин сын, чтобы ЗЕТ не поправился, — шепнула Наталье Ираида Александровна.

— Товарищ Колесникова, вы хотите что-то спросить? — Подлясов строго смотрел на нее.

— Нет, продолжайте.

— Благодарю. Замещать редактора на время его болезни поручено райкомом партии мне. Это решение согласовано с Марией Павловной. — Он повернулся к Христофоровой, и она согласно кивнула. — Теперь о наших делах и планах. Я изучил редакционный план... — Он достал из стола папку и положил перед собой. — Не буду скрывать: меня не все устраивает. Тем не менее, я не считаю себя вправе подвергать этот план ревизии. Но одно пожелание у меня есть, товарищи: побольше информации! Все это хорошо — фельетоны, очерки, репортажи, однако... — Подлясов обвел всех глазами, и Наталье показалось, что на нее он посмотрел особенно пристально. — Наша первоочередная задача — информировать читателей о жизни города и района. Это не исключает постановку в газете нравственных и морально-этических проблем, проблем воспитания и так далее, но, повторяю, информация прежде всего. — Он раскрыл папку. — Наталья Михайловна, у вас в работе очерк из цикла «Люби и знай свой край»...

— Да.

— Тема важная. Когда вы сможете сдать материал?

— Дня через два.

— Хорошо, — он что-то пометил в плане. — Ираида Александровна, я понимаю, что вам трудно управляться с хозяйством, поскольку ваш муж часто выезжает в район, тем не менее я убедительно прошу вас не злоупотреблять рабочим временем для личных нужд.

— Я учту вашу просьбу, — сказала Колесникова.

Наверное, с полчаса после совещания Ираида Александровна неистово и молча работала. Исписанные крупным, угловатым почерком листки вылетали у нее из-под руки, как из печатной машины. Заглянул Володя, чтобы обсудить создавшееся положение, — она жестом прогнала его. Заливался телефон — она снимала трубку и тут же клала ее. Наталья наблюдала за ней и ждала, когда же Ираида Александровна заговорит, потому что целых полчаса молчания слишком много для нее.

Очередной листок, исписанный наполовину, полетел в корзину.

— Факт весьма печальный!.. — выкрикнула она, передразнивая Подлясова. — Прохвост! Он знает, что ты пишешь очерк о Белове?

— Видимо, знает, — ответила Наталья.

— Впрочем, сие не имеет значения. Можешь бросить свой очерк в корзину.

— Ты так думаешь?

— Не думаю, а знаю. Думать и знать, Наташенька, не одно и то же. — Ираида Александровна посмотрела на часы. — Мне необходимо сбегать домой. Если что, я в «Сельхозтехнике».

— Не боишься?

— В гробу я его видела! Он считает, сколько я работаю дома по ночам?.. Вообще уйду из редакции. Не вернется ЗЕТ, немедленно уйду. Устроюсь дояркой. Я страшно люблю, как пахнут коровы и парное молоко.

В тот же вечер, просидев далеко за полночь, Наталья дописала очерк. Утром отдала машинистке, а к обеду отнесла Подлясову. Она не думала, что он прочтет сразу, однако Подлясов прочел и вызвал ее к себе.

Рукопись лежала на столе.

— Все это, Наталья Михайловна, очень любопытно. — Он улыбнулся, как бы подчеркивая свое расположение. — Но меня смущает одно обстоятельство... Поймут ли нас? Я вот читал очерк и думал: а тот ли Белов герой, о котором нужно рассказать?

— Наверное, он совсем не герой, — сказала Наталья. — Но его судьба...

— Именно судьба! — перебил ее Подлясов. — Человек сам кузнец своего счастья, верно?

— Отчасти.

— Простите, кто ваши родители?

— Меня воспитывал дедушка.

— Извините, я не знал. А он кто?

— Кузнец, — сказала