Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую - Маргарет Макмиллан

Британцы, утверждал Энджелл, сохраняли свою империю, позволяя колониям (а особенно – доминионам) процветать, от чего выигрывали все участники процесса и сберегались ресурсы, которые в ином случае могли быть потрачены на конфликты. Эта фундаментальная истина была, по мнению публициста, хорошо известна предпринимателям. В каждом случае, когда в течение последних десятилетий обострялись международные отношения и возникала опасность войны, бизнес терпел убытки. А потому финансисты Лондона, Нью-Йорка, Вены или Парижа были в равной степени заинтересованы в том, чтобы общими усилиями положить начавшемуся кризису конец – «не из соображений альтруизма, но из коммерческого самосохранения»[750].

Энджелл, однако, предостерегал, что большинство европейцев находится в плену опасного заблуждения и считает, что в определенных условиях война необходима. Континентальные державы укрепляли свои армии, а Англия с Германией были вовлечены в гонку вооружений на море. Европейцам могло казаться, что их мощные армии предназначены лишь для обороны, но общим следствием распространения милитаризма и гонки вооружений было то, что война сама по себе становилась все более вероятным исходом. Европейские политические лидеры тоже должны понять, что от «великой иллюзии» пора избавиться: «Если бы государственные деятели Европы могли бы на мгновение отложить в сторону все не относящиеся к делу соображения, которые лишь затуманивают их рассудок, то они бы увидели, что в нынешних обстоятельствах ценность любого трофея будет непременно уступать затратам на его силовой захват»[751]. Принимая во внимание напряженную обстановку в тогдашней Европе, нужно признать, что книга Энджелла вышла как нельзя вовремя. Его идеи вдохновили множество сторонников мира. Король Италии, очевидно, читал «Великую иллюзию» – как и германский кайзер, у которого книга вызвала «острый интерес». В Англии его работа произвела глубокое впечатление и на министра иностранных дел сэра Эдварда Грея, и на лидера оппозиции, Бальфура[752]. Адмирал «Джеки» Фишер описал ее как «манну небесную»[753]. Его собственные взгляды на войну были весьма просты – он ее не желал, но был готов драться до конца, если придется[754].

Поклонники теории Энджелла объединялись в группы и стремились добиться того, чтобы идеи так называемого «энджеллизма» начали преподавать в университетах.

В последние десятилетия XIX в. и в начале века XX по всей Европе и даже в Северной Америке быстро развивались организованные движения за мир, против гонки вооружений и милитаризма в целом. Движения эти опирались главным образом на средний класс, хотя и не только на него. В 1891 г. в Берне было создано Международное бюро мира, которое существует до сих пор, координируя работу местных пацифистских обществ (особенно религиозных организаций вроде «Друзья-квакеры за мир») и международных организаций в целях разоружения и решения спорных вопросов через арбитраж. В те годы проводились «крестовые походы мира», подавались мирные петиции правительствам, организовывались конгрессы и конференции по вопросам укрепления мира… Вошли в обиход и новые понятия, описывавшие как неприятие войны при любых обстоятельствах, так и попытки ограничить или предотвратить ее. Само слово «пацифизм» и его производные – тому пример. В 1889 г., в годовщину Французской революции, 96 депутатов парламентов девяти различных стран встретились в Париже и основали Межпарламентский союз, обязавшись трудиться над мирным разрешением спорных вопросов между своими государствами. К 1912 г. в этом союзе состояло 3640 человек из двадцати одной страны – главным образом из Европы, но и США с Японией были представлены тоже. В 1899 г. состоялся первый из двадцати предшествовавших Великой войне Всеобщих мирных конгрессов, на котором присутствовало 300 делегатов из Европы и США[755]. В 1904 г. конгресс собрался в Бостоне и на церемонии открытия даже выступил госсекретарь США Джон Хей. «Дело мира» стало настолько респектабельным занятием, что даже старый циник фон Бюлов в 1908 г. приветствовал членов Межпарламентского союза в Берлине. В своих мемуарах Бюлов написал, что лично он считал «мечты и иллюзии» большинства пацифистов глупыми, но само это мероприятие давало хорошую возможность «подорвать ряд антигерманских предрассудков»[756].

О доморощенных пацифистах Бюлову особенно беспокоиться не приходилось. Все германское мирное движение никогда не превышало по численности 10 тыс. человек, происходивших главным образом из более бедной части среднего класса. В отличие, например, от Великобритании это движение не сумело привлечь ни знаменитых ученых, ни преуспевающих бизнесменов, ни представителей аристократии. Если в Англии и США высшие церковные иерархи поддерживали борьбу за мир, то в Германии они осудили ее на том основании, что война – часть Божьего промысла[757]. В стороне от мирных инициатив остались и германские либеральные круги – это во Франции и в Англии они были проникнуты пацифизмом, а немецкие либералы были до такой степени охвачены энтузиазмом по поводу объединения Германии и великой победы над французами, что искренне поддержали новую империю и почти позабыли свое скептическое отношение к Бисмарку и его авторитарному, антилиберальному режиму. Даже леволиберальная Прогрессистская партия регулярно голосовала за выделение средств на развитие армии и флота[758]. Борьба за мир не была особенно популярным занятием в стране, возникшей благодаря военным успехам и питавшей огромное уважение к людям в форме.

Точно таким же малочисленным и незначительным было и мирное движение в Австро-Венгрии. Вдобавок оно еще и погрязло в межнациональных конфликтах. Например, немецкоязычные либералы, которые в 1860-х и 1870-х гг. были противниками войны, постепенно начали поддерживать империю Габсбургов. Они по-прежнему выступали за возможно более широкое распространение арбитража в международных делах, но при этом стояли и за всеобщую воинскую повинность, и за проведение более активной внешней политики[759].

Еще дальше на востоке, в России, пацифистские устремления проявляли только представители маргинальных религиозных сект – например, духоборы. Впрочем, можно сказать, что Лев Толстой сам по себе представлял собой целое общество по борьбе за мир.

В предвоенные годы пацифисты пользовались наибольшим влиянием в Соединенных Штатах, но и англичане с французами не очень далеко ушли от заокеанских единомышленников. В истории каждой из стран пацифисты могли отыскать (и часто отыскивали) примеры того, как люди смогли преодолеть внутренние противоречия и даже открытые конфликты вроде гражданских войн и революций, что в итоге позволило создать стабильные и процветающие общества с работающими должным образом социальными институтами. Мировой миссией этих успешных стран становилось распространение своей более высокой цивилизации ради общего блага. Теодор Рузвельт сказал об этом так: «Мы стали великой нацией и должны вести себя, как подобает народу, облеченному такой ответственностью»[760].

Американский пацифизм уходил корнями глубоко в историю этой страны и в начале XX в. питался теми же устремлениями, что были в принципе характерны для прогрессивной части общества, стремившейся тогда не только изменить к лучшему порядки у себя дома, но и принести справедливость и мир другим народам. Политики, члены духовенства и выступавшие с выездными лекциями активисты распространяли эти убеждения по всей территории США, и граждане энергично занялись самоорганизацией, совершенствуя работу местных властей, расчищая трущобы, искореняя пьянство и устанавливая общественный контроль над коммунальными службами. Одновременно с этим шла и борьба за международный мир. С 1900 по 1914 г. возникло порядка сорока пяти новых пацифистских обществ, опиравшихся на поддержку со стороны бизнеса и академической среды, а могущественные организации вроде Женского христианского союза трезвости имели в своей структуре особые подразделения, посвященные теме борьбы за мир[761]. С 1895 г. на озере Мохонк (штат Нью-Йорк) стала ежегодно проходить конференция по вопросам международного арбитража, спонсируемая Альбертом Смайли, коммерсантом из числа квакеров. В 1910 г. Эндрю Карнеги учредил Фонд Карнеги за международный мир, причем создатель фонда особо отметил, что после окончательного установления такого мира остаток средств можно будет употребить на решение прочих проблем человечества[762].