Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую - Маргарет Макмиллан

Как только ее роман открылся, жизнь в Вене сделалась для Берты невозможной, и она приняла импульсивное решение уехать в Париж, где стала личным секретарем богатого шведского промышленника Альфреда Нобеля. Они тогда еще не подозревали, что таким образом началось их сотрудничество в борьбе за дело мира. Проработав так несколько месяцев, она все же решила последовать зову сердца, вернулась в Австрию и тайно сбежала вновь – но уже вместе с Артуром фон Зутнером. Молодая пара отправилась в Россию, на Кавказ, где они едва сводили концы с концами до тех пор, пока Берта не обнаружила у себя литературный талант. Она начала писать книги и небольшие статьи для различных изданий на немецком, а Артур, оказавшийся куда менее сильной и энергичной личностью, давал в это время уроки французского и верховой езды. Там же молодая женщина впервые непосредственно столкнулась с ужасами войны – в 1877–1878 гг. Россия воевала с Турцией, и боевые действия охватили не только Балканы, но и Кавказ. В 1885 г. супруги вернулись в Вену, и к этому моменту Берта уже была полностью убеждена в необходимости навсегда положить конец всем войнам. В 1889 г. вышла ее самая известная книга – «Долой оружие!». Это была трогательная и мелодраматичная история молодой женщины благородного происхождения, которой предстояло столкнуться с суровыми испытаниями, включая нищету, холеру и даже гибель ее первого мужа на поле сражения. Она выходит замуж вторично, но тут начинается война между Австрией и Пруссией. Ее избранника призывают на службу, и главная героиня, презрев запрет родственников, отправляется в армию на его поиски. Так она становится свидетельницей того, в каком ужасном состоянии находились раненые после прусской победы при Кениггреце. Ей удается воссоединиться с мужем, но не надолго – во время Франко-прусской войны и Коммуны пара оказывается в Париже, где супруга героини расстреливают, обвинив в шпионаже. Лев Толстой, прочитав роман, заметил: «Видно горячее убеждение, но бездарно»[734]. Тем не менее книга пользовалась огромным успехом и была переведена на ряд иностранных языков, включая английский. Вырученные при этом средства позволили баронессе фон Зутнер обустроить жизнь своей семьи и финансировать бесконечную и неутомимую борьбу за мир.

Она оказалась великолепным публицистом и прекрасным лоббистом. Помимо всего прочего, она в 1891 г. основала Австрийское общество мира и много лет редактировала издаваемый им журнал. Кроме того, она вела активную работу в Комитете англо-германской дружбы, бомбардировала мировых лидеров градом петиций и писем, писала статьи и книги, в которых просвещала общественность в отношении опасности милитаризма, истинной цены военных конфликтов и тех средств, с помощью которых последние можно предотвращать. Она выступала на различных конференциях и мирных конгрессах, ездила с лекциями в специальные турне, а в 1904 г. президент Теодор Рузвельт даже принимал ее в Белом доме. Берта также смогла заручиться поддержкой обладателей крупных состояний, включая князя Монако и американского промышленника Эндрю Карнеги, – а самым значительным покровителем ее движения стал ее старый друг и бывший наниматель, Нобель. Своим состоянием он был обязан тому, что запатентовал и производил новое мощное взрывчатое вещество – динамит. Изначально он был предназначен для горных разработок, но в дальнейшем стал применяться и для нужд военной промышленности, увеличив разрушительную силу современного оружия. Нобель однажды сказал баронессе фон Зутнер: «Хотел бы я создать вещество или машину настолько пугающе разрушительной мощи, что любая война после этого стала бы совершенно невозможной»[735]. Когда в 1896 г. он скончался, то завещал часть своего значительного состояния в качестве награды за успехи в области укрепления мира. Баронесса, снова начавшая было испытывать финансовые трудности, использовала все свои таланты, чтобы эта награда досталась ей, что и произошло в 1905 г.

Взгляды Берты фон Зутнер во многом были продуктом оптимистичного XIX в. с присущей ему верой в науку, разум и прогресс. С ее точки зрения, европейцев легко будет убедить в том, насколько глупым и бессмысленным занятием является любая вой на. Баронесса непоколебимо верила, что, как только глаза людей откроются, они все в едином порыве присоединятся к ней и поставят войны вне закона. Хотя она и разделяла веру социал-дарвинистов в принципы эволюции и естественного отбора, она, как и многие другие тогдашние борцы за мир, толковала их иначе, чем милитаристы и военные вроде ее соотечественника Конрада. По ее мнению, неизбежной являлась не борьба за существование, а мирная эволюция общества в направлении лучшей и более мирной жизни. Она писала: «Мир станет необходимым следствием общественного прогресса… С математической достоверностью можно сказать, что с течением веков воинственный дух человечества постепенно угаснет». Джон Фиске, известный американский писатель и лектор последней четверти XIX в., способствовал популяризации теории «явного предначертания», согласно которой США должны были распространить свое влияние по всему миру. Он полагал, что это произойдет мирным путем, посредством роста экономической мощи Соединенных Штатов: «Торжество индустриального типа цивилизации над военным типом в итоге станет окончательным». Война как инструмент относилась к более ранней стадии эволюции общества и в глазах Зутнер являлась социальной аномалией. Крупные ученые по обе стороны Атлантики присоединились к ней в осуждении войны, как биологически контрпродуктивной практики – на войне гибли лучшие, наиболее способные и благородные члены общества. Она вела к выживанию «наименее приспособленных»[736].

Растущий интерес к проблеме мира отражал произошедшие с XVIII в. изменения в восприятии международных отношений. Их больше не считали «игрой с нулевой суммой» – в XIX в. стала обсуждаться идея такой системы отношений между странами, в которой мир был бы выгоден всем. Вся история этого столетия, казалось, показывала, что эта система вот-вот пробьет себе дорогу. С 1815 г., когда закончились Наполеоновские войны, Европа в целом жила довольно мирно, а случавшиеся военные конфликты имели небольшой масштаб. Одновременно с этим европейские страны достигли огромного прогресса в экономическом и техническом отношении – естественно, этот прогресс связывали с отсутствием больших войн. Кроме того, все больше людей приходило к выводу, что было бы желательно установить некие общие стандарты, которые определяли бы поведение государств. Мало кто сомневался, что со временем будет сформирован комплекс международного права и возникнут соответствующие организационные структуры – точно так же, как это некогда произошло внутри отдельных государств. В XIX в. великие державы Европы все чаще сотрудничали в ходе различных кризисных ситуаций – например, в вопросах, связанных с потрясениями в распадающейся Османской империи. Это и все большая популярность арбитража при разрешении межнациональных конфликтов, на первый взгляд, свидетельствовали о том, что постепенно, шаг за шагом, удастся заложить основания для механизмов, которые в будущем позволят более эффективно управлять течением международных дел. Война же стала считаться непродуктивным и слишком дорогим инструментом внешней политики.

Состояние самой Европы служило еще одним доказательством того, что война вскоре станет никому не нужна. Составляющие ее страны оказались так тесно переплетены между собой экономически, что торговые пути и образованные инвестициями связи между капиталами теперь легко преодолевали даже границы враждебных друг другу военных союзов. В предвоенный период объемы англо-германской торговли росли с каждым годом: в период между 1890 и 1913 гг. британский импорт из Германии утроился, а экспорт в Германию – удвоился. Франция ввозила из Германии почти столько же, сколько из Англии, а сама Германия при этом зависела от поставок французской железной руды, необходимой для работы немецких металлургических заводов[737]. Примечательно, что полвека спустя – после двух мировых войн – Франция и Германия совместно образовали Европейское объединение угля и стали, ставшее позже основой для Евросоюза. Возвращаясь же к Британии, отметим, что она в то время была мировым финансовым центром и потоки капиталов, направленные в Европу и из нее, протекали именно через Лондон.

Вследствие этого большинство экспертов довоенных лет полагало, что война между великими державами привела бы к коллапсу международных финансовых рынков и прекращению торговли, что повредило бы всем без исключения, – а потому считалось, что такая война ни в коем случае не могла бы продлиться дольше нескольких недель. Правительства утратят доступ к кредиту, а население будет охвачено волнениями, ведь запасы продовольствия быстро истощатся. Даже гонка вооружений мирного времени заставляла государства залезать в долги, повышать налоги или прибегать к обоим этим средствам одновременно – что само по себе увеличивало народное недовольство. Быстро развивающиеся молодые державы, вроде Японии или США, не несли подобной нагрузки, устанавливали более низкие налоги и потому имели преимущество в конкурентной борьбе со Старым Светом. Ведущие специалисты в области международных отношений указывали на рискованное положение Европы, которая из-за этого могла постепенно утратить свое значение и ведущее положение в мире[738].