Kurohibi. Черные дни - Gabriel

взгляд Рей слегка смягчился, и она даже расслабила плечи, перестав зажиматься и сведя руки за спиной, так что Синдзи, ощущая все нарастающий жар в груди и расплывающееся по венам опьяняющее чувство соблазна, ласково провел руками по ее шее, погладил плечи, успокоив дрожащую девушку, а затем бережно взял ее руки и подтянул запястья к ступням. К счастью, голубовласка поддалась сама, немного выгнув спину и запрокинув голову с закрытыми глазами, поэтому Синдзи без затруднений смог взять бельевую веревку, отрезать ножницами кусок и ими же разрезать свой платок надвое. После чего он примотал кусками платка запястье девушки к лодыжке и поверх зафиксировал веревкой, стянув ее большим узлом, но так, чтобы бечевка не врезалась в кожу и не перекрывала кровоток. Проделав аналогичную операцию со вторым запястьем, Синдзи окинул взглядом связанную и зафиксированную в сидячем положении Рей и удостоверился, что веревка нигде не режет и что есть небольшой простор для движения. Узел был затянут не намертво, так чтобы Рей смогла бы высвободиться и привстать, на ощупь развязав узлы за спиной, но на это ушло бы некоторое время. Теперь оставалось лишь усложнить ее задачу.

— Приготовься, моя сладкая. Сейчас будет кульминация.

Он схватил несильно забившуюся и тихо пикнувшую девушку на руки, поднес ее над обмотанным прозрачной лентой и истекающим маслом штырем и очень осторожно, плавно стал опускать таз вниз, чтобы «головка» оказалась прямо над входом в попку. Рей, ощутив прикосновение скользкого, гладкого от слоя ленты колпачка к анусу, дернулась и со стоном испуга забилась на руках Синдзи, но тот, стараясь не совершать резких рывков, медленно развел пальцами ее ягодицы и осторожно насадил попку голубовласки на головку штыря.

— Мг-м… — натужно пискнула Рей, но, плотно сжав губы, больше не издала ни звука — от сильного напряжения ей сковало грудь.

Толстая головка благодаря смазке и весу девушки без труда раздвинула сфинктер и колечко ануса, погрузившись внутрь на несколько сантиметров и растянув кожицу вокруг дырочки. Синдзи ощутил, как Рей буквально одеревенела в его руках, боясь шевельнуться и даже вдохнуть, и лишь учащенное биение ее взволнованного сердечка отдавалось эхом по всему телу, вызывая у нее приступы дрожи волна за волной. Когда Синдзи еще немного опустил бедра девушки и головка на ножке табурета окончательно погрузилась в ее нутро, Рей вдруг запрокинула голову назад, широко распахнула глаза и протяжно заскулила через нос, сжав губы так сильно, что они слились в одну тонкую побелевшую линию. Шпиль вошел едва ли на треть, а его конец уже прошел узкую верхнюю границу сфинктера и погрузился вглубь прямой кишки, так что дальнейшее проникновение уже проходило легко и без сопротивления изнутри. Когда попка прошла половину пути и уже стала подступать к основанию табурета, Рей не выдержала и сдавленно натужно вскрикнула:

— Гха-ах!..

Ее напряженные мышцы на бедрах и животе словно завибрировали, учащенно и ритмично сокращаясь в конвульсиях, плечи затряслись, а из груди сквозь стиснутые зубы донесся тихий стон.

— Потерпи еще чуть-чуть, — ласково прошептал Синдзи. — Осталась самая малость.

Он продолжал опускать девушку, пока ее ноги не коснулись пола, а попка целиком не поглотила шпиль, чья головка сейчас должна была находиться на вершине прямой кишки в центре ее живота. Подождав, пока у Рей прекратятся судорожные спазмы и ее дыхание, сорвавшееся в хриплый стон, нормализуется, Синдзи осторожно отпустил бедра девушки, отчего та с тихим мучительным писком слегка просела, и стал гладить ее по всему напряженному телу, стараясь расслабить скованные мышцы и унять боль. И вот, когда голубовласка слегка угомонилась, Синдзи растянул связку бельевой веревки, обмотал ее по кругу вдоль тела над грудками и под ними так, чтобы мягкие округлости, сдавленные сверху и снизу, напряглись и подались вперед, засияв выпятившимися покрасневшими сосками. Рей натужно застонала, однако Синдзи, не обращая на это внимания, протянул концы веревки через ее плечи, скрестил их за спиной и привязал их к узлам на запястьях, так чтобы теперь девушка не смогла подняться и повалить за собой табурет.

— Вот и все, Рей, тебе это удалось, — он поцеловал голубовласку в лоб на по-прежнему запрокинутой голове.

— Г-Глубоко… — заплетающимся языком протянула она. — В животе…

Но Синдзи в ответ лишь улыбнулся, потрепав ее макушку.

— Внутри… давит… — ее тяжелое дыхание будто бы начало источать жар, а на лице возникло выражение безрассудного помешательства от переполняющих нутро ощущений. — Я чувствую это… в себе…

— Уже не так больно? — улыбнулся Синдзи.

Рей с заминкой рывками помотала головой.

— Выдержишь?

Она коротко простонала, что, видимо, означало согласие.

— Хорошо, Рей-тян. Тогда я оставлю тебя здесь подумать над своим поступком. Приятного времяпрепровождения!

На смятенном и распаленном лице девушки вдруг мелькнула тень панического страха, едва пробивающегося сквозь страдальческую гримасу боли. Голубовласка только лишь слабо заерзала и мучительно раскрыла рот, попытавшись что-то сказать, однако трение и нажим глубоко всаженного внутрь живота шпиля вновь сковало ей грудь, и вместо связанной речи раздался лишь натужный стон.

Впрочем, Синдзи уже был у двери на выходе из квартиры, где, на прощение еще раз окинув связанную и мучительно извивающуюся девушку, тяжело сглотнул, подавив соблазн прекратить эту пытку и заняться любовными ласками сразу на месте, и затем с притворно задорной улыбкой произнес:

— А по-настоящему накажем мы тебя завтра, сокровище ты мое. До скорого.

Возвращаясь домой, в голову Синдзи постоянно закрадывалась мысль — сможет ли голубовласка выпутаться из западни, не туго ли завязаны узлы и не онемеют ли ее конечности, однако он твердо решил не поддаваться сомнениям и довести дело до конца. Возвращение сейчас оказалось бы проявлением слабости, а он хотел преподать девушке урок, но в первую очередь — ему доставляло удовольствие осознание того, что она сейчас извивалась и мучилась от острых чувств, сидя на полу, с огромным штырем в животе, связанная и совершенно беспомощная. Эта мысль, хоть и пришла последней, на секунду показавшись чужой, будто внедренной извне, спустя некоторое время разлилась неожиданно приятным тягуче-медовым теплом, маняще сладким, будоражащим кровь. Синдзи не хотелось сопротивляться возникшему чувству, наоборот, устроившись поудобнее на кресле вагона метро и прикрыв глаза, он с радостью и наслаждением поддался вожделению, растворяясь в прогоняющей все тревоги желанной тьме.

В квартиру Мисато-сан он прибыл уже на закате, только сейчас удивившись, сколь много времени заняла прогулка к Рей. На верхнем этаже дома по-прежнему горел одинокий свет, и Синдзи горько усмехнулся.

«Меня не было